Девочка, которая воспарила над Волшебной Страной и раздвоила Луну - Валенте Кэтрин М. - Страница 37

– Мы заставим его прекратить все это, – сказал Суббота.

Канделябра рассмеялась. Это был добродушный смех, как у бабушки, которая хочет сказать: «Ну не забавно ли, когда малыши пытаются добраться до верхней полки?»

– Обещайте, что вернетесь и расскажете мне, как все прошло, ладно? Ну, то есть если у вас получится прикрутить себе обратно головы и туловища.

Аэл выпятил алую грудь – но казалось, что прежнего гордого сердца в ней нет. Ему было очень странно ни над кем не возвышаться.

– Мы и раньше вели Борьбу, да будет вам известно! Она начинается с Б, и это наша профессия.

Бурак немного подумала об этом.

– Я бы так хотела поспорить с йети! Это было бы впервые в истории, а значит, это стоящее дело.

Сентябрь пригнулась, уворачиваясь от стремительного отростка молнии.

– Если вы хотите пойти с нами…

– О, нет-нет, дитя мое, это совсем неправильно! Не позволяйте мне встревать только потому, что мне так захотелось! Велите мне заниматься своими собственными делами! Я могу быть разрушающей силой, а вдобавок еще и копушей. Сопротивляйтесь! Сопротивление – начало истины!

– Я бы с радостью, мадам, – раздраженно ответила Сентябрь, – потому что знаю, что вы до ужаса любите пререкаться, но вы намного старше меня и столько всего совершили, что, если вы склонны пойти с нами, то кто я такая, чтобы с вами спорить?

– Кто ты такая, чтобы спорить? – Хвост Бурак выгнулся в изумлении. – Кто ты такая, чтобы спорить? Да просто ты – это ты! Ты… – Она замолкла, выжидая, поскольку они так и не были представлены друг другу.

– Сентябрь.

– Ты – Сентябрь! – проревела Канделябра. – И что бы это ни означало, ты – кто-то да есть! Ты личность, которой есть что сказать! Только покойники не спорят. Но даже среди них есть исключения. Тебе что, никто не говорил? Уважение к старшим – это просто секретное оружие, и, как всякое секретное оружие, это дешевый фокус. С его помощью можно заткнуть кого угодно, даже не напрягаясь. И тот кто первым заткнется, тот и проиграл.

– Но, – сказала Сентябрь с усмешкой, – я не хочу спорить. Чем нас больше, тем лучше, ведь даже если мы встанем друг другу на плечи, мы не сможем посмотреть йети в глаза. Я не собираюсь спорить с вами только потому, что вы этого хотите, если и так могу добиться своего! Если вы хотели повздорить, не надо было с самого начала предлагать наилучший выход! Цель в том, чтобы установить, кто прав, а когда я говорю, что я так хочу, я права, потому что кто может лучше меня знать, чего я хочу?

Канделябра распахнула зеленые крылья, и со всех концов джунглей к ней слетелись яркие, пылающие побеги крошечных молний, чтобы сгрудиться поближе к ее шкуре. Она снова сложила крылья над своими зарядами. Джунгли потемнели и как бы вздохнули.

– Отлично сказано, – ответила Бурак, подмигнув, – мы еще сделаем из тебя скандалиста. Но это мы и называем Заблуждением. Никто не знает себя достаточно хорошо. У кого есть на это время в наши дни? Ты была сама себе формально представлена? Прилагала усилия, чтобы узнать свои слабости и достоинства, усаживалась ли с собой попить чаю и послушать о своих неурядицах, отвечала на звоночки собственных ошибок? Тогда как ты вообще можешь говорить, что знаешь себя? Надо быть очень осторожной с Заблуждениями! Они, знаешь ли, заразны. От них бывает сыпь. Я немедленно прекращаю этот спор на том основании, что он меня больше не занимает, и я бы скорее обратилась с речью к межоблачной молнии, когда она очнется от дремы. Ты проспорила! Не огорчайся. Ты была обречена с самого начала. И до самого конца. И в середине тоже. Я не сомневаюсь, что ты готова к битвам, поэтому очень важно было встать на твоем пути! Паломничество более всего необходимо, когда тебе кажется, что ты стоишь на верном пути. Идти напрямик невесть куда – это самый печальный выбор. Ну, давай, разве ты не хочешь перемолвиться словцом со своим предназначением? Давай проскочим в самый конец, чтобы ты одним глазком глянула на то, как это все делается. Никогда не знаешь, может, твоя судьба уже написала научную статью на тему «Как победить йети». Я усовершенствовала процесс поиска по самым современным стандартам. Здесь хранятся все записи, координаты, перекрестные ссылки. Я могу найти тебя так же быстро, как молния чертит зигзаг на грозовом небе.

