Реквием по братве - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 54

В мастерскую, в свои заповедные владения он с неохотой допускал посторонних, делая исключение, естественно, для Таины (она и не спрашивала разрешения) и для Кныша, своего старшего друга и наставника, великого воина. Еще несколько раз приводил сюда Кэтрин Смирнову, когда чувствовал, что похоть начинает отвлекать от изумительной интеллектуальной свободы. Девушка тоже изменилась с той поры, когда он так наивно, по-телячьи ее домогался, полагая, что томительное зудение в чреслах, перемешанное с романтическими видениями, и есть то, что люди называют любовью. Стыдно вспоминать… Можно сказать, Кэтрин сама ему навязалась. Звонила домой, плела какие-то небылицы о внезапно вспыхнувших нежных чувствах, на что он всегда с одинаковой строгостью отвечал, что у него нет денег на баловство. Девушка кокетливо возражала, что это ничего, что можно для разнообразия попробовать бесплатно.

Он попробовал. Из принципа.

Привел в мастерскую, налил вина и, не мешкая, как учила Таина, не дав толком закусить, вступил с ней в половые отношения. Причем блузку на ней, чтобы не возиться с пуговицами, рывком разорвал до пупа (по совету Кны-ша). Пока они барахтались на ковре, телек, включенный на полную мощность, жалостливо рассказывал о несчастных чеченских беженцах, измордованных россиянами.

Сделав дело, он все же сунул ей в кармашек юбки сотенную зеленую купюру и выпроводил вон, не вникая в счастливый щебет о том, что если бы, дескать, она знала, что он такой, да если бы, да разве бы…

— Ступай, ступай, — он легонько подтолкнул Кэтрин под зад, от чего она затейливо верещала. — Некогда мне. Когда надо, сам позвоню.

Признаться, после этого свидания он почувствовал такое же удовлетворение, как после замечательного взрыва в «Ласточке», где он доказал себе, что родился мужчиной, достойным своего отца.

…Чтобы смонтировать электронную отмычку для сейфа, ему понадобились фотографии, сделанные Саньком, и опытный образец, который сотрудники фирмы «Якудза-интернейшн» доставили прямо в мастерскую. На работу ушло десять дней, и все это время он ни разу не ночевал дома. Боренька не сомневался, что черная пластиковая коробочка, напичканная микросхемами, похожая на краба с растопыренными клешнями, сработает, но в тот день, когда Санек отправился за добычей, у Бореньки ни с того ни с сего поднялась температура до тридцати девяти градусов, и Кныш, навестивший его ближе к вечеру, заставил выпить стакан водки с перцем.

Наконец, уже почти в полночь позвонила Таина и сказала серьезно и с уважением:

— Ты гений, малыш. Ты самый настоящий гений. Я горжусь тобой.

На что Боренька, испытывая огромное облегчение, только и смог ответить:

— Всегда к вашим услугам, сэр!

…Кныш впервые был в доме, где она жила. Странная это была Квартирка, не менее странная, чем ее хозяйка. Спартанская обстановка, ничего лишнего. В гостиной вдоль одной из стен сплошь книжные стеллажи, заставленные плотно, без просвета, на противоположной стене, на ковре с искусным, затейливым орнаментом — такие он видел в Афгане — длинный, старинный меч с двуручной рукоятью, подвешенный острием вниз. В спальне — узкая монашеская кровать с резными спинками, пузатый комод с бронзовыми купидонами, образца двадцатых годов, туалетный столик с овальным зеркалом, пуфик и колченогий низкий стул с гнутой спинкой — больше ничего. На кухне, прямо на моечном столе — компьютер, а на подоконнике — маленький телевизор «Грюндик». Он ожидал чего-то другого, может быть, хором, заставленных изысканными, дорогими вещами, более соответствующими его представлению о Тайне, чем это простое убранство.

Кныш долго разглядывал меч с черным широким лезвием, снял его со стены и подержал в руках, попытался прочитать полустершуюся надпись, выбитую на рукояти, но не смог.

— Нравится? — спросила Таина.

— Вещь неплохая, — согласился Кныш. — А что тут написано?

— Честь в сердце, душа во Господе, примерно так. Это меч дружинника.

Кныш покачал головой, вернул оружие на место.

— Зачем звала, командирша?

