Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил - Стейнметц Грэг - Страница 28

Фуггер, наверное, ощущал разочарование, но мог утешаться тем, что судьи не признали «аугсбургский контракт» еретическим. Фактически они его молчаливо одобрили. Экк с Фабри вывалили на публику множество доводов в пользу и против начисления процентов на одолженные деньги и предоставили судьям идеальный шанс подтвердить слова апостола Луки. Но судьи отказались это сделать – и тем самым избавили Фуггера от необходимости уходить из бизнеса. Более того, вскоре выяснилось, что письмо Фуггера к папе Льву все-таки достигло адресата и имело последствия. Лев проигнорировал вопрос о месте дебатов, но в булле того же года признал, в противовес мнению Аристотеля и прочих древних авторитетов, законность начисления процентов. «Ростовщичеством следует считать исключительно выгоду или прибыль, полученную от такового занятия, само же оно по своей природе не подлежит осуждению, ибо порочна только прибыль, обретаемая без труда, расходов или риска». Это папское утверждение вторило доводам Экка. Да, ростовщичество есть грех. Но что такое ростовщичество? Согласно новой доктрине церкви, начисление процентов ростовщичеством уже не считалось. Лихва – это взимание процентов, когда кредитор не трудится, не несет расходов и не рискует. Но какой кредит не подразумевает хотя бы одного из этих трех условий? Пока действует этот несложный «тест», заимодавцам ничто не грозит. Лоббистские усилия Фуггера окупились самым замечательным образом. Отныне он и прочие банкиры были в полном праве облагать процентами заемщиков и платить проценты вкладчикам, благо имели благословение церкви. Булла Льва, подкрепленная решениями Пятого Латеранского собора, знаменовала наступление капитализма. Долговое финансирование развивалось, современная экономика обретала очертания.

Фуггер и Экк поддерживали связь после дебатов; как мы увидим, Фуггер позднее пытался сделать Экка аугсбургским клириком. Кроме того, Фуггер оплатил Экку перевод некой книги о Восточной Европе (эта тема была близка Якобу вследствие его интереса к Венгрии). Макиавелли посвятил своего «Государя» (1513) Медичи в надежде получить должность при дворе. Эразм посвятил сочинение на схожую тему, «Воспитание христианского государя» (1516), Карлу V – по той же причине; когда стало понятно, что чаяния не оправдались, он переиздал свой трактат с посвящением Генриху VIII. Впрочем, последний его тоже не облагодетельствовал. Экк же посвятил свой перевод Фуггеру, что подтверждает догадку: он был ставленником Якоба. Как уже упоминалось, впоследствии Экк успешно убедил папу римского отлучить от церкви Мартина Лютера и выдать ордер на его арест; если бы арест состоялся, Лютера, вполне возможно, сожгли бы на костре. Современники шептались, что Экк отправился в Рим по приказу Фуггера. Неоспоримых доказательств этому нет, но известно, что Фуггер был противником Лютера и стремился защищать папство – и свой бизнес в Риме. И часто поручал Экку грязную работу.

После дебатов о ростовщичестве на Фуггера обрушились новые напасти, на сей раз в Венгрии. Фуггер преуспевал в Венгрии потому, что безраздельно владел тамошними активами. Прочие немецкие купцы сочли Якоба глупцом, когда он купил свой первый венгерский медный рудник. Они говорили, что, если даже рудник не отберут венгерские националисты, это сделают турки. Для них Венгрия – где трансильванский граф Дракула истреблял турок поколением ранее и насаживал их головы на пики – была слишком дикой и непредсказуемой для инвестиций. Но скептики ошибались, и за двадцать лет Фуггер сделал состояние на добыче венгерской меди и ее продаже по всему миру. Долю, которую не экспортировал как сырье, он превращал в оружие и продавал князьям и папам.

Фуггеру принадлежало несколько шахт на венгерской территории. Самый большой рудник находился в словацком Нойсоле, в 130 милях к северо-востоку от Братиславы. Ни один из венгерских рудников по отдельности не мог сравниться в выработке с Швацем. Однако вместе они обеспечили полтора миллиона флоринов прибыли за те годы, на протяжении которых Фуггер ими владел. Эту сумму принесла одна только медь. Фуггер, возможно, заработал не меньше на серебре, но цифры по последнему, к сожалению, утрачены. Также доходы шли от продажи пушек, изготовленных в венгерских литейных мастерских. Эти деньги позволяли ему кредитовать Максимилиана и других владык. За свою карьеру Фуггер заработал в Венгрии больше денег, чем благодаря остальным инвестициям.

