Завещание ворона - Вересов Дмитрий - Страница 57

Разве он сам не сказал, что это правда?

Но она все же что-то чувствовала!

Она чувствовала, что Паша что-то скрывает!

И потом, ну никак не мог он этого...

Пятнадцатилетняя девочка-латина..

Полтора миллиона казенных денег...

У нее были дурные мысли, нанять частного сыщика, чтобы он порылся в этом деле и разузнал бы ну хоть чуточку какую правды!

Она сказала об этом Лизавете.

А потом сказала одному из Саймонов... Но тот не одобрил, причем с таким видом, будто она сказала какую-то неприличную ерунду.

Саймонам вообще что-то явно было известно, но они как рыбы молчали.

Миссис Розен, все будет хорошо!

От горя и стыда безделье стало донимать ее с особенной силой.

И даже переезд семейства из стеклянного дворца на Пасифик-Элли драйв в южную часть побережья Фриско-Бэй наводил на мысль, что десять миль ближе к Голливуду для артистки — это символический первый шаг.

Посоветовавшись с Лизаветой, Татьяна съездила в модную арт-студию, сделала несколько снимков, и по Интернету разослала их вместе с обширным резюме по адресам всех известных и малоизвестных киностудий.

Авось?

Чего в нашей жизни не бывает!

Таня тяготилась не только бездельем.

Трудно было и переживать нахлынувшее одиночество.

По-бабски трудно.

И уже даже крыша порой просто ехала — съезжала.

Как-то заплутав под пилонами знаменитого моста Голден-Гейт, она остановила свой «шеви-вэн» возле ресторанчика с совершенно невозможным вызывающим названием — Great American Food and Beverage Company... . Ресторанчик собственно представлял со бой большой выбеленный цинком алюминиевый сарай с барной стойкой и дюжиной столиков.

Таня зашла выпить долларового кофе... Этого смешного местного напитка...

Как забавно было ей сравнивать...

Питерский «Сайгон» ее юности. Угол Невского и Владимирского. И кофе в третьей коффи-машин от входа... Они с ребятами всегда вставали к третьей машине, там варила кофе женщина лет сорока — сорока пяти. Ее, кажется, звали Стелла. И кофе этот был просто восхитительным.

Стелла варила и простой за шестнадцать копеек, и двойной за тридцать две, и тройной, если кто просил... И варила его с пенкой, такой ароматный!

А потом...

Кофе в Кении!

Кофе в Эквадоре!

Кофе в Италии, наконец!

А в этой Америке...

За доллар тебе здесь наливают светло-коричневую бурду из фаянсового кувшина. Варят на кухне, а официантка приносит и разливает.

В Питере они с ребятами всегда брезгливо корчили гримасы, если в кафе или закусочной им предлагали такой кофе... За десять копеек из бачка с крантиком...

А здесь — в Америке — все пьют эту бурду и прославляют Бога.

Итак, она зашла в эту Великую Американскую Забегаловку и заказала яблочный пирог... и этот так называемый местный кофе.

И к ней стали клеиться два моряка.

Сперва она испытывала гнев и возмущение.

Потом ей было просто стыдно.

Но потом...

Но потом ей стало...

Ах, лучше не думать об этом и не копаться в этих грязных... в этих грязных и неприличных ощущениях...

Но ей было ин-те-рес-но!

Она потом поймала себя на том, что ей вдруг стало интересно...

Два пацана с авианосца «Энтерпрайз», что два уж месяца большим бельмом торчал в бухте, два пацана лет девятнадцати... Эх, нет на них ее моряка — Леньки Рафаловича. Вот уж он бы их поставил стоять смирно!

Два пацана из боцманской палубной команды, два рядовых матроса. Один рыжий — ирландец, а другой смуглый, не то индейских кровей, не то метис-латинос...

И принялись они ей показывать порно-журнал...

Она сперва даже и не поняла.

Только покраснела вся до кончиков волос.

И даже дар речи потеряла на какое-то время.

А журнал был самого гадкого свойства.

Там на глянцевом развороте...

Там был фотокомикс, где два матроса в таких же, как эти белых фланельках и белоснежных крахмальных беретах-бескозырках... Они...

