Посланник князя тьмы [Повести. Русские хроники в одном лице] - Гацура Геннадий - Страница 97

— Что это у тебя за книга такая? — Сашка ткнул в положенный на край стола подарок Франца Иосифовича.

Сергей открыл ее. Титульного листа не было. Перебросив несколько страниц, он зацепился за слово «лабиринт». «Одним из элементов информационного лабиринта является и озоновый слой. Точнее то, что нынешние ученые называют им, и который, как они считают, играет некую защитную роль для планеты. Здесь существует несколько гипотез, еще более запутанных, чем в истории об островах. Как уже было сказано, его называют по-разному, кто лабиринтом, кто слоем, а если рассматривать с точки зрения индуизма, то, возможно, это некое сосуществование вселенских душ. Этот слой — лишь один из множества элементов огромного лабиринта, содержащего информацию о том, что было, есть и будет, о том, что думает, думал или будет думать любой член нашего человеческого сообщества, возможно, и не только человеческого. Лишь некоторые — избранные, могут благодаря приобретенным или врожденным качествам своего мозга приобщиться к нему. Обычно это право даруется лишь бессмертным. Но изредка, по какой-либо прихоти Бога, на мгновение или для данной цепи перерождений, даруется оно и смертному. Подключившись к слою, вы можете узнать, что и в каком месте происходит, происходило или будет происходить. Эти люди несут ответственность за все происходящее. Многие из власть имущих заигрывали с ними, привечали при дворах, делали их своими предсказателями, иногда пытались и уничтожить. Но последнее никогда не шло злым силам на пользу».

— Я слышал, что озоновый слой исчезает над полюсами.

— Не понял, — поднял глаза на Сашку Николаев.

— Ну, ты только что читал всем вслух свой текст.

— Да, — Сергей закрыл книгу, — озоновый слой. Так над полюсами он и не нужен. Большая часть растительного и животного мира расположена в более низких широтах планеты. Кстати, ты знаешь, что здесь раньше находилось?

— Конечно, — рассмеялся Иванов, — можешь спросить любого мальчишку в этом районе. Комитетчики любили здесь слегка оттянуться. Кстати, знаешь, что КГБ и ЦК Латвии уже не существует. Демократы захватили их архивы. Прибалтийские республики провозгласили независимость, и теперь мы движемся к капитализму.

— Я еще в семьдесят восьмом году шутил, что у нас в стране была высшая стадия монополистического капитализма, где в образе монополиста выступало само государство. И вообще сколько раз всем говорить, чтобы оставили меня со своей политикой в покое.

— Хорошо, хорошо, вся информация стерта. Давай, лучше выпьем.

— Мальчики, можно я к вам подсяду?

На лице Иванова заиграла неотразимая улыбка. Он вскинул руку в приглашающем жесте, обращаясь к остановившейся перед столиком молодой дамочке:

— В чем дело? Мы тебя давно ждали. О женщина, источник вдохновенья, позволь припасть к твоей руке, — и поцеловал кончики ее пальцев. Сергей почему-то подумал о том, когда она в последний раз их мыла.

Глава VI. Москва. Россия (Год 199?)

Сценарий

Сергей лежал на диване и проклинал все подряд: гласность, перестройку, продажных депутатов и прочих, кто, по его мнению, развалил и разворовывает «некогда крупнейшую империю, сумевшую до конца восьмидесятых годов двадцатого века сохранить свои колонии», — последнее он прочитал в одном из старых западных путеводителей по СССР. Настроение его было понятно. Вчера, после трех месяцев бесполезных хождений в сберкассу, он наконец получил свой гонорар и, раздав долги, решил устроить себе небольшой праздник, но, потратив на хождения по магазинам почти целый день, он так и не смог из-за сумасшедших цен купить чего-нибудь путного пожрать. С отчаяния он приобрел в какой-то кооперативной лавчонке пачку пельменей и бутылку дрянного французского коньяка, угрохав на нее почти весь остаток гонорара, и сегодня мучился от жуткой головной боли.

