Атлантида (СИ) - Высоцкий Виталий Викторович - Страница 23

— Да, именно, — не дал я ему договорить до конца. — Я собираюсь переместить вас в наш с Максом мир, чтобы Лира, наконец, сама смогла понять, увидеть и ощутить, что же такое снег, на собственном опыте.

— Но там же холодно, может быть даже минус двадцать или минус тридцать по Цельсию, а мы в этом, — указал на свои одежды Максимилиан Говард, проявляя осторожность.

— Холодно? А что это такое — холодно? — опять вставила свой вопрос Лира, огорошив меня в очередной раз.

— А–а–а-а-а! Все! Хватит! Достаточно вопросов! Скоро сами все увидите! Все вопросы потом, позже. — Не выдержал я, вконец, тоже распалившись.

— Да, там может быть холодно, и все–таки будет нужна теплая одежда. Но где ее здесь взять, тут же всегда тепло? — я задумался.

— Пришло время применить то, что дано каждому изначально, — во мне вдруг мягко зазвучал голос второго меня, уже знающего и уже умеющего применять способности, еще даже не раскрытые во мне первом.

Я просиял, и это, очевидно, отразилось на моем лице, так как Лира с Максом тоже таинственно заулыбались, глядя на меня. Они теперь уже явно ожидали от меня очередного сюрприза.

Так, нам нужна теплая одежда: куртки–пуховики, шарфы, шапки, перчатки на меху, сапоги, хотя нет, лучше старые добрые валенки. И еще толстые шерстяные носки. Я сосредоточился, представил все аксессуары одежды, последовательно одетые на меня, Макса и Лиру, ощутил их прикосновение к телу, сохраняемое ими тепло. Синие куртки с капюшонами, вязаные красно–синие шарфы, и такие же полосатые носки и шапки, перчатки на кроличьем меху и серо–зеленые валенки. И еще, чуть было не забыл, свитера. Попытался передать ощущения Максу и Лире, которые в данный момент мог испытывать сам. И я не просто был уверен, а твердо знал, что у меня все получится. Да, знание это великая сила, воистину великая.

Спустя некоторое время, я заметил, как вокруг Лиры и Макса начал образовываться ореол золотистого света и указал им на этот факт. Они заметили мой жест и стали с интересом себя разглядывать. Взглянув на себя, я тоже увидел аналогичную картину. Яркость свечения все усиливалась, и свет постепенно приобретал очертания вещей, которые я смоделировал в своем сознании.

— Вы только не волнуйтесь, все хорошо, бояться нечего. Подождите, пока энергия завершит свое преобразование, — я успокоил их на тот случай, если они начнут нервничать и дергаться.

Свет, окружающий нас ореолами становился все ярче и ярче, а затем последовало три вспышки. Мы все разом зажмурились, а когда открыли глаза, увидели друг друга экипированными по полной программе, и могли отправляться в горы немедленно.

Лира и Макс стали рассматривать одетые на себе перчатки, шарфы, шапки, словом все, что на них появилось после вспышки, а я некоторое время молча стоял и созерцал представшую передо мной картину.

Но, однако, заметил, что мне стало жарковато, и опомнился. Я ведь тоже был одет, как и они.

— Как тебе это удалось? — восхищаясь и удивляясь одновременно, спросил Макс Говард. — Вот так чудеса.

— Да-а, чудеса, но об этом потом. А теперь в горы, пока не стало еще жарче. — отстранился я от ответа на его вопрос.

— Расслабьтесь и примите удобное положение, лучше на этот раз стоя, Очистите свой разум от всех мыслей, а я передам вам вид того мест, куда мы отправимся. И не волнуйтесь, спокойно. — давал я напутствия и сам готовился к перемещению. — Можете закрыть глаза, если хотите.

Сам в горах я еще ни разу не бывал, но благодаря телевидению имел о них представление. Как только представил картины на внутреннем экране, стал их транслировать вовне, как проделывал это раньше, когда в комнате–бункере передавал Максу и Лире информацию с кварцевых пластин. И, уже знакомые ощущения легкости, невесомости и разливающаяся по всему телу волна тепла, не заставили себя ждать. А затем ощутил, как морозный ветер коснулся моего лица, овевая его прохладой и свежестью. Свет проникал в глаза даже сквозь закрытые веки. Я открыл глаза и увидел напротив Макса и Лиру. Они удивленно озирались вокруг. Мы очутились на вершине одной из гор, составляющих хребет, тянущийся в даль. Вокруг было море снега, правда, кое–где выступали оголенные скалы. Было так светло и ярко от белизны снега, что немного резало глаза. Ветра почти не было, и по моим ощущениям мороз тоже был не сильный, примерно минус семь — десять градусов по Цельсию.

