Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Десятка (сборник) - Козлов Владимир Владимирович - Страница 36


36
Изменить размер шрифта:

В июне «Гранатовый альбом» играл из каждого киоска с кассетами и дисками. Мы с Толиком почти не виделись. В двадцатых числах он позвонил мне в офис и сказал, что уезжает в Москву. Мы встретились на «Институте культуры» и пошли пешком в сторону центра.

– Поехали со мной, если хочешь, – сказал Толик.

– И что я там буду делать?

– Устроишься на работу. И не секретаршей, как здесь, а найдешь что-то нормальное, с английским.

– А жить где?

– Снимем квартиру. В крайнем случае, комнату – но только на первое время, пока не освоимся.

– А почему ты решил уехать именно сейчас?

– Понял, что исчерпал все возможности в Минске, что надо двигаться дальше, а то это болото засосет – и все.

У казино, в черном бронированном джипе сидел толстомордый мужик – с выражением полного равнодушия и отвращения ко всему вообще. Может быть, он был охранником и ожидал своего хозяина, а, может, приехал с компанией и почему-то не пошел внутрь и дожидался остальных в машине.

– Чем тебя держит Минск? – спросил Толик. – У тебя что, работа здесь интересная, с офигенными перспективами? Или у тебя есть, где жить? А, прописка… Ну, это, конечно, неплохо, но сидеть в этой жопе из-за какой-то прописки как-то странно…

Толик не знал про Криса. Не знал вообще ничего. Я подумала, что, наверно, отъезд Толика пришелся кстати: мне не понадобится ничего ему объяснять.

– Толик, пойми, ты – это ты, а я – это я. Я не могу просто взять и сорваться, как ты. Я – не такой свободный человек. Ты можешь говорить, что хочешь, но я все равно не поеду, не брошу все, пусть ты еще миллион раз повторишь, что бросать мне здесь нечего…

Я говорила ерунду, и мне было стыдно. Я не могла сказать ему, что если бы он уезжал год назад, я бы, наверно, поехала с ним, но не сейчас.

Мы вышли из перехода к почтамту. На ступеньках толпились компании молодежи. Парень с длинными волосами жал на кнопки пейджера.

* * *

До отправления поезда на Москву оставалось десять минут. Я и Толик стояли на перроне – он в черных джинсах и старой потертой «косухе», я – в длинной зеленой вельветовой юбке и такого же цвета свитере.

– Я дам тебе знать, когда зацеплюсь там, – сказал Толик. – Вдруг ты еще передумаешь. А сейчас мне пора загружаться в вагон.

Мы поцеловались. Толик взошел по ступенькам, повернулся, помахал мне рукой и скрылся за дверью. Я не стала ждать, пока поезд тронется, спустилась в переход, вышла на привокзальную площадь, подошла к киоску.

– Пиво «Оливария». Откройте, пожалуйста.

Я сделала долгий глоток, потом еще один. Я решила, что буду пить медленно, покупая по одной бутылке – сейчас допью вот эту, потом куплю еще одну, чтобы пить ее в метро, на «Востоке» – еще одну, для троллейбуса, а потом, на своей остановке, еще одну. Или две.

Третье июня

Зазвонил будильник. Я открыл глаза и вылез из-под одеяла. Я встаю по будильнику много лет и никогда не помню, что раньше – я открываю глаза или вылезаю из-под одеяла: все происходит механически.

Дверь маминой комнаты была закрыта – она еще спала. Я вышел на балкон. Было пасмурно, но тепло – градусов двадцать, не меньше. На качелях качалась девочка в синих джинсах и розовой кофте.

Я вернулся в комнату, выдвинул ящик стола и достал старую папину электробритву в пластмассовом черном футляре. Папе ее подарили на сорокалетие – к футляру приклеена полированная железка с гравировкой: «Николаю Петровичу от коллектива техотдела. 26/06/1974». Он умер, когда я учился в девятом классе. Остались часы «Слава», показывающие число и день недели, и эта бритва. «Славу» я носил весь десятый класс и первый курс института, а потом, в «учебке», разбил. Бритва оставалась дома, и я опять стал ею бриться, когда вернулся. Несколько раз носил ее в дом быта – менять ножи. Потом там сказали, что таких ножей больше нет – модель давно снята с производства. Я нашел такую же бритву на барахолке, купил и переставил ножи.