Они вдвоем любили и терзали взрослую, зрелую женщину...

Татьяна сперва даже близоруко приблизила свое лицо к странице, что этот рыжий протягивал ей... А потом даже как бы остолбенела от гнева и стыда.

А они пялились на нее и тихо ржали. Лыбились белоснежными оскалами своими — мол, давай! Давай, мэм! Let us have fun! . Мы любим мамочек, ты самый наш любимый размер!

Но она нашлась, что сказать.

На каком-то автопилоте нашлась.

Наверное, она хорошо выглядела.

Все же актриса хорошей питерской школы.

Актриса с таким опытом!

Она им показала, какая пропасть разделяет их.

Этих сосунков и ее — царицу! Царицу в пафосе греческой трагедии!

Она даже без грима была белее и холоднее снега.

Она почувствовала это по их глазам, что обдала их арктическим холодом, когда процедила сквозь зубы...

Не то, что сперва подумала, де — «Fuck off, you, dirty jerks!» — но тем их обдала, что отчетливо прозвучало для их тугопроходимого, затуманенного похотью сознания:

— Я не сплю с неудачниками, мальчики, не сплю с теми, которые идут во флот за восемьсот баксов в месяц и за перспективу бесплатного высшего образования... Так что передайте своему мастер-сержанту, что вы сегодня в увольнении облажались. А я расскажу о нашем разговоре своему мужу — коммодору...

А потом, потом... Когда она все же уехала из этого кафе от тех облажавшихся морячков, она долго думала, что, может, надо было бы и решиться на это?

Ведь Паша-то решился с пятнадцатилетней?

И, засыпая в постели в тот вечер, она долго ворочалась, представляя себя в объятиях двух моряков.

Ирландца и смуглого — латинос.

А на утро ей позвонили из кинокомпании «Мунлайт пикчерз».

— Вы посылали нам свое резюме, мэм? Не хотите ли приехать на кинопробы? Для вас есть небольшая роль в фильме про русских моряков...

Судьба?

Это ли не судьба?

Таня?

Глава шестнадцатая

Свидание под липами — 3

(октябрь 1995, Берлин)

— Привет! Ну, пошли смотреть рыбок, я уже билеты купила!

При взгляде на ее улыбающуюся мордашку вся тревога мгновенно улетучилась. Жива, здорова, весела и, похоже, искренне рада видеть его. Захотелось обнять ее, прижать к груди...

Но одновременно с облегчением нахлынула злость.

— Рыбки подождут! Марш в машину!

— Ты что, сердишься на меня?

— Нет, я просто в восторге! Обожаю, знаешь ли, когда из меня делают идиота! Я комкаю деловую встречу, откладываю подписание важного контракта, отрываю от дел лучшего врача! — Нил за рукав тянул ее к машине, как когда-то тянула его, нашкодившего, в угол бабушка Александра. Марго не сопротивлялась. — Мы мчимся в гостиницу, влетаем в номер, а там валяется какая-то посторонняя тетка, мало того, при ней мужик мерзкой наружности! Что характерно, оба русские и откликаются на фамилию Савин, но ни про какую Маргариту слыхом не слыхивали...

Нил затолкал Марго на заднее сиденье, сам забрался следом, постучал в стекло, отделяющее пассажиров от водителя.

— Поехали!

Таун-кар плавно тронулся с места.

— Куда мы? — тихо, испуганно спросила Марго.

— Кататься!.. Внизу мне с улыбочкой сообщают, что молодая дама, соответствующая моему описанию, покинула отель вскоре после меня, оставив пакет для господина Баренцева с этой дурацкой запиской «В пять часов у зоопарка». Вот уж действительно — зоопарк!

— Но кроме записки там были...

— Если ты думаешь, что фотографии какой-то бранзулетки сильно проясняют дело...

— Нил, это не просто, как ты говоришь, бранзулетка! Именно из за нее мы сюда приехали, из-за нее я познакомилась с тобой!

— Погоди, я ничего не понимаю... Что значит «мы», как понимать, что?.. Эй, что за стриптиз?!