Воронья дорога - Бэнкс Иэн М. - Страница 36

– С Новым годом!

– Здравствуй, Прентис. И тебе того же…

Я ее поцеловал, оторвал от пола, крутанулся вместе с ней; она взвизгнула.

– Как поживаешь? – прокричал я.

Элегантная, благоразумно-худощавая Хелен Эрвилл, обладательница густых и прямых, черных, как обсидиан, волос, платья в стиле «милитари», только что вернувшаяся со швейцарских курортов и на вид вообще холеная-лощеная, отдала мне банку.

– Отлично,– ответила она. Я поднял жестянку.

– «Карлинг блэк лейбл»[59]! – не поверил я своим глазам. Как-то это не в обычаях Хелен.

Она ухмыльнулась:

– Да ты попробуй.

Ну, я и попробовал: пена вскипела, шибанула в нос. Я поперхнулся, отшатнулся, пролил. Хелен забрала банку, ухмыляясь.

– Шампанское? – спросил я, вытирая подбородок.

– «Лансон»[60].

– Круто! Ах, Хелен, ты такая стильная. Попляшем?

Мы потанцевали, распили банку шампанского.

– Как Дайана поживает? – прокричал я, перекрывая музыку.

– Ее домой не затащить,– прокричала в ответ Хелен.– Осталась на Гавайях.

– Вот бедняжка!

– Точно.

Хелен продолжала кружиться, а я решил, что настало время отлить, а потом, может, и подкрепиться; каковые задачи и провели меня через сад (к туалету под лестницей выстроилась очередь, а верхняя часть замка была заперта) в кухню.

Там заправляла миссис Макспадден, контролировала линию по производству сандвичей, мясных рулетов, тарелок с супом и чили, кусков черного хлеба с изюмом и рождественского торта, а также ломтиков сыра.

– Прентис! – сказала миссис Макспадден.

– Мыффыф Мыфсфыфен…—Я уже успел набить рот тортом.

Она сунула мне в руку связку ключей.

– Окажи-ка нам услугу, спустись в погреб,– прокричала миссис Макспадден.– Принеси литр виски – вторая арка слева. Только никого с собой не води и дверь запереть не забудь.– Пикнула микроволновка, и миссис Макспадден вывалила на тарелку полуразмороженный кирпич чили и принялась разламывать его большой деревянной ложкой.

Я тяжело сглотнул:

– Ладно.

Я прошел в подсобку – там после кухонного шума и хаоса было спокойно, прохладно и темно. Включил лампу, позвенел ключами, нашел подходящий к замку погреба. Краем глаза уловил движение за окном, выглянул: похоже, я заодно включил и свет на дворе.

На крыше «рейнджровера» дяди Фергюса Верити Уокер, облаченная в короткое черное платье, извивалась в танце. На капоте сидел по-турецки Льюис и таращился на нее. Он оглянулся, притенив глаза ладонью, и, похоже, увидел меня в подсобке за окном. Верити совершила пируэт. Держа в одной руке туфли, она другой провела сверху вниз по боку до бедра, потом —назад, до головы, и снова вниз, по коротко подстриженным светлым волосам,

На нее, точно луч сценического прожектора, падал свет, резкий, белый. И казалось, будто ее волосы охвачены бледным пламенем.

Льюис спрыгнул с «рейнджровера» (Верити закачалась, замахала руками, когда машина запрыгала на амортизаторах), встал рядом с машиной, между мною и Верити, и протянул руку вверх, к ней. Она продолжала увлеченно танцевать, но тут он, должно быть, что-то сказал, и она двинулась, по-прежнему пританцовывая, но уже медленнее, плавнее, к краю крыши; неторопливо качались бедра, губы растягивались в широкую улыбку. И вдруг, глядя на Льюиса, она прыгнула с крыши. Льюис ее поймал, отступил на пару шагов под ее тяжестью, затем шагнул вперед – Верити обвила его шею руками, а ногами обхватила талию – светлые бедра на черном фоне. Льюис толчком бедер подбросил ее вверх. Оба с шумом навалились на «рейнджровер». Верити крепко приложилась спиной – но если и ушиблась, виду не подала. Руки-ноги по-прежнему обвивали моего брата, и его голова опустилась к ее голове. Пальцы Верити принялись гладить Льюисовы макушку, затылок, виски.

