Экзамен по социализации (СИ) - Алексеева Оксана - Страница 6

Затем двое суток в бесконечно трясущемся вагоне и вот, наконец-то, он — детский дом, который оказался лучше, чем самые смелые ожидания Девятой. Который был раем.

На перемене наши две парты окружили тесным кругом, а я попросту не знала, куда себя деть, случайно за долгое время оказавшись в самом центре событий. Даже попыталась сбежать, но Белов, конечно, мне такой возможности не дал, с силой схватив за локоть и усадив на место. Дабы не привлекать к себе еще более пристального внимания, я решила не сопротивляться.

Мира, а потом, с явной неохотой и Макс тоже немного развернули стулья. Но на вопросы отвечала только девушка:

— Какими судьбами из Москвы? Родителей ваших, что ли, сюда перевели?

— Нет, — улыбка широкая и дружелюбная. Мира и без этой улыбки была слишком красива. — У нас нет родителей. Умерли. Давно.

— О… простите…

— За что?

— А как же вы в нашу гимназию попали? Тут так-то неплохие бабки платить надо…

— Наследство, — девушка пожала одним плечом, будто показывала, а не на самом деле чувствовала волнение.

— А чего сейчас перевелись, а не в начале учебного года?

— Так получилось, — она снова улыбнулась и будто попыталась перевести разговор в другое русло: — Костя, а ты почему Дашу держишь?

Я только сейчас заметила, что пальцы Белова так и остались на моем локте. Он тут же отпустил мою руку и обнял за плечи, с силой прижимая к себе.

— Девушка она моя. Любит меня сильно. А я бросить не могу из жалости, хоть она тупая и страшная.

Вокруг раздался привычный смех. Но это была та самая точка отсчета, с которой и будет формироваться мнение новичков обо мне. Поэтому я, вопреки своему обычному поведению, с силой оттолкнула своего обидчика и даже вскочила на ноги.

— Ну вот, еще и истеричка, — прокомментировал Белов с наигранной досадой.

А я обратилась только к Мире:

— Я не девушка ему! И никогда ею не была! Этот урод просто издевается, — и хоть последнее прозвучало уже совсем жалко, но свою точку зрения я кое-как выдавить смогла.

Но к ужасу своему, я не увидела в выражении лица Миры не то что сочувствия к моему положению, но даже и проблеска понимания. Поэтому бессильно опустилась обратно на стул. Брат же ее просто лениво рассматривал лица моих одноклассников, заметно задерживаясь на девочках. На Яне его взгляд остановился чуть дольше — ну неужели и он стал жертвой ее длиннющих ног и почти светящихся изнутри светлых волос? Однако и Яна это уловила, может, только поэтому и произнесла:

— Реально, отстань уже от этой лохушки, Костик. Тоску нагоняешь.

Должна признать, что Яна — первая школьная красавица — давно потеряла интерес к травле меня. Только в самом начале высказалась, а потом просто со скучающим видом наблюдала за действиями остальных. Нет, она не пылала ко мне любовью, но я была ей благодарна хотя бы за равнодушие.

Макс еще пристальнее осмотрел ее и наконец-то произнес — впервые с начала всеобщего знакомства:

— Как ты сказала, тебя зовут?

— Яна ее зовут, — вместо девушки ответил Белов. — Ишь, какой шустрый. Не успел царство захватить, а уж прынцессу заприметил в полон брать? Глазастый.

Новенький никак не отреагировал, продолжая смотреть блондинке в глаза снизу вверх, поскольку она стояла рядом, сложив руки на груди. В этот момент я уловила короткий взгляд на него со стороны Миры.

— Я-на, — произнес новенький раздельно, будто пробуя это созвучие на вкус.

Но эту девушку смутить было невозможно — она хорошо знала себе цену:

— Закатай губки, красавчик. У меня парень есть!

Яна не соврала — она действительно встречалась с Никитой из параллели и вообще легкомысленностью никогда не отличалась. Позволяла любоваться собой со стороны. Думаю, что даже ее парень любовался этой прелестью только со стороны, хотя я и не могла знать подробностей. По крайней мере, в школе я ни разу не видела ни обнимашек, ни поцелуев с ее парнем. На самом деле, я все время думала, что Яна рано или поздно сойдется с Костей — внешне они очень хорошо бы друг другу подошли. Оба — яркие блондины, самоуверенные донельзя. Но она выбрала Никиту — внешне гораздо более простого, но уж точно с лучшим характером, чем у Белова. Это делало ей честь.

— Я только имя твое спросил, а ты уже придумала, как будешь изменять своему парню? — ответил ей Макс и продолжил свое исследование взглядом по остальным. Наконец-то мазнул равнодушно и по мне. Вскользь, не задерживаясь.

Он не был таким потрясающе красивым, как его сестра. Та, словно сошедшая с экрана дива, блистала, моментально, но основательно подвинув Яну с пьедестала. Карие глаза девушки переливались той же рыжиной, что и волосы, губы были четко очерченными, пухлыми, а школьная форма на ней сидела так, будто специально была пошита для этой цели всемирно-известным дизайнером. Макс же имел серо-зеленые глаза — очень светлые, пронзительные, что делало его взгляд каким-то особенно холодным. Темные волосы будто специально немного взлохмачены. Для себя я лишь отметила, что он ни разу за все время не улыбнулся. Вообще, даже краешком губ. Если бы не эта хмурость и странная манера разговаривать — будто отвешивать нехотя фразы, то я бы и его назвала очень симпатичным. Но все же человеческая красота — это не форма носа и цвет глаз, это, скорее, взгляд, улыбка, движения и эмоциональные реакции. Мы не влюбляемся в форму скул, но мы можем потерять голову от наклона головы или жеста. Из всего увиденного я могла сделать выводы о том, что Макс, очевидно, любит красивых девушек, возможно, вообще не пропускает ни одной юбки, но при этом он очень замкнутый человек, и на фоне дружелюбной сестры это особенно бросается в глаза. И еще — они совершенно точно близнецы, похожие чем-то, что невозможно объяснить словами.

Им задали еще кучу вопросов, на которые Мира отзывалась охотно. Хотя я заметила, что она часто не отвечает прямо — в ее рассказах звучало: «Да это потом расскажу», «Квартиру купили тут неподалеку», «Нам уже по восемнадцать. Так получилось, что мы пропустили год» или просто легко уводила разговор в другую сторону. Но громом среди ясного неба было:

— Мы из детского дома.

О, уверена, под элитный покров этой гимназии никогда не забредали дети из детского дома. И здешняя публика, включая меня саму, вряд ли когда-то общалась с такими. Детский дом — это для нас что-то страшное, что-то из другого мира. Там детей, одетых в обноски, избивают и мучают. И те, кому удается дожить до совершеннолетия, почти неизбежно становятся преступниками. После такого-то воспитания… И вот они сидят перед нами — немного странные, но точно не вызывающие жалости. Ничего в них нет такого, что выдавало бы тяжелое детство или перенесенные испытания.

Все сначала замерли от услышанного, но уже через минуту посыпались новые вопросы, от ответов на которые Миру спас очередной звонок.