Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Der Architekt. Проект Германия - Мартьянов Андрей Леонидович - Страница 40


40
Изменить размер шрифта:

— Моя фамилия означает «Frost».

— О! — воскликнула Луиза Шпеер. — Вот как? И вы — только лейтенант? Отчего ж не генерал? Был бы — генерал Мороз.

— Знаете, фрау Шпеер, — ответил я, — большая ошибка считать, будто советское командование из чистого коварства включило под Сталинградом плохую погоду. Советское командование способно на многое, но регулировать температуру воздуха не умеет даже оно. Это первое.

Луиза дрогнула и хотела что-то возразить, но я ей не позволил.

— И второе, фрау Шпеер: напрасно вы думаете, что русские, даже тепло одетые, получают удовольствие, вдыхая воздух, остывший до минус сорока градусов по Цельсию.

— Боже мой, да я просто пожелала вам скорейшего продвижения по службе, — сдалась Луиза Шпеер.

Чесноков слушал наш диалог с удовольствием. Он жевал, и уши у него двигались, собирая в складки кожу бритого черепа.

— Поешьте, фрау Шпеер, — сказал я, поднимаясь. — И сразу идите отдыхать. Завтра трудный день.

* * *

Багаж Луизы состоял из одного небольшого чемоданчика. Сержант Гортензий притащил его к дверям Луизиной комнатки и там оставил.

А вот мой груз, поутру доставленный из Москвы, оказался куда более тяжелым. И забирать его я никому бы не доверил. Командующий по поводу этого груза мне много чего наговорил. Но все-таки запрос подписал. «Десять всё равно не дам, слишком жирно», — предупредил он.

Летчики вручили мне зашитую в толстое белое полотно большую посылку с кучей фиолетовых штампов.

— Что у тебя там, а? — спросил штурман. Он уже был слегка навеселе.

— Что надо. Видишь штамп? Это для Особого отдела.

— Да ладно, все ведь знают, что там консервы, — сказал штурман.

— Может, и консервы, — не стал отпираться я. В армии очень мало секретов, которые остаются секретами по-настоящему.

— Вечно вас, особистов, снабжают отдельно, — заметил штурман. — Скажи-ка, твоя мадам сигарет хороших не привезла?

— Не знаю, не спрашивал.

— Все ты спрашивал, просто делиться не хочешь, — горестно вздохнул штурман.

Я отдал ему предпоследний «Казбек».

Он сунул пачку в карман с обидным равнодушием.

— Ладно, забирай свои консервы. Обожрись ими, — сказал он.

— Обожрусь, не сомневайся.

— Смотри, чтобы рожа не треснула.

— Не треснет, не бойся.

Я ушел, уволок посылку. Чуть пуп у меня не развязался.

* * *

Перед сном я вышел подышать.

Ветер улегся, по темно-синему небу протянулась тонкая красная лента умирающего заката. Ни души кругом — ни одного самолета в небе; ни машины, ни человека — на белом снегу. Ровная степь протянулась до горизонта. Стояла полная тишина. От мороза воздух казался сделанным из хрусталя.

— Куришь? — услышал я голос Чеснокова и с досадой обернулся.

Три Полковника пристроился рядом и тоже задымил.

— Хороший был денек, — заметил он. — А вот завтра ударит настоящий мороз. Это ты молодец, что ватными штанами для фрау озаботился.

— У меня государственный ум, — сообщил я. — Меня сам командующий товарищ генерал-лейтенант Шумилов спрашивал: как бы ты действовал, Морозов, если б ты был канцлером Германии? Я чуток поразмыслил и пришел к выводу, что первым делом раздобыл бы валенки и ватник.

— Правильно говорил товарищ Ленин, что в Советском Союзе любая кухарка сможет управлять государством, — одобрил Чесноков.

— Не говорил такого Владимир Ильич, — сразу возразил я, вспомнив политзанятия. — Это из стиха пролетарского поэта Маяковского:

Дорожка скатертью!
Мы и кухарку
каждую
выучим
управлять государством!

— А Ленин так сказал: «Обучение делу государственного управления должно вестись сознательными рабочими и солдатами. И к обучению этому немедленно надо привлекать всех трудящихся».[24]

— Кухарка что же, не из трудящихся?..

Мы помолчали.

Я поймал себя на том, что начинаю привыкать к Трем Полковникам.

