Стражи Армады. Предел везения - Андрейченко Владимир - Страница 21

– Ты это о чем, Михалыч? – не понял Сиплый.

– Дак сам посуди, у Нафани-то сейчас своего дома нет. Сгорел, вроде. А мы с вами в доме находимся. Раз ничего плохого не произошло, значит, он с «хозяином» здешним договорился полюбовно. И это его дом теперь. Хоть и на время – пока Везунчик здесь находится. Вишь, как вчера порядок-то наводил? Пылюку из хаты – прочь, ведро с трубы – на фиг! Хе-хе-хе! А может, здесь у него подруга живет? Тоже, небось, ночку красиво провел… Спасибо Везунчику. Щас, поди, отсыпается после бурного романа…

Вся троица весело засмеялась.

– Ну, а дальше-то что, Михалыч? – спросил заинтересованно Сиплый после полученной дозы юмора.

– Да, – вставил слово Артем. – А что такое Око?

– А что дальше? Дальше – больше… Око, говоришь? Вот это и есть самая главная загадка и легенда Зоны. Рассказывают, будто в Саркофаге каменная глыба стоит, да светится вся. Может, и правда – это метеорит какой, а может, и человеческих рук дело. Кто знает… Да только сталкеры его еще «Исполнителем желаний» кличут. Мол, кто до него дойдет и желание ему свое выложит, у того оно обязательно сбывается. И все считают, что именно он является самой серединкой, на которой жизнь Зоны держится. Это как у Кощея Бессмертного в сказках твоих, смерть – на конце иглы. Так и у Зоны – в Оке заключена. Вот поэтому и говорю, что разнес бы его ко всем чертям, будь на то моя воля… Только добраться туда ой как нелегко! И монстров толпы, и аномалий натыкано разных, и военные кордоны. А еще, засели вблизи Саркофага сектанты одни… Много их там набралось! И зовут они себя – «Легион», поклоняются Оку этому, как боженьке, да охраняют его от глаза чужого. Как ни прискорбно, но нам со Степой туда не добраться вовек, – Квашня сделал небольшую паузу. Потом лукаво взглянул на Артема и заключил: – Вот, может, ты бы дошел со свитой своей? Ну, с Нафаней. Вишь, как он тебя бережет? Глядишь, и с монстрами он бы договорился полюбовно… Хе-хе-хе! Да не боись, паря, шуткую я. Невозможное это дело – к Оку ходить. Даже для Нафани твоего погибельное. Ну, ладно. Хорош демагогию разводить! Хотели сказок? Вот и получили. Поели, что ль? Пора и в дорогу собираться. Давайте, манатки по торбам разместим да в путь.

Для выяснения обстановки Квашня выглянул ненадолго наружу и сразу отпрянул обратно. Перекрестился для порядка и, поманив за собой остальных, смело шагнул на улицу. Вопреки ожидаемому, рядом с домом зверья не оказалось. Только вдалеке, на опушке леса шла какая-то возня, и были слышны визг и рычание.

– Я иду первым, Везунчик за мной, замыкает Степа, – выпалил сталкер скороговоркой и крадущимися шагами двинулся в противоположную от раздающихся звуков сторону.

– Михалыч, вот ты мне скажи: а за каким лядом мы не туда поперлись? – спросил недоуменно Сиплый.

– Так ведь не в лапы же монстрам прямиком валить! Когда сюда добирались, я овражек один видел. Он как раз на юг поворачивает, в нужном для нас направлении. Вот по нему и пойдем. Нам сейчас, чем незаметнее будем, тем легче. Сам, Степа, посуди: коли нахрапом полезем, голов потом не сносить. Поляжем все, почем зря. Так что, обойти попробуем. Чем черт не шутит… Глядишь, и живы останемся. Как-то не особо хочется на последнем километре пути богу душу отдавать.

– Резонно, – согласился напарник, – но, по-моему, сейчас куда ни сунься, всюду на зверье напороться можно…

– А кто спорит? Оно, конечно, так. Только основная масса вперед убежала – к Рубежу, а те, что еще по округе бродят, кучковаться начинают. Так, значит, легче добычу искать… Вот мы и попытаемся подальше от скопища быть. Ну, да ладно, не сбивайте меня с правильных мыслей. Лучше о чем-нибудь отвлеченном и приятном сейчас поговорить. Везунчик, вот ты скажи: а девку твою как звать хоть?

– Олеся.

– О-о-о! Дивное имя в наших краях. Красивое… О-ле-ся… Слыхал песню-то давнишнюю? Так и называется: «Олеся».

– Это где поется про Белорусское полесье, что ли, Михалыч?

