Песочные часы - Романовская Ольга - Страница 16

Не желаю остаток жизни провести вещью! Если так, у меня есть два пути: либо попытаться привязать к себе хозяина, чтобы заработать вольную, либо найти способ бежать из Арарга. Увы, королевство раскинулось на островах, сведя шансы на удачу последнего начинания практически к нулю. Допустим, я найду способ избавиться от браслета, разминусь с погоней на суше, но в море меня непременно поймают. Драконы быстры, им ничего не стоит догнать корабль, да и как я попаду на борт? Никто не согласится взять пассажиркой беглую торху, ее с радостью за вознаграждение вернут хозяину.

Заметно погрустнев, взглянула на стога сена по обеим сторонам дороги. Лучше бы я стала крестьянкой, сельские жители намного счастливее. Да, тяжелый труд – но разве в замке у меня не болит спина, разве мне позволяют спать до полудня? Вспомнила о хырах, которые встают до рассвета и ложатся глубоко за полночь, и укорила себя за жалобы. Им намного хуже – беспросветная короткая жизнь.

Девушки из замка посторонились, пропуская телегу. Правивший ею парнишка улыбнулся, попытался завязать разговор, но служанки его проигнорировали.

Вот и деревня. Как же здесь многолюдно! И опять напоминание о рабстве – привязанные к коновязи хыры. Они сидели на корточках, уронив голову на руки. Грязные, босые, костлявые. Балахоны в нескольких местах порваны и, судя по всему, не стирались месяцами. Еще один раб стоял у поилки для лошадей и по-собачьи пил воду. Он был практически наг, в одной набедренной повязке. Мускулистое тело покрыто темным загаром и сетью красноватых рубцов. К ошейнику крепилась короткая цепь, для подстраховки запястья сковали веревки. Значит, боялись побега.

Особо буйных привязывали за пять колец: на шее и конечностях. Эти же кольца использовали во время наказаний. Например, продевали в них веревки и оставляли хыра лежать на специальном столе на солнцепеке.

Над рабами кружили мухи, садились на потные лица. Хыры то и дело дергались, сгоняя их.

– Бедные, – невольно вырвалось у меня, – они же голодные! Давайте что-нибудь им принесем?

– Иалей, ты чего? – Маиза дернула за рукав, заставляя пройти мимо. – Это же хыры!

– И что? Поэтому их не нужно кормить?

– Придет хозяин, покормит. Держись подальше, они грязные и вонючие. Еще заразу какую подцепишь! – Она брезгливо скривилась.

– Но они такие же, как я.

– Не такие. Ты из высшей категории, они из низшей. Для них ты госпожа.

На главной деревенской площади выросла самодельная сцена. На дощатых помостах веселили публику акробаты, жонглеры, глотатели огня, выгнанные наставниками ученики магов. Подобным нехитрым способом они зарабатывали на жизнь и, к слову, собрали много медяков и чуток серебра. Простенькие фокусы пользовались неизменным успехом. Люди, открыв рот, наблюдали за тем, как недоучки без огнива зажигали свечи, подвешивали в воздухе предметы, на несколько минут меняли цвет вещей и даже превращали воду в огонь. Признаться, сама не могла отвести взгляда от парнишки, играючи выудившего из рук зазевавшегося прохожего кулек с жареным миндалем. А ведь он стоял в десяти шагах!

Маизу и ее спутницу представление привлекало меньше ярмарочных рядов, поэтому насладиться очередным фокусом мне не дали. Или пожадничали бросить пару медяков в шапку вертлявой девочки, обходившей зрителей.

Чего здесь только не было! Жадными глазами изучала прилавки, но не спешила расставаться с деньгами. В отличие от служанок, крутящихся возле цветастых косынок и агатовых сережек, я хотела потратить монеты с пользой. Во-первых, купить сапоги, во-вторых, теплую ночную рубашку, в-третьих… Вот с этим осторожнее: мне нужен маленький нож, который можно носить за голенищем под подвязкой. Разумеется, он дорогой, возможно, придется отдать за него все серебро, зато сумею при случае защититься.