— Ты где по-немецки намастрячился, Морозов? — спросил он.

— В армии был у нас специальный курс для всех желающих, — ответил я. — Еще до войны.

— Понятно… Еще до войны, — повторил Три Полковника и вздохнул. — А у меня был домашний учитель Карл Иванович… Ты, наверное, считаешь, что Карл Иванович — это что-то из «Детства» Льва Толстого, ан ошибаешься: это такое особенное состояние русской жизни. Вся русская жизнь тогда стояла, как вода в озере. Так, рябь иногда по поверхности пробегала… Это потом плотина рухнула и потекли потоки огромных вод… И Карла Иваныча смыло, и всё… И я, как следствие, перезабыл немецкий язык практически к едреней матери. Представляешь, всерьез верил, что «Mutter» — мужского рода, раз кончается на -er. Проспорил штурману бутылку водки. — Он плюнул. — Хорошая была водка, московская.

— У нас на погранзаставе, — сказал я, — служил один старший лейтенант, в сорок первом. Так он просто обожал немецкую культуру. Шиллера в оригинале читал… Когда война началась, он чуть с ума не сошел. Как, говорит, может народ, давший миру Гёте, быть таким вероломным!..

— И что с ним случилось, с этим старшим лейтенантом?

— Погиб в первые часы войны, как и почти вся наша застава.

— А ты как выбрался?

— Я по немецким тылам шел с артиллерийской частью. У нас сначала одно орудие оставалось, потом мы его тоже бросили, снарядов-то не стало. За месяц до своих доползли. Нас пятнадцать человек из окружения вышло…

По небу пролетел самолет, и хрустальный мир снова предстал населенным. Больной, израненный мир. Мы отбили его у врага, и теперь нам придется его лечить.

3. СЕРДЦЕ ШЕСТОЙ АРМИИ

Полночи иностранные журналисты маялись животами и со стонами топотали по коридору: не впрок пошла им бурая свекла. Зато немецкие летчики, равно как и мы с Чесноковым, никаких неудобств после ужина не испытывали. Вот не думал, что фриц к бурой свекле приучен.

Луиза Шпеер вообще не подавала признаков жизни, спала бесшумно и, кажется, даже не ворочалась.

Утром на аэродроме село звено наших истребителей. Я пришел в столовую — попросить горячей воды для фрау Шпеер. Пусть у себя в комнате умоется. В столовой уже завтракали и здорово шумели. Оба немца уплетали перловку и бурно обсуждали что-то с нашими — будто и войны никакой нет. Все-таки летуны всегда промеж собой общаться смогут.

Завидев меня, наши истребители замахали руками:

— Товарищ лейтенант, идите к нам! Они тут про Африку рассказывают, не всё понятно — поможете?

Я показал на чайник и жестяную кружку:

— Вода остынет. Погодите, отнесу и вернусь.

— Он к немецкой фрау денщиком приставлен, — сообщила одна из раздатчиц и мстительно поджала губы. Чем-то я ей не угодил.

Когда я постучал, фрау Шпеер откликнулась сразу же. Она была полностью одета и причесана, кровать — аккуратно застелена. Могло создаться впечатление, что Луиза вовсе не ложилась спать.

Я вручил ей чайник и сказал, чтобы она потом приходила в столовую. Непременно нужно позавтракать, иначе не сдюжит поездку.

Чесноков поутру сгинул. Не могу сказать, чтобы я по нему сильно скучал, но его отсутствие меня беспокоило. Дурная ситуация: спрашивать с полковника, да еще из Управления Особых отделов, я не мог, а вот случись с ним что — отвечать придется. Куда же он подевался? И Гортензий тоже пропал. Но Гортензий, скорее всего, возится с «виллисом» или пошел договариваться насчет бензина.

Я возвратился в столовую, взял себе тарелку и подсел к летчикам. Они сразу меня облепили.

— Ты ведь по-немецки шпрехаешь?

Оба германских авиатора, и Шаренберг, и Геллер, выспавшиеся, отдохнувшие, весело скалили зубы и о чем-то рассказывали в промежутках между кашей и компотом.

— Ты их спроси, ты спроси их, товарищ, — приставал ко мне младший лейтенант с детским, страдальчески сморщенным лицом и орденом Красного Знамени на впалой груди, — какие у англичан машины. Мне что интересно: если «Спитфайр» сбивать — как лучше заходить…