Соседи по планете: Птицы - Дмитриев Юрий Дмитриевич - Страница 15

Плиний же был не ученым, а писателем: сегодня его назвали бы популяризатором науки. Его колоссальная трудоспособность и увлеченность помогли создать целую библиотеку — 31 том «Истории моего времени», 20 томов истории войн и упоминавшуюся уже «Естественную историю» (не считая какого-то количества книг в двух-трех томах). Чтобы написать «Естественную историю», Плинию пришлось основательно проштудировать более 2000 книг римских и иноземных авторов. И вот тут, в отличие от Аристотеля, Плиний проявляет удивительную неразборчивость — все, что ему кажется интересным (а может быть, вообще все, что находит в других книгах), он вставляет в свои. И читатели узнают, что существуют птицы, питающиеся молоком, и птицы, рождающие живых детенышей, что есть птицы «дурного предзнаменования» и птицы, способные возродиться из огня. Рассказывает Плиний и о вороне, которая каждый день прилетала на форум и человеческими словами приветствовала собравшихся.

Однако фантастический рассказ — не главное в трудах Плиния. Суть в ином: пожалуй, не было птицы, известной в то время кому-нибудь из писателей или ученых, говоривших о ней в своих произведениях, которая не вошла бы в книгу Плиния. И среди множества анекдотов, фантастических сведений у него немало верных фактов. Например, Плиний, как и Аристотель, обращает внимание на перелеты птиц, говорит об их органах чувств, об их инстинктах, о линьке и так далее. Кроме того, Плиний — первый энциклопедист, собравший воедино огромное количество сведений и фактов о животном мире нашей планеты. Практически он собрал все, что знали люди в его времена о животных.

Конечно, сочинения Плиния были малодоступны его современникам — их могли читать лишь очень богатые люди. Но последующие поколения ученых очень обязаны Плинию. И не только тем, что благодаря его книгам люди многое узнали. Плиний популяризировал науку, давал пищу для размышлений, материалы для проверки, а это приводило к новым открытиям, наконец, он просто умел увлечь читателей. Последующие поколения натуралистов выправили ошибки Плиния. Но смогли это сделать, лишь став натуралистами. А многие стали натуралистами именно благодаря ему.

Во времена Аристотеля и Плиния, да и много веков после них, биологические науки не имели сколько-нибудь серьезного практического значения. Зато имели огромное значение для воспитания мировоззрения. Стремление проникнуть в тайны природы всегда, во все времена было делом опасным, а особенно — в средневековье. «Путь к науке был забаррикадирован, а путь к предрассудкам, суевериям и рождаемому ими шарлатанству широко открыт», — писал о средневековье профессор В. В. Лункевич.

Конечно, ученые, мыслители были — их не могло не быть. Но их талант использовался для восхваления бога, для пропаганды божественных идей, для поисков доказательств «семи дней творения». Безусловно, кое-какие факты о животных, в частности о птицах, продолжали так или иначе накапливаться. Но знали о них лишь немногие. Зато широко были распространены «научные» книги, называвшиеся «Физиологами» и «Бестиариями».

Тут имелось все — выдержки из сочинений Аристотеля (у Аристотеля бралось, естественно, лишь то, что было выгодно составителям), Плиния, из трудов других античных и средневековых авторов. Но все это имело одну цель: поразить воображение читателя сверхъестественным, чудесным, исходящим только от бога и подвластным только ему. Надо отдать должное составителям этих книг — им пришла прекрасная идея: «Физиолог» был занимательным чтением и укреплял веру во всемогущество божье! И читатели «Физиолога» верили, что существует птица феникс, которая живет больше тысячи лет, потому что «не прикоснулась к древу познания», а, умерев, возрождается снова, верили, что орел молодеет после того, как погружается в источник, что утки, которые сначала висят на деревьях, склоненных над водой, потом падают в воду и остаются там навсегда, потому что выход на берег для них — смерть. (Это символизировало людей, не принявших крещение водой.)

