Генерал Раевский - Корольченко Анатолий Филиппович - Страница 12

И вот его враги повержены, стёрты с лица земли. Упоенный долго ожидаемой победой и властью, стоит он, скопец Ага-Мохаммед, в окружении верных служителей. Перед ним на центральной площади Тегерана дворец недавнего смертельного соперника.

   — Сделано ли, как я повелел? — потребовал он женским голосом.

   — Можно ли ослушаться, луноликий! — послышалось в ответ.

Стоявшие с лопатами и заступами слуги бросились к парадным ступеням, выворотили плиты, и под ними открылась яма.

   — Бросайте в неё грязную собаку!

С подкатившей повозки стащили труп недавнего персидского владыки. От него исходило зловоние.

   — Вы чувствуете, как смердит мой враг? Только падаль так может вонять!

Труп сбросили в яму, засыпали землёй, сверху уложили плиты.

   — Вот где место моего врага. Я отомстил ему! Теперь каждый раз я буду попирать ногами его смердящий прах.

Семеня, скопец ступил на плиты и стал их топтать.

   — Вот так!.. Вот так его!.. — брызгал он слюной в диком упоении.

А потом к его ногам уложили тяжёлые кожаные сумы. Один из ханов, поклонившись в ноги, доложил:

   — Мы рассчитались с врагами, как ты повелел.

Он раскрыл клапаны сум, и там холодно блеснуло что-то осклизлое.

   — Сколько же здесь? — указал скопец перстом.

   — Двадцать тысяч пар, мой повелитель. Твои враги теперь бессильны. Они слепы, их глаза перед тобой...

Персидский владыка Ага-Мохаммед собрал восьмидесятитысячную армию и вторгся в пределы кавказских княжеств, сея у народа страх и ужас. А 11 сентября его орды ворвались в Тифлис.

Город запылал огнём, отовсюду неслись истошные крики, жителей охватила паника. За восемь дней жилища города превратились в руины и пепел. Завершив своё чёрное дело в грузинской столице, беснующиеся отряды переметнулись в другие районы Закавказья.

Грузинский царь Ираклий и кавказские князья обратились к России за помощью. Екатерина не стала возражать.

За план разгрома персидских полчищ сел фаворит престарелой российской императрицы Платон Зубов. Стремясь упрочить своё положение первого в правительстве лица, он попытался придать замыслу масштабность и грандиозность.

   — Этим походом, матушка, — докладывал он Екатерине, — мы без труда низвергнем Персию, а заодно и Турцию. Непременно вынудим их владык пасть к вашим стопам. А сделаем вот как. Из Кизляра наша армия пойдёт главными силами вдоль моря на Дербент. Оттуда — на Баку, Шушу и затвердит их за собой. Когда разгромим кровожадного Агу и захватим торговые пункты, вся торговля с Индией и Турцией окажется в наших руках. Но это ещё не всё. После того как проникнем в самую сердцевину Персии и низвергнем её, армия повернёт к Константинополю. Пред нашей грозной силой, матушка, туркам не устоять, и мы последуем к проливам. А навстречу ей прямиком чрез Балканы двинется наша Молдавская армия. Она тоже устремится к проливам. Константинополю возникнет угроза с двух сторон. Сможет ли он удержаться против подобного манёвра? Вряд ли...

   — Ну уж, Платон Александрович, ты замахнулся, — с недоверием сказала Екатерина. Умная и проницательная, она и в свои шестьдесят шесть лет не теряла трезвость рассудка. Правда, вспыхнувшее чувство к молодому и пылкому фавориту несколько пригасило его. — Не в тягость ли сие будет для России?

   — Ничего, матушка, поднатужимся, зато потом всё окупится. Но ведь это ещё не всё. Соизвольте выслушать до конца.

   — Ну-ну, расскажи, послушаю.

   — Когда Константинополь окажется в осаде и к его стенам подступят две армии, тогда из Севастополя отплывёт русская эскадра. А на главном фрегате будет находиться великая императрица земли российской. Вы, матушка, поведёте сию эскадру к проливам.

   — Кому ж доверить командовать в сём предприятии? Тут нужен мудрый и многоопытный начальник.

   — Обдумал и это. Я уже имел разговор с самим Суворовым. Правда, старик капризничает, но, полагаю, сумею уговорить его, решим по-родственному.