Ситуация осложнилась в 1514 году, когда активизировались турки. Они разграбили многие поселения, захватывали девушек и угоняли в рабство. Чтобы остановить турок, венгры поручили румынскому воителю Дьердю Дожа[46] возглавить крестьянское ополчение. Турки жестоко обращались с местными крестьянами, поэтому недостатка в добровольцах Дожа не испытывал. Но, собрав армию, он забыл о турках и повел своих солдат против венгерской знати – сам захотел стать королем. Крестьяне ненавидели дворян даже сильнее, чем турок, а потому охотно поддержали призыв нападать на богатых. Дожа сумел захватить замок Чанад и «передал привет» Дракуле, посадив на кол местного епископа. Все выглядело так, что скоро Дожа подчинит себе страну.

Фуггер из Аугсбурга пытался защитить свои венгерские активы. Он приказал Цинку подкупить венгерских священников, дабы те успокоили крестьян. Он посылал подарки венгерским вельможам, дабы заручиться их благосклонностью. Но ничего другого он предпринять не мог. Перелом внес Янош Запольяи, крупнейший землевладелец Венгрии, который наконец собрал свое войско. Он пленил Дожу и казнил того с беспримерной жестокостью, в назидание остальным бунтовщикам. Таковы были садистские практики эпохи: Дожу усадили на раскаленный трон, надели ему на голову раскаленную же корону, а в руки вставили раскаленный скипетр; затем еще живого Дожу бросили в костер, а его сторонникам предоставили выбор – погибнуть или съесть кусок плоти своего вождя. «Псы!» – вопил Дожа, когда с его тела срезали обгоревшую плоть.

Запольяи победил, но ситуация в Венгрии оставалась нестабильной. Турки продолжали бесчинствовать, крестьяне тоже не успокаивались, и вложениям Фуггера грозила серьезная опасность. Помимо прочего, раскол среди венгерского дворянства был чреват войной между соперничающими фракциями. Фуггеру требовался постоянный мир, и к тому же стремилась венгерская королевская семья. На протяжении многих лет она обсуждала с Максимилианом брачный союз, рассчитывая тем самым получить покровительство Габсбургов. Но Максимилиан был слишком занят в Италии, чтобы уделять внимание Венгрии. Теперь, когда «драгоценность» Фуггера оказалась под угрозой, императору пришлось вникнуть в венгерские дела. Якоб поставил Максимилиану ультиматум: либо соглашение с Венгрией, либо никаких новых кредитов. Фуггер никогда раньше не пытался манипулировать Максимилианом столь откровенно. Обычно, если Фуггеру нравился тот или иной план Максимилиана, вроде имитации имперской коронации, он проявлял щедрость. А если он чего-либо не одобрял – например, желания императора сделаться папой, – то просто медлил до тех пор, пока проект не терял актуальность. Сам он никогда ничего не начинал – до сего дня. Слишком многое стояло на кону, чтобы придерживаться привычной тактики.

Угроза подействовала. Чтобы утешить Фуггера, Максимилиан направил в Венгрию своего посланника и поручил договориться о браке; этот союз подразумевал, в конечном счете, переход Венгрии под власть Габсбургов. Не имело значения, что венгерский народ может быть против Габсбургов, что подобное соглашение сулит глобальное изменение политической карты Европы (ведь возникал гигантский политический конструкт, будущая Австро-Венгерская империя). Фуггер нуждался в том, чтобы Габсбурги захватили Венгрию, он не видел иного способа защитить свои владения.

Для обсуждения подробностей договора Максимилиан согласился встретиться с королем Венгрии Владиславом и его старшим братом Сигизмундом, королем Польши. Первоначально планировалось встретиться в Любеке, поскольку тот находился близко к Польше, а Польша играла ключевую роль в организации союза. Словно детишки менялись фантиками: Максимилиан собирался отдать Сигизмунду в обмен на Венгрию императорские владения в Пруссии, вотчине немецкого религиозного ордена тевтонских рыцарей.