Какого биджуу я теперь волшебник? - Кицунэ Миято - Страница 4

Ну, в общем, странно это тоже. Типа Героя держат в «чёрном теле», чтобы магический мир, в который тот после одиннадцати лет дерьма попадёт, показался волшебной сказкой, где он — самый что ни на есть главный герой, который убьёт Всемирное Зло. Дерьмо! Нас с Би–саном на войну, которая из–за нашего обладания была развязана, даже не пустили. А тут пацан с года сражается всерьёз со взрослым опытным волшебником, которого никто завалить не мог. Угу.

В общем, пора было узнать ответы на некоторые вопросы и предположения, и начать я решил с тёти Петуньи, как у самого доступного для меня на данный момент источника информации.

Часть 1. Глава 3. Вот такие пироги…

8 августа 1988 г.

Англия, Литтл — Уингинг, Тисовая улица, дом4

— Тётя Петунья, вам чем–то помочь? — осторожно предложил я задумчивой женщине. Она разложила на столе продукты, явно обдумывая, что приготовить. Складочка на её лбу разгладилась.

— Да, я хочу приготовить пирог с почками. Почисти картофель и нарежь его полукружиями. Я пока займусь потрохами.

Какое–то время мы молчали, делая свою работу. Она вынула почки из воды, промыла и начала резать кусочками. Наконец, я почувствовал, что Петунья–сан вошла в состояние некого умиротворения, которое случается с женщинами, когда те готовят.

— Тётя, — прервал я тишину, — скажите, вы не замечаете вокруг чего–то странного?

— Что именно тебе кажется странным, Гарри? — подняла она на меня настороженный взгляд.

Так–так, похоже если и есть какое–то ментальное воздействие, то оно связано со всем «странным», «волшебным» и «магическим».

— Наша семья, словно немножко заколдованная, — я постарался сделать наивный вид. — Тот же Дадли — такой хороший мальчик, мы в его комнате занимаемся, он меня хорошо читать научил. А вчера наговорил мне гадостей после ужина. Он сегодня чуть не плакал из–за этого. Сказал, что не знает, что на него нашло.

Петунья сжала губы, но что–то явно обдумывала.

— Но вы не волнуйтесь, я на Дадли не обиделся, он же не специально, — продолжил я осторожную обработку. — Я вообще понимаю, что нашей семье тяжело приходится. Дела у дяди не очень–то идут, ещё надо долги банку выплачивать за дом, да?

— Да, кредит, — удивлённо моргнула она.

В отличие от того же Гарри я знаю цену деньгам и то, как сложно бывает прожить, когда не хватает средств. Ничто ниоткуда не берётся. Всё надо купить, за всё заплатить. Дядя, когда я ему помогал в гараже, с удовольствием побуркивая, рассказал о своей фирме, грабительских налогах, расходах на дом. Тратах на автомобиль, на котором он ездил до Лондона, ценах на бензин, оплате школы для нас с Дадли. В общем, живём, не особо шикуя, но в хорошем, тихом районе. Лишний фунт тратят на своего ребёнка, и Вернон мечтает, чтобы «его сын ни в чём не нуждался, и у Дадли было то, чего не было у него». Вернон был старше тёти Петуньи и родился после какой–то местной войны. Рассказывал мне, что и голодал, и «всякое было». А ещё он из семьи простых рабочих и свой этот бизнес «сделал сам».

В принципе, Дурсли — довольно понятные люди. Достаточно порядочные, чтобы не выпнуть сироту в приют, но пытающиеся немножко сэкономить. С другой стороны, кормимся мы за одним столом и едим одну и ту же еду, разве что Дадли иногда перепадает сладостей. Но не сказать, что прямо «каждый день» и он только пирожными питается, как почему–то я запомнил из рассказа Гарри. Тут скорее — на контрасте, с родного ребёнка не требовали работы по дому и давали чуть больше свободы, это провоцирует детские обиды и кажется, что мир предвзят и несправедлив.

