Похититель моего сердца - Валентино Донна - Страница 5

– Однако вы шпионили за нами, и наше обычное поведение не ввело вас в заблуждение…

– Верно, на этот раз вы не ошиблись.

Джиллиан пребывала в смятении; ей казалось немыслимым, что она сидит и обсуждает свои сокровенные тайны с абсолютно чужим человеком, который к тому же шпионил за ней. Она обещала отцу, что спрячет его до того, как он превратится в бессмысленную развалину, – именно это когда-то случилось с его отцом.

Теперь Джиллиан приходилось признать, что она не выполнила эту часть обещания. Она никак не ожидала, что, избавившись от лондонских страхов, получит возможность работать помощником у отца, и тем более не осмеливалась потворствовать своей сумасбродной мечте самой стать врачом до тех пор, пока они не обосновались здесь. Лишь почувствовав себя в безопасности, она отважилась начать практиковать вместе с отцом. Даже если бы у нее хватило смелости на такую попытку в Лондоне, свет не позволил бы ей это сделать; здесь же она поняла: случайно родившись женщиной, она тем не менее обладает умом и способностями, необходимыми для того, чтобы заниматься тем, чем хочет.

Джиллиан получала удовольствие от своей работы, а когда со временем отцу стало хуже, утешала себя тем, что ей пока удается скрывать его болезнь. Теперь же ее секрет стал доступен постороннему. Она нарушила клятву только потому, что перспектива укрыться за каменными стенами дома и провести остаток дней безымянной сиделкой приводила ее в отчаяние. Когда именно безопасность и уверенность в том, что завтрашний день будет точно таким же, как вчерашний, потеряли для нее свою привлекательность? Она всегда знала, что нетерпение приводит к беде, всю жизнь избегала малейшего риска, и вот все рухнуло…

Несколько лет живя уединенно в деревенском доме, Джиллиан постоянно знакомилась с округой и ближайшими деревнями, пока все здесь не стало ей привычным, как утварь на собственной кухне. Должно быть, это усыпило ее осторожность, успокоило и позволило забыть о необходимости терпеть. Она чувствовала себя в безопасности, была уверена, что никто извне не сможет омрачить ее существование, наподобие того, как был разрушен мир вокруг, когда убили ее мать. Как она могла забыть, чьей дочерью была, какие пагубные пристрастия спали в ней? И не намеренно ли она не замечала тревожные признаки, также как делала вид, что не замечает угасание отца?

– Отчего я ни разу не заметила вас? – прошептала она.

– В последнее время, Джиллиан, – губы Камерона скривились в довольной усмешке, – мы все чувствуем, как чьи-то враждебные глаза постоянно за нами наблюдают. Поэтому трудно определить, где действительно нам грозит опасность, а где просто тревожит смутное неприятное ощущение. Кто бы мог подумать, – добавил он тихо, – что свободные люди в Англии окажутся в таком ужасном положении?

В этот миг Джиллиан почувствовала, что от него исходит глубокая тоска, ошеломляющая, непреодолимая… От волнения она сначала даже не смогла ответить. Только тот, у кого, как у нее, на глазах разрушалось все, что он любил и на что надеялся, мог понять, что значит такая потеря.

И тут ее захлестнула невероятная, неистовая надежда. После убийства одного короля и изгнания другого было крайне опасно высказывать вслух сожаление об утраченных свободах: дозоры Кромвеля постоянно подслушивали и подсматривали, выискивали малейшие проявления недовольства. То, на что намекал Камерон Смит, вызвало бы неминуемую ярость лорда-протектора, дойди эти слова до его ушей. Тюрьма, виселица, пытка – ни одно наказание не стало бы слишком суровым. Самым жестоким притеснениям подвергались те, кто укрывал или поддерживал людей, преданных Карлу Стюарту.

А вдруг все это подстроено констеблем Фрейли, чтобы заставить ее высказать свои политические предпочтения?

– Вы, сударь, роялист и государственный изменник! – Ну вот, она сказала то, что нужно, хотя в душе любила и почитала мятежного короля. Джиллиан затаила дыхание, молясь о том, чтобы он признался, что разыграл ее.

– А я-то надеялся, вы разделяете симпатии роялистов, – насмешливо заметил Камерон, вдребезги разбивая ее слабые надежды.

– Мы держимся в стороне от политики.

– Теперь нет.

