Дыши, Энни, дыши (ЛП) - Кеннелли Миранда - Страница 4

– Я говорил тебе не клеиться к моим клиенткам, – шепчет Мэтт.

Парень отшатывается, как от удара:

– Я просто хотел помочь.

– Он не причинил вреда, – начинаю я, и оба парня смотрят на меня. – Ничего стра…

– Джереми, – перебивает меня Мэтт, – я стараюсь поддерживать репутацию…

Парень поднимает руку:

– Я понял, понял…

– Точно? Это мои занятия, моя работа, и я просто стараюсь дать тебе шанс…

– Тогда не теряй веру в меня, когда я даже еще не начал!

– Парни, – вклиниваюсь я, глядя на них, но они продолжают спорить, будто забыли о моем присутствии. Мэтт шлепает Парня, Бегущего Спиной Вперед, футболкой по лицу, а ПБСВ лупит Мэтта по голове бутылкой с водой и зажимает в захвате шею. Мэтт выворачивается и сам зажимает в захвате шею ПБСВ. В данный момент сложно поверить, что они взрослые. Они бабуины.

– Парни! – восклицаю я, и они вскидывают головы, прекращая вести себя как пещерные люди. – Да что случилось-то?

– Это мой маленький братишка Джереми, – говорит Мэтт.

– Маленький? – хмыкает Джереми.

Мэтт не обращает внимания:

– Он просто начал работать на со мной, задавая темп людям, которые надеются усовершенствовать свои навыки и улучшить скорость.

– Как это понять – задавая темп? – спросила я.

– Ну, это если кто-то хочет завершить марафон за определенное время, Джер будет бежать с ним бок о бок и держать их в темпе, и благодаря этому они финишируют даже раньше заданного времени. Это что-то вроде Бостонских, где соревнуются за определенное время. Задавать темп у Джера получается лучше всего.

Джереми выглядит довольным комплиментом. Должно быть, поэтому мужчина следовал за ним в сегодняшнем забеге.

– Но я все равно буду заниматься с тобой иногда, – говорит он мне. – Я буду помогать Мэтту в больших забегах по субботам и воскресеньям.

– Так теперь у меня два инструктора? – спрашиваю я.

– Типа того, – игриво отвечает Джер, скользнув взглядом вверх и вниз по моему телу, зарабатывая очередной угрожающий взгляд от Мэтта.

– Джер, я серьезно. Если ты не будешь воспринимать эту работу всерьез, то с меня хватит. Другого шанса я тебе не дам. – Мэтт бросает на брата острый взгляд. Почему он отчитывает его передо мной?

Он предупреждает и меня тоже? Я знаю Мэтта всего пару недель, но он всегда казался сдержанным. Почему он так суров со своим братом?

Лицо Джереми мрачнеет.

– Увидимся на следующей неделе, Энни. – Он коротко кивает мне и следует за братом, чтобы помочь упаковать кулер с водой и полотенца. Он не оглядывается.

Тренировки с Мэттом до сих пор были спокойными и приятными, учитывая то, какой он дотошный и собранный.

С Джереми я чувствую что угодно, но только не это.

***

Я взбираюсь по раскрошившимся бетонным ступеням и открываю дверь-ширму в наш трейлер.

Пачка масла, буханка хлеба и головка сыра лежат на кухонном столе подальше от буроватого участка, где отваливалась желтая штукатурка.

Мой старший брат готовит жареный сыр и слушает по радио игру Брэйвз. Ник бросает лопаточку, чтобы поцеловать мой лоб. Он пахнет солидолом и дымом от выхлопов, после того как менял масло в «Автозапчастях Колдуэлла».

Он переворачивает свой сэндвич. Тот шипит на сковородке, заставляя урчать мой желудок. Я умираю с голоду, но сомневаюсь, что смогу проглотить хоть что-то. Бег испортил мой желудок: я не могу понять, нужно ли мне поесть или посетить туалет.

– Ну как сегодня все прошло? – спросил Ник.

– Я пробежала!

– Все шесть миль?

Я киваю, и он сияет. Я никогда не видела его таким счастливым, как когда сказала, что буду тренироваться для марафона.

Он сгребает жареный сыр на тарелку.

– Ты голодна? Я приготовлю сэндвич и для тебя.

– Нет, спасибо. Согласно плану питания Мэтта, мне сегодня на ланч полагается съесть пиццу с салатом.

Тогда он выключает плиту и бросает сковородку в раковину, затем насыпает гору картофельных чипсов на тарелку, выключает радио и торопится в гостиную, чтобы посмотреть игру по телевизору.

