«Пушечное мясо» Первой мировой. Пехота в бою - Федосеев Семен Леонидович - Страница 2

В отношении полевой фортификации и применения ее пехотой накануне войны также не было выработано четкого взгляда, что и сказывалось на подготовке пехоты и пехотных командиров (тем более что последние считали любые фортификационные работы задачей исключительно инженеров). С одной стороны, признавалась роль окопов в обороне. С другой — в наставлениях по саперному делу все еще присутствовал отживший свое редут — земляное укрепление в виде многоугольника. Оно обеспечивало стрелкам хороший обстрел, но в условиях развития тяжелой полевой артиллерии превратилось бы для них в смертельную ловушку. Редут, или группа окопов, составлял опорный пункт позиции. С началом войны от редутов совершенно отказываются, а к земляным насыпям прибегают только там, где грунт не позволял рыть глубокие окопы. Впрочем, редуты нашли себе применение на Кавказском фронте — просто в силу специфики самого фронта. Предвидеть формы боев грядущей мировой войны тогда не мог никто.

Явно возросшая потребность в предметах артиллерийского снабжения потребовала расширения военных заводов: оружейных — Тульского, Ижевского и Сестрорецкого, патронных — Петербургского и Луганского; трубочных — Петербургского и Самарского; Петербургского орудийного и Казанского порохового, а также арсеналов — Петербургского, Киевского и Брянского. Реформы, которые успел жестко провести П.А. Столыпин, дали России средства на увеличение военного бюджета, хотя значительная его часть уходила на восстановление и перевооружение флота.

При подготовке армии к боевым действиям не были достаточно учтены ни громадный расход боеприпасов, ни общее значение техники в будущей войне — тем более что для накопления необходимых запасов не хватало средств, и планы военного ведомства (даже теоретические построения будущей войны) приходилось подгонять под бюджет.

24 июня 1914 г. после обсуждения в правительстве и Государственной думе была утверждена и получила силу закона «Большая программа по усилению армии», рассчитанная на срок с 1914 по 1917 г. Хотя некоторые мероприятия начали осуществляться военным министерством еще в 1913 г. (благо, царь одобрил положения «Большой программы» еще 6 марта 1913 г.), это была очень небольшая часть от масштабной программы. Тем не менее стоит взглянуть на положения этой программы хотя бы потому, что они отражают часть тех проблем, которые стояли перед армией к началу мировой войны и которые не удалось разрешить. В отношении пехоты интересны следующие мероприятия. Армия мирного времени увеличивалась на 468 200 нижних чинов и 11 772 офицера, из них 266 239 нижних чинов и 4080 офицеров приходилось на пехоту. После проведенной в 1910 г. реорганизации армии из 1252 пехотных батальонов лишь 372 содержались в усиленном составе — от 60 до 80 рядов в роте, — большинство же имело по 48 рядов в роте. Специалисты Генерального штаба указывали, что при мобилизации полки с такими батальонами, выделив часть солдат для тыловых формирований и оставив на местах квартирования слабых и больных, выступали в поход, имея в ротах до 65–70% личного состава, призванного из запаса, и только 30–35% состоящих на действительной службе. При этом в мирное время значительное число людей находилось в нарядах и командировках, что отрицательно сказывалось на боевой подготовке войск. «Большая программа» устанавливала три состава пехотной роты: нормальный — 60 рядов, усиленный — 84 и полный — 100 рядов. Это, с одной стороны, упрощало и ускоряло мобилизацию, с другой — создавало более благоприятные условия для проведения боевой подготовки в мирное время. Согласно «Большой программе» должны были формироваться вновь: 4-я Финляндская стрелковая бригада, 26 и 27-й армейские корпуса, 12-я Сибирская стрелковая дивизия для Омского военного округа, третьи бригады в составе 26 и 28-й дивизий Виленского округа, 2, 16 и 38-й дивизий Варшавского округа (для постоянных гарнизонов крепостей Гродно, Ковно, Новогеоргиевск, Осовец, Брест-Литовск), отдельная бригада в Приамурском округе — всего 32 четырехбатальонных и 6 двухбатальонных пехотных полков.