– Ну да, она. Шибко нравилась мне раньше! А голоса какие в ансамбле пели… Это, Везунчик, у вас нынче: группы. Всё бы вам в стаи сбиваться… А были ан-сам-бли! И пели красиво, и музыка приятная была. А сейчас: «фанера». Слышь, Степа? Фа-не-ра! Хе-хе-хе! Это как можно так петь? Ставят лист фанеры перед собой и прокричать сквозь его пытаются, что ли?

Сиплый прыснул в кулак. Артема тоже насмешила фраза Квашни, и он, низко наклонив голову, начал хихикать, зажимая рот воротником комбинезона.

– Чё смеетесь-то, дурни? – сталкер придал лицу обиженное выражение. – Не, ну я понимаю: бумага, к примеру, или там, картон какой… А зачем через фанеру-то орать?

– Не, Михалыч, – у Сиплого на глазах выступили слезы, – это не та фанера, о которой ты думаешь. Просто сократили слово «фонограмма».

– Час от часу не легче! Чё за «фонограмма» такая? Это еще через чего им, бедолагам, петь приходится? Поди, фанера потоньше будет? Сильны, заразы…

Артем не мог остановить накатившую смешинку и от напряжения, чтобы не захохотать во весь голос, громко всхлипывал, втягивая воздух через нос. А Сиплый, широко улыбаясь, попытался объяснить сталкеру:

– «Фонограмма», Михалыч, это магнитофонная запись песни. Певцы сначала ее на пленку записывают, а потом по сцене бегают с микрофоном и только рот открывают. Типа, поют. Удобно ведь: спел один раз, и больше напрягаться не надо. Публика рада, а тебе бабло в карман от продажи билетов сыплется. Обманка, словом. Вот и называют: «петь под фанеру».

– А-а-а! Вон оно чё! А я-то, дурень старый, грешным делом думал: ничего себе легкие у нынешних певцов. Фанеру перешибают голосом… А коли свет погасят, то чё? Магнитофон-то выключится сразу. Людям же видать будет, пел или не пел…

– Такое уже не раз было, да только все равно продолжают. Они же помимо песен еще и танцевать вздумали. А коли ногами дрыгаешь, так и петь неудобно, – голос срывается. А людям лишь бы повеселиться от души. Уже и внимания почти на это не обращают. Вот и называют концерты: «шоу».

– Что-у? Вот, как скажешь чего, хоть стой, хоть падай! И откуда ты, Степа, только слов-то таких нахватался?

– Так ведь дочка занимается. Всё хочет поп-звездой быть. Почитай, каждый день какой-то «водяной» диетой и фитнесом организм до истощения доводит…

– Тьфу, Степа, что за наклонности у тебя и дочки? Она, значит, будет по сцене скакать – попой вертеть, а мы ее звездой называть должны? А петь кто будет, Пушкин? Или этот – Фитнес?..

Новый приступ смеха накатил на напарников.

– Да не попой, Михалыч! М-м-м… Хотя, где-то ты и прав. Девки же на сцене другим в умиление нынче задами вертят, хоть и голосов толком не имеют. А все их талантами называют… Хех! Только слово «попса» – тоже сокращение, от «популярная музыка». Сейчас эстраду так называют. Когда для широкого круга, значит, поют…

– Ширпотреб это все, вот чего я тебе, Степа, скажу! А на фермах нынче коров за титьки дергать некому. У нас в селе доярок всего ничего осталось, и те уже в возрасте таком, что хоть сейчас на погост сноси… А молодежь в город рвется. Чтобы, значит, жизнь полегче была. Ну, да бог им всем судья. Сами себе такую дорогу выбрали. Всякому свое.

– Михалыч, – робко начал Артем, боясь зацепить сталкера за живое, – скажите, а разве у вас в селе никто не погиб?

– Это ты про село бабки твоей, что ли? Царство ей… А-а-а! Вот ты о чем. Так это не наше со Степой село. Не было там у нас никого родных. При нашем промысле «запасной аэродром» нужен. Чтобы, значит, поближе к Зоне, да без знакомых. Разговоров меньше и вопросов. Кто, зачем, да откуда… Мы же здесь себе дома старые накупили. Ну, якобы, для дачного участка. От города чтобы, типа, отдыхать… Наши настоящие дома далеко отсюда. А ты, наверное, грешным делом подумал, что мы бессердечные такие, да? Семьи погибли, а нам – хоть бы хны?

– Ну, да…

– Мы, парень, о семьях именно и думаем. Иначе, зачем бы лезли в Зону за товаром? Денег больших стоят ее побрякушки. Сам убедился уже. Вон, у Степы в рюкзаке, целое состояние на троих. Так что ты не переживай. У нас принято хабар поровну делить. Среди всех, значит. И тебя не обидим: дойдем до границы, сбагрим ценности, а денежки – на три части. Вот, считай теперь себя миллионером! Хе-хе!