Через некоторое время рука Льюиса потянулась назад, за спину, ладонь замахала, палец указал на лампу, в ярком свете которой я видел происходящее. И – рубящее движение кисти: гаси!

Когда он это сделал во второй раз, я выключил свет.

Я прошел в погреб, запер за собой дверь. В погребе было холодно. Я нашел виски, вышел из погреба, запер его, выключил все лампы, отдал бутылку миссис Макспадден, получил от нее запоздалый новогодний поцелуй, прошел через кухню и коридор в заполненный гостями зал, где орала музыка и хохотали люди, и вышел через почти опустевший к этому времени вестибюль, и спустился по ступенькам замка, и прошел по подъездной дорожке до ворот, и двинул к Галланаху. Там я ходил по набережной, время от времени махал рукой или говорил «с Новым годом» каким-то незнакомым людям и добрел до старой железнодорожной пристани, а потом и до бухты, и там я сидел на краю, болтал ногами, пил виски и смотрел, как пара лебедей скользит по черной неподвижной воде навстречу далеким звукам хайлендерской джиги, что доносились из гостиницы «Стим-Пэкет-Хоутел», навстречу пению и громогласным пожеланиям счастливого Нового года, что разлетались по улицам города, и навстречу непрестанному шмыганью моего носа, что пускал влагу из сочувствия глазам.

Глава 8

Рори стоял на дюне, лицом к океану. Льюис топал вдоль воды, то и дело отвешивал пинка какой-нибудь деревяшке или пустой пластмассовой бутылке. Руки он глубоко засунул в карманы ветровки-камуфляжки, голова с коротко подстриженными на этот раз волосами была опущена.

Похоже, решение родителей провести летний отпуск с детьми на Гебридах Льюис воспринял как личное оскорбление. Все его спрашивают, что он делает на Саут-Уисте, если Льюис – дальше к северу[61].

– Он ужасно не в духе, да, дядя Рори? Рори посмотрел вслед уходящему по пляжу мальчику.

– Ага,– пожал он плечами.

– Как вы думаете, почему он нас сторонится? – На худеньком лице Прентиса читалось искреннее недоумение.

Рори улыбнулся, еще раз взглянул на удаляющуюся спину Льюиса и двинулся по склону дюны к узкой дорожке. Прентис пошел следом.

– Это вроде называется трудным возрастом,– сказал Рори.

Кеннет, Мэри и мальчики приехали на Гебриды отдыхать – так они делали почти каждый год. Пригласили и Рори, тоже как обычно, и он, что было уже необычно, согласился. Пока им везло: атлантическая погода баловала, деньки стояли ясные и теплые, ночи – тихие и звездные; кромешная тьма не наступала еще ни разу. Набегали высокие волны, широкие пляжи пустовали, а между дюнами и вспаханными землями лежал махайр[62] – море ярких цветов на густой травяной зелени. Рори тут нравилось – он даже не ожидал, что понравится. Да и отдых был кстати. Не надо писать о самолетах и паромах, о гостиницах и ресторанах, о колоритных людях и видах. Не надо обдумывать книгу путевых очерков и сочинять газетные статьи – никакого напряга. Можно полодырничать со спокойной совестью.

Он сам вызвался в это воскресенье после завтрака погулять с мальчиками. Джеймс остался, а Льюис полчаса куксился, а потом вдруг заявил, что хочет побыть один.

Рори и Прентис шли вдвоем, их обгоняли короткие тени. Скоро дорожка заберет на восток и выведет их на большак, и по нему они двинутся на юг, к дому. Льюис окрестности знает, не заблудится – Рори не имел ничего против того, чтобы мальчик погулял в одиночестве.

По узенькому грейдеру приближалась машина, держа курс на север; пришлось отойти на обочину, чтобы пропустить. Рори и Прентис помахали водителю, когда он помахал им. Вдали шуршал прибой, невидимые отсюда волны набегали на искрящийся махайр. Заливались жаворонки – певучие точки среди небесной синевы и пушистых облачков.

– Дядя Рори, а ничего, что мы в воскресенье гуляем?

– Ничего – чего? – взглянул на мальчика Рори. Прентис казался ужасно тощим в шортиках и рубашонке с короткими рукавами. Рори надел старую рубашку-сеточку и самодельные шорты – в прошлой жизни джинсы.