Пехотные объединения русской армии в мирное время не имели в своем составе войсковой конницы, предназначенной для разведывательной и сторожевой служб, боевых действий в составе пехотных дивизий и армейских корпусов. Ее роль должны были играть казачьи части 2-й очереди, но мобилизация их грозила затянуться. Поэтому намечалось увеличить число полков в кавалерийских дивизиях до 5–6, чтобы при выступлении пятые и шестые полки образовывали бы корпусную конницу, а стратегическая конница состояла бы из дивизий 4-пол-кового состава.

«Наибольшее место» программа отводила улучшению артиллерии. В частности, предполагалось создание 2-го «мортирного» корпусного дивизиона и включение этих дивизионов в состав артиллерийских бригад, то есть легкие гаубицы должны были «спуститься» в пехотные дивизии.

«Ничего существенного из этой программы осуществить не удалось, — писал генерал А.И. Деникин в воспоминаниях «Путь русского офицера», — корпуса вышли на войну, имея от 108 до 124 орудий против 160 немецких и почти не имея тяжелой артиллерии и запаса ружей. Что же касается снабжения патронами, была восстановлена лишь старая, далеко недостаточная норма в одну тысячу патронов против трех тысяч у немцев».

Генерал А.А. Брусилов довольно резко оценил проведенные реформы: «Реформы военного ведомства свелись по преимуществу к новому обмундированию, более красивому и элегантному, в особенности в гвардии и в кавалерии, которые в японской войне вовсе не участвовали, и начали строить новый флот, так как предыдущий был погребен в Японском море». Состояние русских пехотных соединений накануне войны он оценивал так: «Пехота была хорошо вооружена соответствующей винтовкой, но пулеметов было у нее чрезмерно мало, всего по 8 на полк, тогда как минимально необходимо было иметь на каждый батальон не менее 8 пулеметов, считая по 2 на роту, и затем хотя бы одну 8-пулеметную команду в распоряжении командира полка. Итого — не менее 40 пулеметов на 4-батальонный полк, а на дивизию, следовательно, 160 пулеметов; в дивизии же было всего 32 пулемета. Не было, конечно, бомбометов, минометов и ручных гранат, но, в расчете на полевую войну, их в начале войны ни в одной армии не было, и отсутствие их в этот период войны военному министерству в вину ставить нельзя. Ограниченность огнестрельных припасов была ужасающей, крупнейшей бедой, которая меня чрезвычайно озабочивала с самого начала, но я уповал, что военное министерство спешно займется этим главнейшим делом и сделает нечеловеческие усилия, чтобы развить нашу военную промышленность.

Что касается организации пехоты, то я считал — и это оправдалось на деле, — что 4-батальонный полк и, следовательно, 16-батальонная дивизия — части слишком громоздкие для удобного управления. Использовать их в боевом отношении достаточно целесообразно — чрезвычайно трудно. Я считал, да и теперь считаю, что нормально полк должен быть 3-батальонный, 12-ротного состава, в дивизии — 12 батальонов, а в корпусе — не две, а три дивизии. Таким образом, в корпусе было бы 36 батальонов вместо 32, а троечная система значительно облегчала бы начальству возможность использовать их наиболее продуктивно в бою. Что касается артиллерии, то в ее организации были крупные дефекты, и мы в этом отношении значительно отставали от наших врагов…

На каждый армейский корпус было по одному саперному батальону, составленному из одной телеграфной роты и трех рот саперов».

В связи с планировавшимся увеличением офицерского корпуса и необходимостью улучшения подготовки офицеров Главное управление военно-учебных заведений разработало четырехлетний план, предусматривавший: увеличение ежегодного выпуска в 10 военных пехотных училищах, расширение с 1914/15 учебного года штата Иркутского военного училища, создание новых пехотных училищ в Киеве и Ташкенте, образование в 1917/18 году трех временных военных училищ в Петербурге, Казани и Одессе. В первый год офицерский корпус должен был увеличиться на 1693 человека.