– Джиллиан? – Уилтон, проснувшись, в страхе сжал ее плечо. – Кто этот человек?

– Камерон. Камерон Смит, – назвался незнакомец с такой готовностью, как будто это не он только что втянул их в дело, грозящее им смертью, – ваш новый ученик, мистер Боуэн.

– Мой новый ученик? – Старик обратил взгляд к дочери. – Джиллиан?

Конечно, она могла бы разоблачить Камерона. И возможно, они вдвоем с отцом выкинули бы негодяя из фургона, а заодно вырвались бы из тайного роялистского заговора… Но что, если Камерон осуществит свою угрозу? Тогда уже утром все в деревнях, которые он называл – Брамбер, Бридинг, Брайтхелмстон, – будут знать ужасную правду о ее отце!

– Папа, – она похлопала отца по руке, надеясь, что он не заметит, как дрожит ее голос, – мистер Смит приехал немного позднее, чем мы ожидали.

– Приехал позднее, чем ожидали. – Уилтон неодобрительно смотрел на Камерона. – Ну что ж, прекрасно. Надеюсь, вы хорошо подготовлены? К несчастью, последний ученик, которого я согласился взять, не имел права называться врачом! Сегодня у нас очень тяжелый больной, крайне тяжелый, и совсем мало времени на то, чтобы выбрать правильное лечение…

– О да, отец, нам надо поговорить о Джейми Меткафе. – Вспыхнувшая надежда почти полностью прогнала страх и гнев Джиллиан.

К ее ужасу, отец наклонился вперед, чтобы смотреть не на нее, а на Камерона Смита.

– Какой у вас диплом?

– Такой же, как у вас.

– Как? Такой же, как у меня? – Уилтон Боуэн просиял. – Доктор хирургии, с дипломом университета в Падуе? – Камерон кивнул. – А вы учились в Королевском медицинском колледже?

– Конечно. – Откинувшись на спинку сиденья, Камерон лгал настолько легко, что Джиллиан засомневалась, не говорит ли он и в самом деле правду. – И еще, Оксфорд.

– Ты слышишь, Джиллиан? Этот молодой человек уже прошел курс там, где ты хотела бы учиться!

Уилтон подвинулся на сиденье, приблизив губы к уху Камерона, и пояснил доверительным шепотом:

– Видите ли, моя дочь не могла посещать университет или колледж всего лишь потому, что родилась женщиной.

– Это я заметил. – Камерон лениво окинул спутницу оценивающим взглядом.

Джиллиан не знала, что ее взбесило больше: то, что этот негодяй посмел смотреть на нее как на проститутку, да еще в присутствии ее отца, или то, как равнодушно он заявлял о том, что обладает знаниями, к которым она столь страстно стремилась. Родившись женщиной, она лишилась права заниматься любимым делом, тогда как этот… этот хам мог спокойно пройти в университетские двери и заявлять об этом, как о своем праве. Однако он не потрудился для этого и пальцем пошевельнуть, а когда сказал, что получил медицинское образование, никто не призвал его к ответу за обман.

– Ну-ка, Джиллиан, поменяйся с ним местами, – засуетился Уилтон: видимо, ему надоело вытягивать шею, задавая свои вопросы. – Возьми поводья, а мы с молодым доктором Смитом обсудим состояние здоровья Меткафа.

– Да, о Меткафе обязательно надо поговорить… – Джиллиан запнулась. Только тут до нее дошел смысл его просьбы.

Молодой доктор Смит! Отец хотел, чтобы она как кучер правила лошадью, пока они с этим мошенником будут беседовать!

– Папа! – с трудом прошептала она и вновь замолкла. Своими случайными словами отец показал, как мало он ценил знания, которые она с таким трудом приобрела, работая рядом с ним. И как легко он отодвинул ее в сторону ради так называемого ученика!

Камерон спокойно вложил ей в руки вожжи, обхватил ее за талию и с пугающей быстротой и силой перенес над своими коленями на другую сторону сиденья, а потом, откинувшись на спинку, удобно устроился между Джиллиан и ее отцом.

Уилтон принялся говорить что-то тихим голосом, а Камерон, кивая, морщил лоб: сейчас он выглядел уважаемым эскулапом, а не наглым самозванцем, каким был на самом деле. Джиллиан же оставалось только слушать неразборчивое бормотание отца, цокот копыт Куинни да шум холодного ветра.