Генерал Раевский - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 15

Почитая память покойной, Суворов распорядился выдать всем своим крестьянам по рублю в счёт годового оброка.

А обещание, которое дал Павел в день смерти матери, он выполнил. Вскоре он подписал рескрипт о награждении Николая Зубова за верную службу высшим российским орденом Андрея Первозванного. Такой награды удостаивались за исключительные боевые победы высшие должностные лица, большие генералы. На сей раз орден получил полковник.

Часть вторая

САГА О СУВОРОВЕ

Коронация императора

  конце марта 1797 года в Москве состоялась торжественная церемония принятия монархом власти, его коронация, узаконенная ещё Петром Великим. Все царские особы неукоснительно блюли её: Екатерина Алексеевна и малолетний Пётр Второй, Анна и Елизавета Петровны и Екатерина Вторая тоже. Торжество происходило в Успенском соборе седого Кремля в строгих правилах.

Москва в сравнении с Петербургом выглядела обветшалой и неухоженной. Даже в Кремле, к неудовольствию Павла, не нашлось достойного места для размещения государя и его многочисленной свиты.

— Во всём городе да невозможно найти покой! Ищите! — возмутился он.

Решили расселить прибывших в загородном Петровском дворце, самому же императору предоставить недавно отстроенный князем Безбородко роскошный особняк.

   — Прежде надобно его посмотреть, — проворчал Павел.

Он сам поехал туда. Особняк и в самом деле был великолепен. Всё в нём радовало глаз: искусно выложенный цветной паркет, мраморные колонны, картины в золотых багетах, изразцы в сочных красках. А вокруг строения парк с вековыми и недавно высаженными заморскими деревьями, затейливыми дорожками и напоминающими ковёр газонами.

Такая красота не могла не понравиться даже Павлу.

   — Я покупаю его, князь, — заявил он, не глядя на Безбородко. — Надеюсь, казна вас не обидит.

   — Я счастлив, ваше величество, что смог услужить вам, — ответил царедворец, в уме прикидывая немалые барыши от неожиданной сделки.

С видом хозяина Павел оглядел подступивший к особняку парк.

   — А вот это уже лишнее, — указал он на деревья. — Это я не приемлю. Извольте к утру их срубить и соорудить пред домом плац, где можно было бы маршировать и делать перестроения.

   — Ваше величество!.. — хотел возразить Безбородко, но Кутайсов, ткнув его локтем, произнёс:

   — Да, конечно, какой толк от парка? А вот от плаца красота только усилится.

Коронацию назначили на 5 апреля, заранее объявив о том в манифесте. Поведено было считать этот день всенародным праздником, простой люд угощать пивом и мёдом, нищих одаривать деньгами за счёт казны. Многим томившимся в острогах поступала амнистия, погашались установленные судом денежные задолженности.

Церемония назначалась, как всегда, на утро, и уже на рассвете к Кремлю потянулись приглашённые и прочие в надежде пробиться к пятиглавому собору и увидеть радостное зрелище.

Ударила пушка, подавая сигнал к началу торжества. От Красного крыльца, расцвеченного яркими коврами, направилась, сверкая позолотой праздничной одежды, процессия во главе с митрополитом новгородским и санкт-петербургским Гавриилом. На колокольнях кремлёвских храмов ударили колокола, и звон поплыл над всей Москвой, извещая о событии.

В 10 часов по ступеням собора поднялись государь и государыня. Павел по привычке направился было внутрь со шпагой на боку, но митрополит осторожно сказал:

   — Здесь приносится бескровная жертва, отыми, благочестивейший государь, меч от бедра своего.

Павел не посмел ослушаться и смиренно сложил с себя оружие.

В соборе на видном месте был воздвигнут трон. Прежде чем занять его, Павел принял из рук митрополита короткополый, с широкими рукавами далматик[11], поверх набросил пурпурную мантию. Увенчанный короной, он поднялся вместе с царицей к трону.