Сентябрь взглянула на Субботу. Если она пойдет и если это будет так быстро, как утверждает Канделябра, то она сможет уравнять шансы. Может быть, она начнет понимать его, хоть немного, если увидит свою жизнь, подобно тому как увидела его. Тогда между ними все будет прямее и честнее. И потом, разве она не пытается повзрослеть? Разве не будет облегчением узнать, чего она достигла в итоге, что у нее получается особенно хорошо, кем она стала, когда выросла, – грифоном? креслом? акулой? Не легче ли будет знать заранее, как именно она решила проблему с йети, прежде чем приступать к ее решению? Или узнать, что эта проблема попросту не решается, что это не ее вина и стыдиться тут нечего. Она же только что попала на Луну. Время еще есть. Времени должно хватить, рассуждала Сентябрь, иначе Альманах бы подхватил свою раковину и бегом побежал бы вниз, обратно в Волшебную Страну. Он ни за что не допустил бы никакого вреда своим обитателям, даже если бы тысячи йети начали молотить его кулаками по зубцам.

Но тут Сентябрь увидела, как неуверенно глядит на нее ее виверн, такой маленький по сравнению с тем, каким она его встретила впервые, и еще более растерянный. Суббота поднял на нее глаза, и она увидела в них ту же мольбу: «Не покидай нас. Мы только что заново нашли друг друга».

– Да не беспокойся ты о них, – успокаивающе ворковала Канделябра. – Судьба девочки – ее единственное достояние, ее несгибаемый друг, ее верный союзник. Судьба остается с тобой, когда все остальные уже исчезли. Она ближе, чем тень, добрее, чем смерть. Некоторые вещи надо делать в одиночку, например рыдать, молиться, воровать и писать романы. А для них я устрою пир горой, и они смогут сидеть и наблюдать, как штормы возвращаются со смены.

– Полагаю, для чая уже поздновато, – вздохнул От-А-до-Л. Сентябрь, как ни странно, голода не чувствовала, но в желудке у виверна столько закоулков, что заполнить их все сразу невозможно.

– Конечно, обсуждать религиозные убеждения неприлично, – Бурак шумно втянула носом воздух, – но я терпеть не могу чаевников. Я принадлежу к школе Ночного Дожора. Вы пьете чай только потому, что пробило три часа и так принято, и да, да, приятно выпить чашку вкусного чая и съесть сэндвич с обрезанными корочками, но приятность – это еще не все! В Ночную Еду ты жадно впиваешься зубами, потому что в темноте на тебя набрасывается голод. Ты хочешь этот кусочек ростбифа, который не доел в ужин, и хочешь его прямо сейчас. Ночная Еда – это первобытный зов, как вой волка в лесу, ликующего над добычей.

Канделябра затрясла хвостом и топнула копытом. Тут же из леса с шипением появилась грозовая туча из круглых бело-фиолетовых разрядов размером с яблоко, несущих на спинах плетеную корзинку. Они опустили груз наземь и начали радостно обнюхивать Бурак. Сентябрь открыла корзинку. Внутри оказались куриные ножки, завернутые в вощеную бумагу, графин с чем-то великолепным, сверкающим, искристым внутри и большущая гроздь молниевинограда. Когда она развернула одну из вощеных оберток, то оказалось, что куриные ножки вовсе не из курицы. Вокруг белой косточки клубилось штормовое облако.

– Чаепитие может быть приятным, – сказал, сдаваясь, От-А-до-Л и обнюхал виноград. Сентябрь это внезапно напомнило его тень, там, глубоко в Волшебном Подземелье, тень, которая водила компанию с Герцогом Чаепитий и Вице-Королевой Кофе и позволяла их детишкам ездить на своей спине и дергать себя за уши. Сентябрь вздрогнула.

– Аэл, – позвала она тихо, как будто это значило, что они здесь только вдвоем, как это было однажды в поле с красными цветочками и деревьями, которые были почти как хурма, только не хурма. – Отчего ты заплакал в Библиотеке, когда мы открыли ларец?