Безатказнае арудие - Бэнкс Иэн М. - Страница 46

«Куда ты меня ведешь?»

«Пожалуй, уже можно сказать, сейчас это тебе уже не повредит, – твердо ответило ее другое «я». Вагон начал замедляться. – Очень скоро ты пересядешь на один из секретных внутристенных микроподъемников службы безопасности и спустишься на четыре уровня. Ты направляешься в самую сердцевину замка, Гадфий. В тайные, темные внутренние помещения».

«Боже мой! Туда, где прячутся преступники?»

«Верно. – Вагон остановился, и ближайшая дверь, зашипев, открылась в темноту. На Гадфий хлынула волна холодного, пахнущего сыростью воздуха. – Туда, где прячутся преступники».

3

Сессин странствовал по миру под Серефой, двигался по его версии Экстремадура к далекому Уитланду, шел по его прериям, долинам, пустыням, соленым озерам, по его крутыми холмам, широким полям и узким ущельям, между его высоких гор, вдоль струящихся рек и темных морей, продирался сквозь его кустарники, луга, леса и джунгли.

Скоро он привык к искаженной полярности этого мира, где засушливость полупустыни соответствовала самой высокой насыщенности и интенсивности передава-емого знания, которое в то же время оставалось недоступным, и где кажущееся плодородие сочной зелени джунглей соответствовало равнодушной безжизненности и в то же время излучало какую-то бесплодную красоту.

Горы и утесы были твердынями, скрывавшими в себе данные и расчеты, реки и моря воплощали собой неупорядоченные массы хаотической, но в общем безопасной информации, и смертельную опасность означали вулканы, чреватые прорывом зараженной вирусом информации из глубины.

Ветер являл собой полуслучайные смещения машинных кодов, символизирующие движение языков и программ в географическом образе операционной системы, дождем же проливались необработанные данные, которые, отфильтровываясь, просачиваются из базовой реальности: ничего не значащие и статичные. Решетка огней в небесах являла собой такую же репрезентацию криптосферы, что и видимый ландшафт вокруг Сесси-на, только в меньшем масштабе.

Факультативно видимые хайвеи, дороги, пути и тропинки, пересекавшие местность, были информационными каналами для всего незараженного крипта. Данные в них двигались со скоростью, близкой к световой, а это означало, что с точки зрения времени крипта трафик осуществлялся со сверхзвуковыми скоростями. Иногда Сессин останавливался рядом с огромными шоссейными развязками, в восторге прислушивался к их жутким гипнотическим песням, пристально разглядывал их гигантские корчи, словно, сосредоточившись, пытался разгадать смысл этого движения – и каждый раз терпел неудачу.

Когда он в первый раз кого-то увидел, то испытал смесь противоречивых чувств: страх, радость, ожидание и своего рода разочарование из-за того, что он не один в этой глуши. Он увидел свет вдалеке за каменистой долиной, по которой шел, и подошел поближе, чтобы разобраться.

Одинокая старушка сидела, глядя на огонь маленького костра. Он не понимал, зачем тут разводить костер и как это делать. Старушка почувствовала, что он смотрит на нее, и позвала его.

Он раскрыл свой рюкзак и, держа его перед собой, пошел к ней. Когда между ними оставалось несколько метров, он слегка кивнул, не зная точно, какие правила вежливости здесь действуют. Она кивнула в ответ. Он сел у костра на расстоянии в четверть круга от старухи.

Он посмотрел на нее – седые, связанные в пучок волосы, свободная темная одежда, испещренное морщинами лицо. Она сидела на небольшом узелке.

– Вы здесь новенький? – спросила она. Голос у нее звучал низко, но приветливо.

– Дней сорок, – ответил он. – А вы? Она улыбнулась костру.

– А я чуть дольше. – Она насмешливо посмотрела на него. – Значит, я ваш Пятница?

Он нахмурился.

– Что вы имеете в виду?

– Это из «Робинзона Крузо». Робинзон думает, что он один на своем острове, пока не находит человеческие следы. Случается это в пятницу. Когда он встречает другого человека, то называет его Пятница. Того, кто первым встречает новоприбывшего, мы здесь называем Пятницей. – Она пожала плечами. – Традиция. Вообще-то довольно глупая.