Год назад дочь Суворова Наталья, или, как её называли, Суворочка, вышла замуж за Николая Зубова — старшего брата Платона, и, к досаде фельдмаршала, их семьи породнились.

   — Он старик с норовом, — согласилась с предложением фаворита Екатерина. — С ним будь пообходительней. Равного ему полководца во всей Европе нет.

Зубов не стал рассказывать, как три дня назад он пригласил Суворова к себе в Зимний дворец и чем закончилась эта встреча.

Когда в то утро Суворов явился к Зубову, тот ещё валялся в постели. Узнав о прибытии фельдмаршала, он, не очень заботясь о своём виде, облачился в сюртук, сунул ноги в шлёпанцы и кое-как пригладил волосы. Он не очень баловал вельмож. Случалось, принимал их в постели, соизволял выслушивать и в ватерклозете. Кто мог выразить неудовольствие ему, Платону Зубову, обогретому ласками самой императрицы-матушки?

Внешность фаворита и та небрежность, с какой он заговорил, покоробили Суворова. Он даже сделал вид, что не заметил протянутой руки заспанного и непричёсанного родственника.

Зубов сел в кресло, закинув ногу на ногу, и указал гостю на стул.

   — Есть у меня к вам дельце, Александр Васильевич, — начал он, но фельдмаршал вдруг скорчился от боли, схватившись за живот.

   — Ох, рази его так!.. Ох!.. Опять схватило... Мочи нет... Уволь от разговора.

Не ожидая разрешения, он направился к двери. Выйдя из кабинета, выпрямился и молвил подскочившему камердинеру:

   — Скажи этому болвану, что в среду поутру буду ждать его у себя.

   — Как изволили сказать? — оторопел тот.

   — Болвану, — отчётливо произнёс Суворов и, по-солдатски твёрдо ступая, пошёл к выходу.

Отношения между Суворовым и Платоном Зубовым были натянутыми издавна. Ещё когда Александр Васильевич находился с корпусом в Новороссийском крае, Платон Зубов прислал ему назидательное письмо. Прочитав его, Суворов тут же отправил бумагу назад, сделав приписку: «Ко мне штиль Ваш рескриптный, указный, повелительный, употребляемый в аттестованиях?.. Нехорошо, сударь!»

А когда однажды зашёл разговор о Зубове, Александр Васильевич прямо заявил: «Да он же царя в голове не имеет! Болван — и только!»

В среду фаворит сам пришёл в назначенный час к Суворову.

   — Что фельдмаршал? — сбрасывая с плеч соболью шубу — подарок «матушки», спросил он слугу.

   — Ждут-с.

Слуга проводил гостя в спальню.

   — A-а, родственничек пожаловал, — послышался голос, и из-за ширмы вышел Суворов.

Он был в одних подштанниках.

От такого зрелища Зубов не мог произнести ни слова. Его, светлейшего князя, генерал-фельдцейхместера, генерала от инфантерии и генерал-адъютанта, преемника всесильного Потёмкина, встречать в подобном виде!..

А Суворов меж тем, осмотревшись, хлопнул себя по лбу:

   — Ах ты, господи! Вот уж старая голова! Совсем запамятовал, что ваша светлость должна приехать. Но я сей миг... Эй, Прошка! Подай штаны!

И стал при госте натягивать их.

Разговор, однако ж, состоялся. Слушая план похода, Суворов всё более утверждался в несбыточности задуманного и полной несостоятельности его составителя. В случае согласия принять командование над войсками он, Суворов, должен был подчиняться этому бездарю, выслушивать его указания и не сметь перечить.

Ознакомившись со списком предлагаемых для похода генералов, он порекомендовал:

   — Поболее казаков нужно взять, а во главе их непременно поставить Платова. А ещё включи братка своего Николая. Нечего ему в столице околачиваться. Пора о чинах думать.

Зять Суворова третий год ходил полковником, время надеть и генеральские эполеты, а сделать это было легче в боевом походе.

   — Как решит государыня-матушка, — уклончиво ответил Зубов.

Он не хотел обидеть брата и не желал выказывать Суворову своё послушание.

   — Ну так как, фельдмаршал, даёте согласие принять командование? — спросил в конце разговора Зубов.

   — Подумать надо, — дипломатично произнёс Суворов. — Такое дело!.. Сразу не решишь.