Французская фантастическая проза (антология) - Карсак Франсис - Страница 91

Такие выражения, как «комплексная скорость» и «мнимое измерение», я еще так-сяк вытерпел, но вынести непрерывное смешение настоящего, прошедшего и будущего времени оказалось выше моих сил. Борясь с охватившей меня нервной дрожью, я заказал еще вина и смиренно проговорил:

— Простите, что перебиваю вас, о друзья мои, но дайте же мне время хоть немного привыкнуть ко всему этому. Не так быстро, умоляю вас… Итак, — продолжал я, стараясь навести порядок в своих мыслях, — ты говоришь, Амун-Ка-Зайлат, что можешь двигаться навстречу потоку времени и достичь того самого момента, когда пустился в путь?

— Именно так.

— Но позже, когда ты будешь уже мертв, твое путешествие будет все длиться в будущем? И люди нашего века, например я сам, смогут лицезреть тебя несмотря на то, что тебя давно нет в живых?

— В этом нет ни малейшего сомнения, — отвечал бадариец.

— Что же здесь странного? — вмешался Джинг-Джонг. — Ведь вот я сижу перед тобой, хотя я еще и не родился на свет.

— Это верно, — задумчиво проговорил я, — об этом я как-то не подумал… Но в таком случае откуда мне знать, что ты в настоящий момент не мертв… то есть именно так — вполне очевидно, что ты мертв.

— Вино твое превосходно, парижанин, башка же твоя тверже, чем череп мамонта. Все ведь очень просто: для тебя я мертв, но в своем собственном времени я жив, раз сижу тут. Моя смерть относится к моему будущему, хотя одновременно она находится в твоем прошлом. Мне предстоит умереть, если желаешь знать, чуть меньше восьмидесяти твоих столетий тому назад. И никакого противоречия здесь нет.

— Да-да… Но предположим, что ты совершил путешествие на два года вперед (я имею в виду два земных года). Проведя несколько дней в этом новом времени, ты возвращаешься назад и больше никуда из своей эпохи не отлучаешься. Тогда, если только я чего-нибудь не напутал, два года спустя ты встретишься с самим собой там, где уже бывал… где побываешь двумя годами раньше… то есть позже.

— Да, все это именно так, и встреча с самим собой — лишь один из парадоксов, которыми столь богаты подобные перемещения. Вполне ясно, что после осуществления недолгого замкнутого цикла и при условии, что я буду продолжать существовать на Земле, мне придется встретиться лицом к лицу с самим собой, подобно тому как я сейчас сижу перед тобой.

— О моя голова! — вскричал я в отчаянии. — А ты, Джинг-Джонг, когда ты родишься… после того, как ты родился… Словом, родившись в будущем, ты вернешься сюда, в Париж, где уже бывал… то есть где уже имел быть, и тогда ты вспомнишь, что посещал эти места за двенадцать тысяч лет до своего рождения?

— Вряд ли, — возразил Джинг-Джонг. — Ты забыл, что мне предстоит родиться лишь по отношению к тебе, в то время как для самого себя я уже родился некоторое время тому назад, иначе я не сидел бы здесь. К нынешнему моменту я помолодел всего часа на два-три, а поскольку мне от роду шестьдесят лет, то и появился я на свет шестьдесят ист назад, считая по перголийскому времени.

Так мы сидели на террасе кафе и рассуждали. Коньяк помогал мне сохранять некоторое достоинство, хотя я продолжал позорно путаться в употреблении времен глаголов. Ночь была прекрасна. Вокруг кипела бурная монпарнасская ночная жизнь, как в довоенные времена. В толпе прохожих то и дело мелькали иностранцы разных цветов кожи и в самых невероятных облачениях. На бадарийца в римской тоге никто и не глядел.

«И никто — думалось мне, — никто и не догадывается, что в настоящую минуту свершается историческое событие колоссальной важности. То есть не свершается, а свершится… или, вернее сказать, уже свершилось. Мне, Оскару Венсану, выпало на долю стать его очевидцем и участником! О всеблагое провидение!»