Оставив Маизу с подругой копаться в ящике с шарфами, попятилась и осторожно затерялась в толпе. Спрятала браслет под рукавом и скользнула в соседний ряд. Беглый осмотр ярмарочных лотков показал: нужную вещь я здесь не куплю, придется податься в город. Он не так уж далеко, мили три, не больше, только позволят ли выбраться из деревни? Огляделась, высматривая служанок. Вдруг притаились за соседней палаткой? Быстро свернула за угол и осторожно выглянула: если следят, как-то себя проявят. Если им и приказали не спускать с меня глаз, задание они провалили, увлеклись обилием дешевых товаров.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

А сапоги мне действительно нужны. Зимой в Арарге холодно, я частенько мерзла. Конечно, Сара выдала мне пару обуви, оставшуюся после покойной торхи, но размер не подошел, да и не нравились мне они. Изнутри мех вытерся, сами непонятного ржавого цвета. Пусть я рабыня, но хочу красивую обувь.

По сходной цене приобрела отличную пару из оленьей кожи. Конечно, она дороже воловьей, зато мягкая, приятная, удобная и теплая. Опушка самая простая, из овчины. Довольная покупкой, побродила немного по ярмарке, приценилась к карманному зеркальцу в костяной оправе, но не купила.

В город можно попасть двумя путями: либо пешком, либо попросить кого-то подвезти. Но кто же согласится взять на телегу девушку в сером? По покрою платья, оттенку и выделке материала в Арарге определяли социальный статус человека. Пусть на мне не холщовое рубище, платье приталенное, длинное, чтобы, не приведи местные боги (на тот момент я еще не разобралась, кому здесь поклоняются), никто не увидел ног, но проклятая шнуровка и серый рабский цвет за километр выдавали торху.

Решив положиться на удачу, огородами вернулась к постоялому двору.

Двое хыров сидели там же, у коновязи, третьего уже забрали.

Порылась в сумке и протянула взятую с собой краюшку хлеба. Рабы посмотрели на меня, как на умалишенную.

– Возьмите, – настаивала я. – Вы же голодные.

– Девочка, хозяин по головке не погладит, когда узнает. – Один из хыров скользнул по мне тяжелым взглядом.

– А что запретного я делаю?

– Кормишь чужих рабов. Проходи мимо, не обращай внимания.

Но я не собиралась уходить. Неужели закон запрещает протянуть краюшку хлеба? Что за вздор! Лучше позволить хырам умереть от голода? Хозяин не удосужился даже напоить их, раз мужчины лакают из лошадиной поилки!

Присела на корточки, разломила краюху пополам и поднесла по куску к губам рабов. Один робко, воровато оглядываясь, взял хлеб. Веревка натянулась до предела, когда он отправил мякиш в рот. Заглотал, практически не разжевывая. Неужели их вообще не кормят? Неудивительно, что хыры долго не живут.

Смотрела, как жадно они едят, пересчитывала рубцы и ожоги на коже, и думала: какие же сволочи араргцы! Да, мой родной Кевар не образцово-показательное княжество, но там никто не морил людей голодом, не издевался потехи ради. Неужели рабы ни разу не попытались возмутиться? Ни за что не поверю, будто подобное обращение не привело к восстанию. Наверное, его жестоко подавили, и хыры отныне боялись поднять голову.

Сама хороша! Исполняю все желания норна, лишь бы не изведать плетки. И, если на то пошло, не так много я терплю. Есть, с чем сравнивать. Норн даже иногда внимание обращает, денег дал – откупился, чуть ослабил поводок.

– Кто ваш хозяин? – спросила более разговорчивого хыра.

Его приятель предпочитал отмалчиваться.

– Купчишка один, зерном торгует. Урожай не собрали, а он уже торговать приехал. Спасибо тебе, девочка, добрая ты душа. Да ниспошлют тебе Вааль и Садера счастья в дерьмовой жизни!

Вааль и Садера – божества Панкрийского пантеона. Значит, передо мной панкриец.

Ответив: «Надеюсь, и вас не оставит милость Шоан», толкнула дверь постоялого двора и с непривычки закашлялась от табачного дыма. Он, как шутили в Кеваре, стоял топором.

Что я здесь делаю, зачем дергаю дракона за хвост? С другой стороны, идти пешком не многим безопаснее. Стоп, а зачем мне в город? Наверняка среди этих людей отыщется человек, который знает кузнеца.

Нож на заказ – немного дороже, зато точно подойдет, а расплатиться сумею. Во-первых, у меня остались две серебряные монеты и горсточка меди, во-вторых, хозяин обещал подарить на день рождения целый цейх. Родилась я в октябре, недолго ждать, а за один золотой можно запросто купить простенький ножик, еще останется. За постой, к примеру, берут полторы серебряных монеты – об этом красноречиво сообщала меловая надпись на графитной доске у стойки.