— Сейчас позвонят, то есть я думаю, что позвонят, и, наверное, придется съездить в гости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— В гости?

— У тебя какие-то дела?

Она прекрасно знала, что у него нет и не может быть никаких дел, это была насмешка. Кныш не возражал. Она всегда его поддразнивала. Она его подманивала.

— Хочешь, покажу, что нам Саня надыбал?

— Не нам, а тебе. Лучше скажи, как ему это удалось?

— Пустяк. Подсыпал красавице порошку в вино, полчасика она поспала, потом ничего не помнила. С этим, Володечка, и ты бы справился. Но ведь ты не охотник до красавиц, не правда ли?

Она усадила его в единственное в гостиной плюшевой кресло, положила на колени пластиковую папку с перламутровыми кнопками-застежками. У него голова закружилась от ее близости, и это уже не в первый раз. Он остерегал себя: осторожнее, парень, не наделай глупостей.

Они и так слишком тесно соприкасались, дальше, он чувствовал, — бездна. Шагнешь, назад не вернешься. У них был недавно путаный разговор, застрявший у него в башке, как гвоздь. Тинка вот так же его подначивала на предмет отношений с прекрасным полом, и Кныш не выдержал, ляпнул: «Я-то ладно, весь израненный, с оторванными яйцами, а ты-то что за морячка? Сама-то с кем живешь?» Принцесса побледнела, будто собралась в обморок, и тихо, спокойно ответила: «Я, Володечка, клейменая, порченая. Мне суженого не дождаться».

Бумаги он лениво просмотрел: конечно, это товар. Несколько личных писем членов «семьи», отправленных, как говорится, в разные концы земли, разным адресатам, включая Билла Клинтона, но почему-то осевших в неприметной папочке Иноземцева. Тут же копии служебных записок — в МВД, в ФСК — опять же частная переписка с двумя могущественными олигархами, распечатки телефонных и радиоперехватов и даже с пяток фотографий чрезвычайно легкомысленного содержания, но тоже с известными, уважаемыми в России персонажами. Солидная папка. Возьмешь в руки — и сразу хочется куда-нибудь спрятаться.

Вчитываться Кныш не стал: определить стоимость компромата не в его возможностях. Лишь поинтересовался:

— Почему ты за Иноземцева ухватилась? Чем он тебе не угодил? Они же все одинаковые.

Таина простодушно объяснила:

— Я с ихней супругой накоротке. Кое-какие общие дела.

— Грабили, что ли, вместе?

— Нет, Володечка, не грабили. Богадельню открыли в Сокольниках. Приют для сироток в Мытищах. Тебя это устраивает?

Перепалка не успела разгореться, зазвонил телефон.

— Легка на помине, — усмехнулась Таина и сняла трубку. Мгновенно преобразилась, с первых же слов превратилась в светскую даму, общающуюся с подругой из высшего общества. В начале знакомства Кныша развлекали подобные метаморфозы, теперь он испытывал чувство неловкости, будто в щелку подсматривал за интимным туалетом рыжей принцессы.

Таина виновато произнесла:

— Да, да, Люсечка, это ужасно! Я сама поражена… Он звонил сегодня, я просто не успела с тобой связаться…

Потом она минуты три внимательно слушала, не глядя на Кныша. Пыталась прервать возмущенный поток, летящий по проводу, наконец ей это удалось.

— Послушай меня, Люсечка, послушай, не перебивай. Да, мы обе жутко ошиблись в нем… Я не снимаю с себя вины. Нет, не снимаю. Но кто мог подумать, такой талантливый, необыкновенный юноша…

Опять ей пришлось сделать большую паузу, и, накрыв трубку ладонью, она попросила:

— Володечка, принеси вина, в холодильнике бутылка — монастырский кагор.

Когда вернулся с чашкой, Таина говорила:

— …Я до сих пор в это не верю. Давай подождем делать окончательные выводы. Вполне возможно, он сам стал чьей-то жертвой. Ты же понимаешь, какое подлое время. На него могли надавить… Конечно, конечно, приеду прямо сейчас… Успокой своего благоверного… Надеюсь, мы решим эту проблему полюбовно… Сейчас выезжаю, жди…

Повесив трубку, взяла у Кныша чашку и большими глотками осушила до дна. Глядела ликующим взглядом.

— Завертелся хорек вонючий… Что ж, Володечка, поехали, милый…