Благообразный, с седой патриаршей бородой, Гавриил начал служить литургию, воздавая хвалу и славу новому императору и его свершённым и ожидаемым деяниям.

   — Многие лета-а! — торжественно провозгласил он в заключение.

   — Многие лета! — на редкость зычно повторил великан архидиакон.

   — Многие лета! Многие лета! — мощно подхватил откуда-то сверху хор.

Снаружи загремели пушки, и их грохот вместе с гулом и звоном колоколов, ворвавшись в собор, слился с людским многоголосием. Казалось, стены храма с трудом сдерживают неукротимую силу народного торжества.

Павел стоял как солдат на часах, не смея шелохнуться. С высоты трона он видел тысячи обращённых на него лиц, во взглядах которых угадывалась вера в него и надежда. От него одного зависит судьба каждого. Да только ли их! Он, и только он, властелин миллионов, населяющих неоглядное пространство Руси.

Приблизившись к Павлу, императрица Мария Фёдоровна опустилась на колени. Он снял с себя корону, коснулся ею головы супруги, как бы осеняя её. Ему подали вторую корону, меньшую размером, и он надел её на голову жены. Она села с ним рядом.

Постепенно воцарилась тишина. Взяв свиток, Павел стал читать. Он провозглашал акт о престолонаследии, в котором указывалось, что этим актом престол после него должен занять его старший сын Александр.

— «Дабы государство не было без наследника, — читал он, — дабы наследник был назначен всегда законом самим, дабы не было ни малейшего сомнения, кому наследовать, и дабы сохранить право родов наследия, не нарушая права естественного, и избежать затруднений при переходе из рода в род».

После голосов речистого митрополита и других духовных лиц голос Павла звучал не столь торжественно, дважды он сбивался, а под конец едва не дал петуха.

Потом в честь императора в Москве состоялся бал, на котором собралась вся московская знать. И там Павел встретил Анну.

Большие, выразительные глаза девушки смотрели на него так, словно хотели увести его. Не отличавшаяся красотой, его любовница Екатерина Нелидова не шла ни в какое сравнение с ней, лучезарной, чистой, желанной.

   — Кто такая эта милая шатенка? — спросил он Кутайсова.

   — Ваше величество, я давно слежу за ней, она прекрасна. Скажу даже больше: она потеряла из-за вас голову.

   — Вы шутник. Она ведь ещё ребёнок.

   — О-о! Вы ошибаетесь. У неё есть младшая сестра, и та уже на выданье. А эта — созревший плод.

   — Так кто же она, эта прекрасная дама? Что вы о ней знаете?

   — Она старшая дочь сенатора Лопухина. Третьего дня вам его представляли.

   — Ах, Лопухин! Помню, помню.

Анну предупредили, что император ангажировал её на вальс, и зал, при зависти многих, о том сразу узнал. Танцевала она легко, свободно, повинуясь каждому желанию партнёра.

   — Вальсировать с вами — одно удовольствие, — сказал он и осторожно добавил: — Вы прекрасны, дитя моё.

Она вспыхнула, зарделась, однако не отвела глаз.

   — Я стараюсь, ваше величество... Ради вас, — произнесла она и кокетливо откинула прелестную, в кудряшках, головку.

За ними наблюдало много людей, и, казалось, их мимолётные фразы слышали все. И глаза их говорили обо всём.

Сидевшая рядом с императрицей фрейлина Нелидова сказала ей:

   — Кажется, его императорское величество нашёл очередное увлечение, и боюсь, что на этот раз серьёзно и надолго.

   — Не впервой, душа моя, — сохраняя достоинство, ответила та.

Мария Фёдоровна была второй женой Павла. Первая, Вильгельмина, в православии Наталья Алексеевна, умерла при родах, прожив с ним недолго. Павел любил её, однако, как ни горевал, через полгода сыграл вторую свадьбу. На этот раз избранницей стала принцесса Вюртембергская София Доротея, нареченная Марией Фёдоровной.