Буря (ЛП) - Сан Аманда - Страница 27

— Рисовать собрался? — спросила я. Но он не слушал. Он провел линию вверх, повернул выше своей головы, его пальцы скользили по доскам.

Дверь. Он рисовал чернильную дверь.

Томо прижал ладони к поверхности двери, и она беззвучно открылась, ведя в храм.

«Мой парень только что вошел в дверь, что нарисовал чернилами», — и я последовала за ним, не зная, что сказать.

В воздухе рассмеялся голос, а потом запел детскую песенку:

«Монстр, монстр, где же ты? — пел он. — Прячусь у тебя внутри, малышка. Причиняю тебе боль. Я голоден, малышка. Что же мне съесть? — голос замолчал, а потом превратился в ожесточенный шепот. — Пусть съест меч, — злобно сказал он, — или он поглотит весь мир».

Я отмахивалась от голоса, словно он был комаром, которого можно было прогнать. Чернила в Томо реагировали на сокровище ками. Это не делало его монстром. Почему тогда я была так напугана?

Томо обошел алтарь, разыскивая Магатаму. Камня не было видно, но священники и не оставили бы его где-то на столе, верно?

— Где он может быть? — прошептала я, касаясь рукой доски недалеко от сделанной Томо двери.

— Жарко, — сказал Томо, проводя ладонью по алтарю. — Словно уголек в центре костра, — он посмотрел на стену за резным столом, на запертую дверь в кабинет. Он коснулся замка, чернила полились на пол, и он резко распахнул дверь с грохотом. Внутри был маленький храм в виде тории из дерева и золота, белые флажки висели на центральной колонне. У подножия маленького храма стояла черная шкатулка.

Томо положил ладонь на коробочку и закрыл глаза. Чернила, окружавшие его, поблескивали золотом, словно его окутывало облако сверкающих светлячков.

— Может, это плохая идея, — сказала я, отступая на шаг.

Чернила изгибались над его медными волосами, принимая вид рогов. Он напоминал они, японского демона.

Его пальцы открыли крышку шкатулки.

— Томо, чернила, — но он не слушал меня.

Он погладил пальцами плетеную нить, медленно поднял подвеску с темной бархатной подушечки. Молочного цвета камень в виде полумесяца покачивался на нити, когда он поднял его выше.

— Ясакани но Магатама, — прошептал Томо, камень засветился в ответ, матовая поверхность его сверкала изнутри, словно там пылал огонь. Свет становился все ярче, пока не залил все помещение. Я закрыла глаза, но свет проникал и под веки. Мир содрогался, пол подо мной дрожал.

И наступила тьма.

* * *

— Кэти?

Голос Томо звенел в ушах, я пыталась выбраться из тьмы.

— Томо? — я почувствовала, как он обхватил меня пальцами. Я моргала, но свет вокруг был таким ярким, что ничего не было видно.

— Встать можешь? — лицо Томо было близко, его волосы щекотали мою щеку. Но что-то было не так.

— Томо, — сказала я. — Твои волосы, — чернильные рога закручивались над его медными волосами, словно корона. С рогов свисали золотые бусины, раскачиваясь на нитях и позвякивая, напоминая украшение для волос. Он отстранился, и я заметила одежду на нем — волны синей, лиловой и белой ткани окружали его. Плотный золотой пояс был завязан сложным узлом на поясе. Он был похож на принца.

Он обхватил меня сильными руками и помог встать.

— Где мы? — спросила я. — И почему ты так одет?

— Думаю, мы внутри Магатамы, — сказал он, я огляделась. Небо было из молочного стекла, словно кристальный купол.

— Внутри? — выдохнула я.

Нас окружил женский голос.

— Внутри воспоминания камня, — сказала она. Этот голос я узнала сразу, как и Томо.

— Аматэрасу.

— Только ее воспоминание, — ответил голос. — Она уже давно оставила этот мир и ушла в другое место.

— Но она оставила этот камень императору Джимму перед своим уходом, — сказал Томо.

— Так и было, — отозвался голос, нас окутал жар. — Камень полон своего значения.

— Почему? — спросила я. — И какого значения?

Небо замерцало вокруг нас, становясь темным молочно-оранжевым.