– Значит, вы Пятница, сказал он.

Она кивнула, словно себе самой, и сказала:

– Еще одна традиция – и, я думаю, неплохая – требует, чтобы Пятница отвечал на любые вопросы новоприбывшего.

Он заглянул в ее старые темные глаза.

– У меня много вопросов, – сказал он. – Возможно, больше, чем я сам знаю.

– Такое встречается нередко. Но сначала позвольте узнать, что привело вас сюда?

Он повернул руки ладонями вверх.

– Ход событий, вот и все.

Она кивнула с понимающим видом, но ему показалось, что он был невежлив с ней. Он добавил:

– Я нажил себе врагов в том мире, и меня чуть было не уничтожили. Один друг – Вергилий для моего Данте, если вам угодно, – увел меня оттуда в то святилище, которое являет собой этот мир.

– Данте, не Орфей? – спросила она, улыбаясь. Он хохотнул в ответ.

– Мэм, я не поэт и не музыкант и, кажется, до сих пор так и не нашел своей Эвридики, а потому не мог и потерять ее.

Она неожиданно по-детски улыбнулась.

– Ну что ж, – сказала она, – что же вам рассказать?

– Давайте лучше просто поговорим. Может быть, я выясню то, что мне надо, в процессе нашего разговора.

– Почему бы и нет? – кивнула она. Она выпрямилась. – Я не буду спрашивать вашего имени, сэр. Наши старые имена могут быть опасны, а нового, думаю, вы себе еще не выбрали. Меня здесь зовут Прокопия. Вы не устали?

– Нет, – сказал он.

– Тогда я расскажу вам мою историю. Я здесь, как и многие, оказалась из-за несчастной любви…

Она поведала ему немного о своей жизни до того, как оказалась в крипте, подробно остановилась на обстоятельствах, которые привели ее именно на этот уровень, и поделилась всеми приобретенными здесь знаниями, которые могли быть ему полезны.

Он вставлял свои замечания, и она, казалось, была удовлетворена.

Но в основном он слушал, а слушая, учился. Он решил, что ему нравится эта женщина. Было очень поздно, когда они пожелали друг другу спокойной ночи и уснули.

Ему снился далекий замок, прекрасная музыка и давно утраченная любовь.

Утром, когда он проснулся, она уже поднялась и собиралась уходить.

– Я должна идти, – сказала она. – Я думала предложить вам мои услуги в качестве проводника, но полагаю, в ваших блужданиях есть какая-то цель, и я не хочу, чтобы мой путь повлиял на ваш.

– Это значит, что вы вдвойне добры и мудры, – сказал он, поднимаясь и отряхиваясь. Она протянула руку, и он пожал ее.

– Надеюсь, мы еще встретимся, сэр.

– И я тоже. Счастливого вам пути.

– И вам. Прощайте.

Постепенно ему стало попадаться все больше и больше странников. Он обнаружил, что, как и говорила Прокопия, эти странники по отраженному миру, и люди, и химерики, были либо изгнанниками, как и он (некоторые сами выбрали такую судьбу, некоторые стали изгнанниками по принуждению), либо нелегальными туристами; искатели приключений приходили вкусить всю необычность этой аномальной парадигмы базовой реальности.

Внутри этого ущербного человеческого сообщества, с которым он время от времени контактировал, возникли своего рода вторичные экосистемы; были такие, кто охотился за другими путниками (в некоторых случаях принимая форму животных, но так делали не все), и те, кто существовал, казалось, только ради совокуплений с другими. Следствием этих соитий становились личности, сочетавшие в себе черты обоих любовников, обычно обуянные той же жаждой, которая стала причиной их рождения, а потому тоже искавшие подобных союзов.

Большинство из тех, кого он встречал, хотели всего лишь выслушать его историю, а если и обменяться, то лишь информацией; он никому не говорил, кем был когда-то, но был счастлив разделить с другими свои знания об этом уровне крипта. Его не удивило и не разочаровало, когда он понял, что секс совсем перестал интересовать его.