Ухаживая за Джулией - Бэлоу Мэри - Страница 4

Умер старый граф в одиночестве, как и желал, без малейшего шума и суеты. Его камердинер, который провел ночь в гардеробной своего хозяина с широко открытой дверью, чтобы можно было услышать малейший шум, утром нашел его мертвым, когда на цыпочках вошел в спальню с первыми лучами солнца.

Позже камердинер сообщил собравшимся внизу, что все выглядело так, словно старый граф мирно почивает. С чем согласились все, даже тетя Милли, которую тут же в полуобморочном состоянии вынес из спальни графа крепкий лакей, хотя она твердо настаивала на том, чтобы остаться с усопшим. Джулия беззвучно плакала, пока лорд Йорк не приказал домоправительнице увести девушку в ее комнату и попросить горничную побыть с ней.

Именно виконт – теперь уже новый граф Биконсвуд, – посоветовавшись с поверенным дяди, написал всем родственникам, предлагая им как можно скорее прибыть в Примроуз-Парк на похороны и, конечно, для того, чтобы ознакомиться с завещанием.

Джулию оставили горевать в одиночестве.

Глава 2

Каждое лето старшее поколение добросовестно прибывало в Примроуз-Парк. Редко кто пропускал это воссоединение семьи. Когда они были моложе, приезжало и юное поколение. Для Джулии лето всегда было безумным, сумасшедшим временем. Она резвилась от души и не уставала удивляться, как могла жить целых десять месяцев без них, довольствуясь компанией только своего деда и тети Милли. Однако когда лето кончалось и все разъезжались по домам, она весело и благодарно возвращалась к спокойной жизни Примроуз-Парка и наслаждалась воспоминаниями.

Когда кузены и кузины подросли, они приезжали уже не так часто, особенно молодежь. Их больше привлекали другие развлечения вроде Брайтона, какого-нибудь другого курорта или вечеринок у друзей по колледжу и университету. Сьюзен два года назад вышла замуж, и у нее теперь были обязательства как перед своей семьей, так и перед семьей мужа.

Однако, получив известие о смерти графа, они все приехали в Примроуз-Парк, как дед и предсказывал. Все, за исключением мужа Сьюзен. Многие успели на похороны, но все до одного собрались на оглашении завещания десять дней спустя после смерти графа Биконсвуда. Новый граф созвал их всех, и они прибыли, потрясенные, скорбящие и рассерженные тем, что их не предупредили заранее и не дали возможности приехать раньше.

Первой примчалась тетя Сара, виконтесса Йорк, мать Дэниела, с дочерью Камиллой. Тетя Сара выглядела очень расстроенной.

– Старый дурак, – пробурчала она о своем скончавшемся девере, и это услышала Джулия, хотя тетя Сара разговаривала со своим сыном. – Он не известил своих ближайших родственников о том, что болен, и тем самым, умирая, лишил себя поддержки родных.

Иногда я удивляюсь, почему я вышла замуж за члена этого странного семейства, когда у меня был такой богатый выбор! И почему ты ничего не сообщил мне, Дэниел? Это невежливо по отношению ко мне – приехать сюда, не сказав мне ни слова!

– Мама, ты и Камилла были в Бате, а я в Лондоне, – утешил ее граф. – Кроме того, тетя Милли просила сохранять секретность.

Тетя Сара издала звук, свидетельствующий о ее презрении к просьбам своей невестки. Джулия лишь утвердилась в своем мнении о тете Саре, которую всегда считала резкой, грубой и неприятной особой.

Камилла улыбнулась, поцеловала брата и обняла Джулию, шепча ей на ухо слова утешения. Камилла все еще скорбела по поводу смерти на поле брани своего жениха-офицера, случившейся два года назад. Теперь ей было двадцать четыре года.

Тетя Юнис и дядя Реймонд, лорд и леди Беллами, приехали за день до похорон, так же как дядя Генри и тетя Роберта, лорд и леди Хемминг, – брат и невестка покойной графини с сыном Малькольмом и дочерью Стеллой Стейси. Джулия обняла Стеллу, которая была на два года ее младше и всегда была ее подругой по играм в детстве. Малькольм поцеловал ей руку, но на лице его не появилось улыбки. Он вообще был неулыбчив, и все привыкли к его ужасной застенчивости.