— Слезы Тсукиёми превратились в этот камень, — сказала она. — Он увидел Аматэрасу в небе и сразу полюбил ее, но он не знал, что ей подарить. Что могло ей подойти? У нее были лошади, одеяния, зеркало, в котором она видела свое великолепие. А он был бледным призраком рядом с ее светом, у него не было ничего, что он мог бы подарить ей. И он заплакал, и слезы его боли превратились в камень, что сохранил воспоминания.

Томо обернулся и посмотрел на небо, от этого движения его одеяние зашуршало, слои ткани задевали друг друга. Его кожа словно сияла в этом свете, все казалось ярче и четче. Он стал бы хорошим принцем, как мне казалось. Он подходил для правления больше, чем Джун.

Я осталась в джинсах и свитере, никакого магического превращения не произошло. Может, он изменился из-за своей связи с Тсукиёми?

— Этот камень сделан из его слез? — спросил Томо у голоса.

— Красивый подарок. Он сделал ее счастливой, — сказало воспоминание Аматэрасу. — Она носила его на груди, когда пересекала небо.

Мне не нравилось то, куда она клонит. Я знала, чем все закончилось.

Оранжевее небо потемнело, становясь коричневым, словно нарисованным маслом. Гром заворчал вдали. За стеклянным небом виднелись неясные очертания коричневого и белого… был ли это храм, реальный мир? Было ли все вокруг сном, или мы попали внутрь камня?

— Но затем августейшие сбросили с Небесного моста Сусаноо, — сказало воспоминание Аматэрасу. — Он увидел Аматэрасу и возжелал ее. А она испугалась его, ведь он был настолько силен, что августейшие испугались и изгнали его.

Небо наполнилось ярким светом, вернулись бежевые облака. Я отступила к Томо, и он обхватил меня рукой, укрывая широким длинным рукавом.

— Чтобы показать, что он не причинит зла, Сусаноо дал обещание на берегу реки. Он отдал Аматэрасу свой кинжал, но потребовал взамен камень Магатама, скопление любви, слез и души Тсукиёми.

Томо крепче обхватил меня, я цеплялась за мягкую ткань его одеяния. Я закричала, чтобы голос точно услышал меня.

— И она отдала его? Этот важный дар?

— Она боялась Сусаноо, — ответило воспоминание. — Потому отдала камень, чтобы Тсукиёми мог ее защитить. Сусаноо разбил камень и создал нового ками. Но это зародило гнев в душе Тсукиёми.

Я видела трещины на небе Магатамы, длинные шармы покрывали поверхность стекла.

— Но осколки собраны, — я указала на трещину.

— Да, — сказал голос. — Аматэрасу собрала осколки, изранив себе руки, она принесла эти осколки Тсукиёми. И пламя его гнева расплавило осколки и соединило их. Его любовь к ней осталась, но дала трещину. И рана эта начала болеть. Камень сохранил эту память.

Значит, вот что произошло, вот почему нам снились осколки, впивающиеся в кожу. С этого началась вражда между Тсукиёми и Сусаноо, война, что велась между ними и Аматэрасу. И из-за этого страдали поколения Ками.

— Найдите зеркало и меч, — сказало воспоминание. — Почти пришло время.

— Для чего? — спросила я.

— Для конца, — сказал Томо, небо вспыхнуло светом, сбивая нас с ног. Свет медленно угасал, пока над нами не оказался темный деревянный потолок святилища.

Мы с Томо почти не разговаривали в поезде в Шизуоку. Мы проснулись среди золотой пыли, чернила вокруг нас поднимались в воздух, пропадая бесследно. Мы вышли через нарисованную Томо дверь и направились по императорскому саду в зловещей тишине, нас каким-то образом не поймали. Я не видела стражу. Могли ли они полностью полагаться на камеры? Это было бы странно.

Мы вежливо поговорили с Дианой за ужином, она хотела узнать все, что я могла рассказать, о встрече с отцом, но пытки добраться до Магатамы истощили меня. Теперь мы с Томо сидели рядом и смотрели в окно, откинувшись на спинку сидения, а Диана сидела через два ряда, притворяясь, что не смотрит на нас и читает книгу. Я уже говорила, что она бывает невероятной?

Томо почти все время спал, прислонившись головой к окну, лицо его было спокойным. Он не был похож на человека, что пробрался во дворец пару часов назад. Когда мы добрались до станции Шизуока, Диана протянула руку, и Томо ее медленно пожал.