— Вот это белое вещество и есть снег, то есть замороженная вода. У вас в Атлантиде она вся в жидком состоянии, а здесь бывает и твердая. Вот как сейчас, например. Потому, как холодно. Кстати, Лира, можешь взять снег в руку или просто прикоснуться к нему рукой, и ты почувствуешь, поймешь, что такое холодно. — напомнил я о вопросах, ранее ею заданных.

Лира последовала моему совету, сняла перчатку, и, зачерпнув рукой немного снега, стала разглядывать белую массу, начавшую таять, охлаждая ее ладонь. Долго это не продолжилось, так как снег на морозе охлаждал ее руку довольно быстро. Я знал это по собственному опыту. Наконец, она одернула руку, словно обжегшись, стала судорожно отряхивать с нее подтаявший снег и затем вытирать о куртку.

Рука у нее покраснела от мороза, и, скорее всего, начались колики. Лира инстинктивно начала дуть на ладонь, пытаясь согреть ее теплом своего дыхания. Стала даже прыгать на месте, видно морозец прихватил–таки ее ладонь. Затем натянула на озябшую руку перчатку и повернулась ко мне.

— Ну, как тебе холод? Поняла теперь, что это такое? — встретил я ее внимание вопросом.

— Это и есть холод? Немного неприятно, но очень интересно, очень. А это, стало быть, снег. Как же его много здесь. И все это снег, вот здорово. — возбужденно лепетала Лира, с раскрасневшимся то — ли от мороза, то ли от переполнявшей ее энергии, лицом, почти бегая вокруг и озираясь на оставленные ею следы.

— Да, это и есть снег, и теперь ты знаешь, что такое холодно, что значит ощущать холод. — спокойно ответил я Лире.

От переполнявшего ее возбуждения Лира начала резвиться, как ребенок, радуясь холоду, морозному ветру, снегу. Макс тоже был рад увидеть снег, спустя столько лет и, когда Лира подбежала к нему, излучая вокруг возбуждение, радость и трепет от увиденного, и попыталась его вовлечь в свою игру, он легко на это поддался. И вот они уже вместе стали резвиться, словно дети в рождественские праздники. Он обучал ее «обращению» со снегом. Видно было, что Максимилиан еще не забыл, как снежки–то лепить и что, потом с ними делать. Лира же, оказавшись способной ученицей, схватывала все на лету, и, спустя некоторое время, на снег полетели шапки и шарфы, а куртки были расстегнуты. Похоже, что им стало жарко, так они разошлись в своей игре.

Я, тем временем, отошел к краю площадки, на которую мы перенеслись из Атлантиды. Нашел довольно высоко выступающий над ней кусок скалы и оперся на него. Снял шапку, расстегнул куртку, и весь отдался ласкам морозного горного ветра, наслаждаясь открывшейся мне панорамой заснеженного горного хребта. Ветер развевал мои волосы и звучал в ушах, ласково насвистывая. Я дышал полной грудью, вдыхая чистый, свежий горный воздух, и благодарил Мироздание, Вселенную, Бога или кого там еще за представшую передо мной картину, за возможность ею наслаждаться здесь и сейчас. От переполнявшей меня радости, благодарности и любви, на моих глазах выступили слезы. В такие моменты я любил весь мир, всю вселенную и был ей за это благодарен. Картина была фантастическая. Горная цепь простиралась на сотни и сотни километров в обе стороны, от того места, где мы находились, и уходила дальше за горизонт. Воздух был таким чистым, что я отчетливо видел каждый камешек на соседних скалах, каждое дерево.

Я был таким маленьким в сравнении с горным кряжем, даже с тем местом, где находились мы в данный момент, но одновременно ощущал себя значимой частью земли, этого мира, вселенной, а так же являлся ею целиком. Было великолепно, просто здорово ощущать, чувствовать себя одновременно и частью вселенной, и быть с ней единым целым. Ради таких моментов, такого опыта стоило жить, и жизнь была прекрасна. Я ощущал себя самой жизнью, ощущал ее во всей полноте, был с ней единым целым и чувствовал себя ее частью. Мы вместе наслаждались видом, открывшимся перед нами.