Опять зазвонил телефон. Сергей знал, что ему звонить некому, все его старые приятели занялись бизнесом и им не было никакого дела до перебивающегося с воды на хлеб и живущего случайными заработками литератора. Телефон трезвонил сегодня, не переставая, с самого утра. Сергей чертыхнулся, сполз на карачках с кровати и поднял трубку. Короткие гудки. Проклятье!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он сел на пол возле телефона, прислонившись к качающейся книжной полке, и решил подождать следующего звонка.

На полу, рядом с ножкой стула, валялась старая, уже пожелтевшая вырезка из газеты. Сергей поднял ее и прочел:

«Похоже, что экс-министр иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе (Э. А.) окончательно выбрал для себя стезю предсказателя. Причем ему присуща довольно узкая специализация — предсказывать государственные перевороты. Однажды он попал в точку, и были все основания ему поверить, так как Э. А. сам вращался в высших партийных и государственных структурах. В последнее же время соратник М. С. Горбачева периодически запускает новые высказывания о перевороте, предназначенные по всей видимости для западной публики, которая Э. А. помнит. В странах же Содружества это проходит почти незаметно. Если не считать того, что деловые круги Запада с опаской смотрят на СНГ и не торопятся вкладывать деньги в нашу экономику».

Внизу карандашом была сделана приписка: «Аргументы и факты», 1992 год. Николаев отбросил в сторону клочок бумаги. Боже мой, как надоела за эти годы политика, когда же наконец вся эта муть успокоится? Более того, идет какая-то страшная пропаганда, что в старые времена не было ничего хорошего, подлецы сидели на подлецах и подлецами погоняли. Все, буквально все, смешивается с грязью. Как будто не было в те годы ни одного честного человека. Но я знал их огромное количество, и их было большинство. Самое интересное, что именно те, что прежде хвалили режим или считались подлецами и ворами, вылезли, и сегодня живут припеваючи, а порядочные, законопослушные люди оказались в ужасающем положении, да еще заложниками этих прохвостов. Нет, правду мне говорил один знакомый старик, «гибче надо быть, гибче». В этом месте так и хочется процитировать великого китайского кормчего — товарища Мао: «Когда тростник теряет гибкость, он ломается».

Телефон молчал. Сергей снял с полки подвернувшуюся под руку книгу, раскрыл ее и прочел вслух первые попавшиеся на глаза строчки:

— «Русские очень красивы как мужчины, так и женщины, но вообще народ грубый. Московиты величайшие пьяницы и весьма этим похваляются, презирая непьющих. У них нет никаких вин, но они употребляют напиток из меда и листьев хмеля. Однако государь не допускает, чтобы каждый мог свободно его приготовлять, потому что если бы они пользовались подобной свободой, то ежедневно были бы пьяны и убивали друг друга, как звери. Жизнь их протекает следующим образом: утром они стоят на базарах до полудня, потом отправляются в таверны есть и пить; после этого времени их уже невозможно привлечь к какому-либо делу»…

Николаев захлопнул книгу и взглянул на обложку. Это был сборник рассказов иностранцев о древней Москве XV–XVII веков.

«Что они понимают в русском менталитете», — Сергей сунул книгу на место, выдернул вилку из телефонной розетки, вновь залез на диван и, свернувшись калачиком, накрылся одеялом. Едва он успел это сделать, как раздался звонок, на этот раз в прихожей. Сергей посильнее натянул одеяло на голову и зажал уши руками. Звонок не унимался. Ничего не оставалось, как надеть джинсы и, ругаясь нехорошими словами, поплестись к дверям.

— Кого еще там нечистая принесла?

— Открывай, свои.

Сергей распахнул дверь. На пороге стоял вальяжный господин в серой кожаной куртке и с огромным целлофановым пакетом в руке.

— Что, не узнаешь старых друзей?

— Лешка? Вакулов? Тебя сразу и не признать. Богатеньким будешь.

— Это точно. Ну что, мне так в дверях и стоять?

— Заходи, — Сергей посторонился и пропустил в прихожую своего старого, еще по школе и институту, приятеля. — Раздевайся, вешай куртку на гвоздь и проходи на кухню. Я сейчас, только лицо сполосну.