Переполненный признательностью к милостивому провидению, я робко спросил пришельцев, не угодно ли им будет отведать напитка, весьма ценимого в наших краях, и заказал две бутылки шампанского. Мы чокнулись. Амун-Ка-Зайлат благосклонно похвалил напиток. И продолжил:

— Странное ощущение, друг мой, — внезапно перенестись на восемь тысяч лет вперед по отношению к своей эпохе. Я не хотел бы чернить век, в котором ты живешь, парижанин, хоть он и погряз в невежестве. Следует признать, что дышится в нем легко, все кругом радует глаз, и я по какой-то причине испытываю непривычное тепло во всем теле. Я глубоко признателен тебе за гостеприимство от своего имени и от имени пославшей меня Академии наук… Хотел бы я знать, чем заняты сейчас мои ученые друзья в Бадари? Или, выражаясь точнее, чем они занимались восемьдесят веков тому назад? Разумеется, они с волнением ждали моего возвращения. И их ожидания не будут обмануты. Я вернусь с богатой добычей знаний, и этот момент станет важнейшей вехой в истории науки… Но было бы непозволительно сладко дремать теперь, погрузившись в чересчур материальные удовольствия твоего века, друг мой; я должен выполнить свою миссию. Поставленная цель будет достигнута; эта цель — побывать в твоем времени, Джинг-Джонг. Не исключено, о перголиец, что я окажусь там в течение срока твоей жизни и тогда, быть может, мы с тобой встретимся. Но ты не узнаешь меня, ибо к тому времени еще не успеешь пережить нашу нынешнюю встречу. Надеюсь, однако, что ты окажешь мне гостеприимство по примеру нашего парижского друга, и еще надеюсь, что высокое искусство виноделия будет в чести и в твое время.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Насчет последнего не сомневайся, мой пращур. В остальном же ты, увы, заблуждаешься самым жестоким образом. Ты никак не сможешь отыскать меня в Перголии, потому что если бы такая встреча действительно состоялась, то она находилась бы в моем прошлом и я знал бы о ней. Между тем лицо твое мне незнакомо.

— Это верно, о будущий мудрец, об этой детали я как-то не подумал… Однако мне пора Не мог бы ты, парижанин, оказать мне еще одну услугу? Мне не хотелось бы взлетать посреди толпы людей, ибо это не пройдет незамеченным. Отведи меня в уединенное место, откуда я мог бы улететь, не внося смуту в умы окружающих.

Я поднялся, чтобы проводить его. Джинг-Джонга я попросил обождать меня здесь, в кафе, потому что мне не терпелось продолжить беседу.

— Не тронусь с места, — отвечал перголиец, — пока ты не вернешься. Отлет я наметил лишь на завтра. Что же до тебя, о предок мой Амун, то я желаю тебе счастливого пути. Не надо ли, кстати, передать что-либо от твоего имени твоим современникам на тот случай, если я сделаю остановку в вашей эпохе, что вполне вероятно?

— Скажи им тогда, что повстречал на своем пути Амун-Ка-Зайлата, что путешествие его проходит успешно и вскоре он вернется домой. Vale!

Немного пройдя по бульвару, мы свернули в переулок, ведущий к Люксембургскому саду. Пока мы шли, бадариец говорил:

— Прости, друг, что я ретировался столь внезапно, но у меня не лежит душа к этому коротышке перголийцу. Мне кажется, он замыслил недоброе. Страна наша — Бадари — богата и привольна, и во все века тянулись к ней жадные лапы врагов. Многих неприятелей побили мы в былые годы. Что же будет, когда весть о процветании нашем докатится до грядущих поколений? И если эти поколения равны нам силой и знанием (а эти перголийцы, по всей видимости, именно таковы), то не захотят ли они прилететь к нам в прошлое и завладеть нашими богатствами? Мне очень подозрительны форма черепа этого Джинг-Джонга и хилое его телосложение. В свое время я изучал взаимосвязь между внешним обликом и духовной сущностью, и теперь нахожу в нем явные признаки коварства… Парижанин, я открою тебе еще один секрет, ибо знаю, что ты не станешь выдавать меня. Хотя в целом мое путешествие носит научный характер, в то же время оно преследует некоторые, скажем, информационные цели. Овладев сокровеннейшими тайнами мироздания, исполненные сознанием своего величия, а также несравненной мудрости нашей цивилизации, мы, бадарийцы, стремимся нести плоды своей культуры народам всех веков, чтобы и они смогли воспользоваться ими. Опасаюсь, однако, что перголийцы воспрепятствуют этому.

Решение мое твердо. На своей машине я установлю время, когда жил этот субъект. Я намерен провести в его эпохе несколько недель, разузнать, какие коварные замыслы там вынашиваются, и затем, вернувшись домой, обо всем доложить его величеству королю Бадари. И тогда мы успеем заранее принять надлежащие меры.