Кстати, вообще легенды о птицах, вырастающих из дерева, точнее, из его плодов были очень распространены. В другом издании книги, подобной «Физиологу», рассказывается о гусях, растущих в Великобритании на деревьях. Кто придумал эту легенду — неизвестно, очень возможно, что какие-то монахи. Во всяком случае, они очень активно использовали ее: раз птицы рождаются на дереве, значит, они постные, а раз постные — их можно есть в любой день. Потребовался специальный декрет папы римского, чтобы заставить монахов считать гусей скоромной пищей. Легенда о растущих на деревьях гусях долго жила. Даже такой выдающийся естествоиспытатель XVI века, как Конрад Геснер, верил в нее. Что же говорить об ученых средневековья? Но если кто-то и сомневался в ней, молчали — не хотели спорить с церковью, боялись идти против нее. Они знали: церковь сильна и жестока. Примеров тому было множество — тюрьмы, костры, инквизиция с ее пытками. Даже занятие «чистой наукой» считалось делом богохульным и подвергалось преследованиям. Даже трон и королевская корона не всегда спасали от гнева церкви. Так произошло с германским императором Фридрихом II (1194–1250). Он слыл вольнодумцем, к тому же был страстный натуралист. Этому вольнодумцу зоология обязана многим — и распространением биологических знаний, и пропагандой биологических идей. При нем европейцы познакомились с некоторыми животными, которых Фридрих вывез из Африки. А главное, сам Фридрих был автором очень интересного труда по орнитологии.

В те времена, как, впрочем, и много раньше и много позже, была широко распространена соколиная охота. Охотился с соколами, естественно, и Фридрих. Однако не просто охотился. Из сочинений короля-натуралиста видно, что интересовали его и повадки хищных птиц, и их анатомия, и механика полета. Для того времени книга Фридриха 11 была явлением очень значительным.

Но даже Фридрих, который осмелился говорить, «что надо верить только в то, что доказано по законам вещей и естественного разума», не смог при всем своем могуществе противостоять церковникам и, в общем-то, пал под натиском церкви. Чего же требовать от ученых того времени?

Однако если в науке тогда наблюдался застой, то это вовсе не значило, что зоологические знания не накапливались. Да, мы не можем назвать сколько-нибудь выдающийся труд эпохи средневековья, где были достаточно полные и достоверные сведения о птицах. Но можем обратиться к памятникам литературы. Хотя бы к «Слову о полку Игореве», датируемому 1185 годом. Там мы находим множество упоминаний о птицах — об орлах и соколах, кречетах и воронах, галках и сороках, соловьях и кукушках, гусях и лебедях, утках и других. Мало того, в этой поэме неизвестный автор обнаруживает познания о жизни птиц. Например, «Перед рассветом, когда меркнет ночь, замолкают соловьи и начинают свой говор галки». Или: «…когда сокол в мытех (линьке) бывает, высоко птиц взбивает, не дает гнезда своего в обиду». Это уже очень серьезный факт: соколы действительно линяют в то время, когда в гнездах их находятся птенцы. А ведь об этом достоверно стало известно ученым только в нашем веке!

Можно привести еще немало фактов того, что в народе копились знания, которые так или иначе вошли потом в зоологическую науку. И очень возможно, что без этих знаний не появился бы в эпоху Возрождения великий ученый того времени Конрад Геснер.

Автор уникальной зоологической энциклопедии, К. Геснер, конечно, тоже не избежал ошибок своего времени. Мы уже говорили об этом. Мало того, Геснер даже усугубил, то есть как бы узаконил, ошибки и легенды, существовавшие ранее. Например, о легендарных гусях он пишет уже более подробно, называя их «Бернакальскими гусями», и со слов некоего Геральдуса рассказывает о них. Этот гусь, оказывается, вырастает на обломках сосны, носящейся по морским волнам. Сначала будущие гуси похожи на капельки смолы. Потом вырастают, прикрепляются клювами к сосне и «выделяют», ради безопасности, твердую скорлупу. Там, в этой скорлупе, они растут, оперяются и, наконец, отваливаются от дерева и начинают плавать.