Я же прекрасно осведомлён, насколько жизнь может быть дерьмовой. Хлебнув одиночества и ненависти сполна, я даже наслаждаюсь житьём в этой семье. Наверное, если бы меня любили, облизывая с ног до головы, как иногда Дадли, мне было бы очень некомфортно. А так — лёгкий уровень неприязни и отчуждения вполне меня устраивает. И то, мне кажется, что за прошедшую неделю это изменилось. Может, потому что я сам стал предлагать помощь? Много ли работы в доме с тремя спальнями, гостевой и кухне с гостиной? Да и местная лужайка не особо большая, надо следить, чтобы не появлялись сорняки, а за клумбами Петунья ухаживает сама, я разве что поливаю. Да и Вернон–сан как–то поменьше стал бухтеть, что я только зря штаны просиживаю.

— Эх, а я так много кушаю, — вздохнул я. — Но я бы ел поменьше, но очень есть хочется всегда…

Тётя усмехнулась.

— Да… Лили тоже всегда была голодной и постоянно кусочничала… — она осеклась, я понял, что это Петунья о матери Гарри и своей сестре.

— Наверное, это что–то семейное, — осторожно, словно впервые ступая по воде, продолжил я, стараясь не нарушить хрупкость момента. — Вы же тоже очень худенькая и изящная. А ещё очень красивая, — старательно нагнетая краску в лицо, я спросил: — А ваша сестра была такая же красивая, как вы, тётя Петунья?

Она смутилась, отвела взгляд и быстро заморгала.

— Твоя мама была очень красивой, Гарри, — всхлипнула Петунья–сан. — Но… у меня не осталось ни одной её фотографии. Когда она… Когда Лили в последний раз была дома… Она забрала все свои фотографии, все вещи… И очень боялась. Словно бежала от чего–то или кого–то или не хотела, чтобы мы о ней помнили. В последний раз я её видела, когда была на третьем месяце беременности, — задумалась тётя. — Она заезжала… После похорон отца… Вашего с Дадли дедушки… он не пережил смерть мамы… бабушки. Да, именно тогда я видела её в последний раз. Мы поругались с ней, потому что она не была на похоронах. Прости, это тяжело вспоминать…

— Ничего, извините, что затронул эту тему, тётя Петунья, — кивнул я. — Потеря близких — это очень тяжело. Жаль, что я не знал бабушку и дедушку, уверен, они были хорошими людьми.

— Да–да, — рассеянно ответила она. — Я поджарю картофель, а ты почисть и нашинкуй лук полукольцами, пожалуйста.

Я сосредоточенно чистил, а потом и нарезал крупную головку лука.

Очень интересные факты открываются. Может ли быть, что над ментальным воздействием семьи Дурслей поработала сама Лили? Если предположить, что в магическом мире шла война, в которой, со слов Гарри, основными жертвами Тёмного Злодея были магглы и магглорождённые… Может быть смерть родителей Лили и Петуньи–сан не была случайностью? А если и была, то лишь подстегнула мать Гарри к кардинальным действиям. Фактически, так она «отрезала» себя от родственников, вроде как «разругавшись», защищая от войны семью родной сестры. Это могли знать на «тёмной стороне», а вот в той организации, куда входила Лили и отец Гарри, — могли думать, что всё наигранно, без серьёзной магии. Или вообще не знать о планах Лили или не вдаваться в подробности. Насколько я понял, многие там были «потомственными шиноби» и могли просто не ожидать чего–то сложного или хитрого от «вчерашней крестьянки». Но женщинам свойственно защищать свою семью…

Тогда, может быть, действия Директора Хигэканэ имеют некий смысл. А данная «защита» вступила в конфликт с нахождением в этой семье волшебника, то есть — меня. Впрочем, отсутствия денежной помощи этой семье это не отменяет. Чёрт, очень мало данных. Строить можно тысячи предположений. Может быть так, а может быть сяк, а, может быть, я совершенно не догадаюсь — как, лишь по причине того, что не очень хорошо знаю мир, местную культуру, и ещё меньше — традиции магов.

Кстати, я не уверен, что буду волшебником. Вполне вероятно, что вся эта магия завязана на душе, а я — Узумаки Наруто, а не Гарри Поттер. Чакры, впрочем, я тоже не чувствую, но медитирую и пытаюсь что–то в себе обнаружить каждый день по нескольку часов перед сном. Утренняя разминка в садике под покровом деревьев, чтобы не видели соседи, приносит пока лишь большую гибкость и усиление организма, но с течением чакры всё глухо. Никогда не ощущал себя настолько пустым.

— Всё готово, — я продемонстрировал нарезанный лук. Хорошо, что очки защищают от едких испарений, но всё равно глаза немного защипало.