Я закончил бриться, открутил крышку бутылки с лосьоном, вылил немного на ладонь и провел рукой по подбородку и шее. Снял ножи, стряхнул волоски в урну, сложил бритву в футляр. Надел черные тонкие джинсы из секонд-хэнда и клетчатую рубашку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На кухне я зажег газ и поставил чайник. В открытую форточку залетел комок тополиного пуха, прилип к раме окна. Я открыл холодильник, вынул батон и пластмассовую масленку. В маминой комнате заскрипела кровать. Я отрезал три кусочка батона и всадил нож в затвердевшее масло. Мама в халате заглянула на кухню.

– Доброе утро.

– Доброе утро, мама. Чай будешь?

– Нет, попозже. Что-то плохо спала – проснулась ночью, не могла потом долго уснуть, только под утро. Просто с тобой посижу.

Она села на табуретку.

– Я видел папу во сне.

– Как ты его видел?

– Будто я пришел к нему на завод по какому-то делу и ждал, пока он освободится. А больше ничего не помню…

– А я ни разу его не видела, представляешь? За все восемнадцать лет…

Крышка чайника начала подпрыгивать, из-под нее вытекла струйка воды. Я выключил газ, налил в чашку заварки, потом кипятку.

* * *

Я шел вдоль забора. В лужах, оставшихся после ночного дождя, отражалось серое небо. Редкие машины ехали в сторону центра. Прохожих не было вообще. Я ни о чем не думал и радовался этой полной пустоте. Мне казалось, что я полнее, чем всегда, ощущаю существование – все окружающее и себя в нем. Или началось что-то новое, но я еще не понял, что.

Из-под черной ленты на столбе торчал букет пластмассовых цветов. В этот столб врезался и погиб Санька Костин. Я тогда заканчивал десятый класс, и в день его похорон у меня был экзамен по физике, поэтому я не смог поехать на кладбище.

Олька сидела на ступеньках у «пункта» и курила. Я кивнул ей, поздоровался с Колей и Джимом. К Галузе не подошел, кивнул ему головой. Он молча посмотрел на меня. Я прислонился к стене, задрал голову и глянул вверх. Небо было пустым и монотонным – ни одного облака.

Зашумел мотор, из-за поворота выехала фура. Олька встала, выбросила бычок, улыбнулась, показав золотой зуб. Она была в сером халате поверх черных джинсов и свитера.

– Ну, бойцы невидимого фронта, вперед! – сказала Олька. – Она открыла дверь склада, заставленного ящиками с пустыми бутылками.

Водитель фуры, толстый дядька в спортивных штанах, откинул задний борт и оттянул брезент. Внутри стояли пустые ящики – штабелями по пять штук. Я, Коля, Джим и Галуза начали таскать ящики в пустую половину склада. Водитель сел на крыльцо, вытащил пачку «Явы» и закурил. Он никогда нам не помогал.

* * *

Наклонившись, я уперся руками в колени, постоял так секунд пять. Пустые ящики были выгружены, полные – со стеклотарой – погружены в фуру. Олька расписалась на накладной, и водитель полез в кабину.

Олька подошла к нам, сунула руку в карман своих джинсов, достала пачку десяток, стала отсчитывать. Галуза первый протянул руку, получил свою долю и, ничего не сказав, двинулся в сторону пятиэтажек.

Я, Коля и Джим зашли в беседку во дворе пятиэтажек. Изнутри она вся была расписана черным фломастером: «Король и шут», «Ария», «Вика, я люблю тебя очень сильно», «10 «а» класс 12/09/03».

Коля стряхнул с лавки засохшую грязь, поднял глаза на нас.

– Какой идиот придумал сидеть не на лавке, как люди, а на этой херне, а на лавку ноги ставить?

Я пожал плечами.

– Сколько себя помню, все так сидят.

– И ты так сидел?

– Сидел, когда пацаном был – лет в пятнадцать-шестнадцать.

– Значит, и ты – идиот.

– Спасибо за комплимент.

– Пожалуйста.

Джим открыл водку, я расстелил газету и стал резать хлеб. Коля достал из пакета желтые пластиковые стаканы.