Тетя Юнис провела весь день в слезах, сетуя на жестокость брата, который, умирая, не послал за собственной сестрой. Дядя Генри обнял Джулию за плечи и выразил свои соболезнования по поводу ее утраты.

Он сказал, что она должна жить с ним и тетей Робертой. Его доброта вызвала у Джулии новый поток слез.

Бедный дедушка. Джулия пролила много слез по нему, большую часть тайком, за все эти дни, предшествующие похоронам, и потом, когда они ждали прибытия остальных членов семьи для оглашения завещания. Она скучала по нему и вновь ощутила себя сиротой, хотя ей уже исполнился двадцать один год. Неожиданно она почувствовала себя так, словно во всем мире у нее не осталось ни одной родной души.

Чувство это было странным и пугающим, и без него лучше было обойтись. Не только дядя Генри, но и тетя Юнис, и дядя Реймонд предлагали ей жить у них, но с их стороны это была простая любезность, которую Джулия не могла принять. Она не хотела стать объектом благотворительности для людей, у которых перед ней не было никаких обязательств. Тем более что она уже совершеннолетняя. Дедушка прекрасно это понимал и именно поэтому так настойчиво пытался выдать ее замуж.

Тяжело было также сознавать, что теперь другой человек носит титул деда и отдает приказания, которые всегда отдавал старый граф, и пользуется уважением и почтением, до этого принадлежавшими дедушке. Дэниел. Все существо Джулии восставало против него. Хотя для этого и не было причин, поскольку виконт, а ныне граф взял на себя все заботы, которые Джулии и тете Милли было бы трудно уладить. Дэниел обладал поистине удивительными организаторскими способностями.

И, тем не менее, она испытывала неприязнь к кузену. Но так было всегда, или почти всегда. Будучи значительно старше ее, он неизменно выказывал свое презрение к ней. Когда она была ребенком, он, мальчишка, совсем не интересовался играми в «дом», «школу» или бегом наперегонки. Она была еще девочкой, а он уже стал юношей и с четырнадцати лет носил титул виконта. Его не занимали кузины с их визгом и хихиканьем или шумные игры, которым предавались его братья и сестры. Он быстро возмужал. Слишком быстро.

Дэниел всегда пренебрежительно относился к своим младшим родственникам, особенно к Джулии. Она невольно ощетинивалась от взглядов, которые он бросал на нее, когда видел ее катающейся верхом, плавающей в озере или играющей в крокет с подоткнутой юбкой, чтобы не споткнуться о подол. Создавалось впечатление, что он испытывал большее уважение к дождевому червю, нежели к ней.

Джулия всегда обижалась на него и при всяком удобном случае старалась ему досадить. Но как ни странно, ей, помимо этого, хотелось произвести на него хорошее впечатление. Потому что прежде всего Дэниел был старшим кузеном и к тому же очень красивым старшим кузеном. В пятнадцать лет она могла часами смотреться в зеркало, меняя одно платье за другим, пока ее не удовлетворял выбор, и так и сяк укладывала волосы, чтобы добиться желаемого результата. Но единственный раз, когда кузен заметил ее в то лето, был момент, когда она с хихиканьем мчалась по террасе вслед за Гасси с раскрасневшимся лицом, в мятом блеклом платье, с развевающимися во все стороны волосами! Дэниел смотрел на нее, как всегда безукоризненно одетый и причесанный.

– Право, Джулия, – процедил он тогда, с отвращением оглядывая ее с головы до ног, – тебе не кажется, что пришло время повзрослеть?

После того как он удалился, она скосила глаза и показала ему язык, что вызвало у Гасси приступ смеха, который он постарался подавить. И она была рада, что Дэниел не приехал на следующее лето и на следующее тоже, и еще на одно. Она была рада, что он не появлялся в имении. Она искренне желала, чтобы он не приехал и на этот раз – высокомерный, холодный, лишенный чувства юмора… граф. Ей ненавистна была мысль, что он стал новым графом Биконсвудом.

Фредерик и Ассли Салливан, сыновья тети Юнис и дяди Рэймонда, прибыли на следующее утро после похорон, и, похоже, ни один из них не скорбел по поводу того, что они не успели попрощаться с дядей. Уж, во всяком случае, не Фредерик. Но он никогда ничего не воспринимал всерьез. Он слыл повесой и распутником. По крайней мере так о нем говорил Гасси, и у Джулии не было причин ему не верить.