Мама заходит на кухню, расчесывая свои влажные вьющиеся каштановые волосы. У Ника темные вьющиеся волосы от нее, а мои – прямые пшеничного цвета – должно быть, от папы. Она пытается что-то найти под кучей старых газет, полотенцем для рук и шаткой стопкой почты. Хватаю ее ключи с крючка, куда, несомненно, их повесил Ник, и передаю ей.

– Спасибо, – говорит она и кладет их в карман. Наши глаза встречаются всего на секунду, прежде чем мы обе отводим взгляд. – Как прошла тренировка, милая?

– Я пробежала до конца.

Она слегка улыбается:

– Я так рада.

Я киваю.

– Кайл был бы…

– Мама, просто прекрати! – говорю я, прежде чем могу сдержаться, и она вылетает за дверь, убегая от меня на свою работу в «Квик Пик». На секунду закрываю глаза, чтобы успокоиться. Я не люблю разговоры о нем, но не могу сдержаться и постоянно срываюсь, прямо как сейчас. Открыв глаза, осознаю, что мама оставила свой фартук кассира и конверт с купоном на столе.

– Мам, подожди, – кричу я, но она уже ушла. Она опять их забыла. Попрошу Ника сбегать в магазин и отдать ей, когда он доест свой ланч.

Пробегаю пальцами по черной жесткой ткани фартука. Подношу его к лицу, вдыхаю ее аромат точно так же, как делаю это с фланелевой рубашкой Кайла. Его запах давно уже выветрился, но ее запах – лаванды и чистящего средства, которым она протирает ленту конвейера – четкий и ясный, он заставляет меня скучать по объятиям. Мы с мамой привыкли постоянно обниматься, но не в последние месяцы с начала Рождества.

Не озаботившись стянуть с себя влажные шорты и топ, я иду в свою комнату и плюхаюсь на ярко-фиолетовое одеяло, которым застелена моя односпальная кровать. Максимально вытягиваю носки к потолку, стараясь избавиться от молочной кислоты, забившей мои икры. То, что я вся потная лежу на своей кровати, заставляет меня съёжиться от отвращения, но я слишком устала и у меня болит все тело, чтобы делать что-то еще, кроме как валяться. До Кайла я никогда не заправляла постель, но его отец – пожарный, и поэтому приучил его к этому, и я между делом переняла эту его привычку. Вся моя комната отчасти пустая, не считая кучи двадцати пяти центовых книжонок, которые я купила на распродаже в библиотеке.

До того, как Келси и я перестали общаться, мы любили собирать коров: будильник в виде колокольчика, занавески с коровами, рамки для фотографий с коровами, свечи в виде коров и даже коврик с коровами украшали мою комнату. Я убрала всех этих мычащих животных подальше, чтобы освободить место для плюшевых мишек, которых Кайл выиграл на Кофейной Ярмарке, и кедровых шкатулок, украшенных морскими ракушками, и китайских колокольчиков, которые он купил в нашей поездке в Мертл Бич. Я упаковала все его подарки, так как они заставляли меня грустить, но теперь из-за этого в моей комнате ощущается пустота.

После того как я потеряла его полгода назад, мама начала упрашивать меня сходить с ней за покупками, чтобы заново украсить мою комнату и заполнить свободное место, попробовать позаниматься с ней йогой – делать хоть что-нибудь. Я знала, что она желала мне добра, но мне ничего не хотелось.

Я неоднократно срывалась на нее: «Если еще хоть кто-нибудь скажет, что мне делать…» – будучи такой сукой, я чувствовала себя и лучше и дерьмовей одновременно.

«Я не знаю, как помочь тебе, Энни. Скажи мне, как тебе помочь», – плакала она, закрыв лицо руками.

Если бы она изобрела специальное зелье, стирающее память и ошибки, тогда бы я к ней прислушалась.

Я встретила Кайла в первый день девятого класса, когда дети из двух средних школ из округа Уильямсон объединились в Хандред Оукс для первого года обучения.

Я возненавидела его с первого взгляда. В первый же день мы играли в волейбол в спортзале, и он принял меня в свою команду. Я подала мяч, впечатав его ему в затылок, и он упал на пол. Я бросилась к нему: «Прости!» – думала, что ему больно, но обнаружила его хихикающим, как какая-то маленькая девочка. И до конца дня он и его друзья прикрывали головы, когда я проходила мимо них по коридору: «Это волейбольная ведьма!» – кричал Кайл.