Реквием по братве - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 30

Придя из школы, обязательно находила в сумке что-нибудь соответствующее: порнографический журнал, любовные письма, парочку использованных презервативов и прочее такое. Забавно? Наверное. Но ей надоело.

Никто не желал ей зла, никто не собирался травить, но в конце тысячелетия, в Москве, превращенной в гнуснейший из мировых притонов, нормальная девушка с естественным поведением выглядела почти непристойно и раздражала окружающих, как иногда беспокоит крохотная заноза под ногтем, невидимая глазу. У рыжей кошки, как звал ее Савик, хватило ума, чтобы понять: рано или поздно глухое раздражение, пока выплескивающееся лишь в дружеских шутках, обернется непредсказуемыми действиями, возможно, опасными для ее здоровья. Совсем недавно в 7-Б классе трое девочек и двое мальчишек затащили в подвал свою одноклассницу (тоже, наверное, строила из себя цацу) и не просто забили до смерти железными прутами и каблуками, но до такой степени измордовали, что экстренно вызванные родители с трудом опознали родное дитя. Никого в школе это рядовое событие особенно не удивило — се ля ви! — но для Таины послужило толчком для принятия серьезного решения.

В их классе, как и повсеместно, по заведенному доброму обычаю девочки для первого совокупления выбирали кого-нибудь из старшеклассников, что считалось хорошим тоном, но Таина, возмущенная незримым нажимом, предпочла иной путь. Пошла к Федьке и попросила, чтобы записал ее в живую очередь. Федька согласился легко, не оговаривая условий, он давно с прицелом поглядывал на стройную, с огненными волосами, черноглазую (редкое сочетание), смешливую девятиклассницу. Чего говорить, товарец выгодняк. Захарчук занимался прибыльным школьным бизнесом третий год, был десятиклассником-переростком: дважды с треском проваливал выпускные экзамены, а как это ему удавалось, никому не говорил: секрет фирмы. У него был глаз наметан. Он подыскивал школьницам выгодных и, подразумевалось, безопасных клиентов (преимущественно иностранцев), падких на малолеток, и в своем летучем отряде поддерживал железную дисциплину. Обыкновенно перед тем, как внести девочку в список, он лично снимал пробу, проверял кандидатку в отношении ее сексуальной боевитости, но для Таины сделал исключение, переступил через собственное правило. Объяснил, что принципиально никогда не связывается с «целиной», после мороки не оберешься.

— Если блефуешь, — предупредил, — пеняй на себя. После близко не подходи, хоть на коленях стой. Пойми, я между вами и потребителем выступаю как гарант качества.

— Я не блефую, — удивилась Таина. — С чего ты взял?

— Не поверю, чтобы такая прикольщица ни разу не попробовала.

Замечание ей польстило, хотя сам Федька бы настолько отвратен, что она, разговаривая с ним, не поднимала глаз, глядела себе под ноги, чтобы не вырвало. Она с младенчества страдала брезгливостью. Слюнявый недоумок, естественно, расценивал ее поведение как наивную попытку скрыть неодолимую физическую тягу к нему.

— Ничего, киса, — снисходительно потрепал по плечу. — Сделаешь пробную ходку, я с тобой проведу пару сеансов.

Она не блефовала. Когда подходила к отелю «Спорт», у нее поджилки тряслись и в голове крутились какие-то песенные строчки, вроде того что: «Какая свадьба без баяна?», или: «Валенки, валенки, неподшиты, стареньки!»… В метро с ней приключился казус, только усиливший ее страхи. Прийязал-ся кавалер, но в этом как раз не было ничего особенного: редкий день проходил, чтобы к ней не клеились случайные ухажеры, и, как правило, это были мужчины намного старше ее, а иногда и вовсе пожилые, из которых песок сыпался. Таина давно наловчилась их отшивать, и молодых и старых, но с некоторыми, чаще именно с пожилыми, вступала в контакт, невинно флиртовала, заводила тары-бары, оставляла телефон, но не свой, придуманный. Чего им надо было, не могла дать, а динамить скучно. Надинамилась уже досыта.

В этот раз в переходе на станции «Курская» к ней подвалил парень лет двадцати пяти, высокий, в замшевой куртке, с серой «визиткой», из которой торчал какой-то научный журнал. Ничего примечательного в нем не было, кроме того, что на чересчур бледном лице неестественно выделялись круглые, с тонкой оправой очки, словно два перископа. Он вошел за ней в вагон и стал рядом, чуть не прижав к поручню. Таина ждала, когда он заговорит, при этом изображая полнейшее равнодушие к происходящему. Да что значит — изображая. Ей действительно было наплевать сейчас и на парня, и на все остальное: мыслями, чувствами она погрузилась в виртуальную реальность, обозначенную инфернальной величиной — отель «Спорт», где ее подстерегал неведомый, пока безликий мужчина почему-то с каменным, как в индуистских храмах, орудием воспроизводства. Но то, что услышала, повергло ее в изумление.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вам не надо туда ходить, — печально прогудел незнакомец ей в ухо. Вздрогнув, она взглянула на него в упор: Боже мой! — да это же маньяк! В глазах под перископами темень, как в ночной пещере, и бледные губы кривятся в изуверской усмешке.

— Не надо, не стоит, — повторил он. — Послушайте меня — не ходите. Будет очень плохо.

— Отвали, — прошипела Таина и выскочила на остановке, даже не посмотрев, какая станция. Маньяк, естественно, не отлип. Они стояли у колонны, обтекаемые толпой. Но у Таины возникло ощущение, что они очутились на необитаемом острове. Вдобавок у парня на лице застыло такое выражение, будто он только что свалился с Луны. Он еще раз повторил:

— Не ходите, девушка. Я вас умоляю.

— Хорошо, — Таина преодолела оторопь. — Никуда не пойду. Буду здесь стоять. Только ты отцепись от меня, пожалуйста.

— Вам туда не надо, поверьте мне.

— А куда мне надо? С тобой потрахаться?

— Зачем же так, — парень мгновенно сник, перископы потухли. — Я увидел вас на эскалаторе… Вы прекрасны, как видение… Но за вами беда следует по пятам, как сиреневое облако. Аура, понимаете?

В голосе, в сморщенном лице истинное страдание. Таина уже ему верила, не могла не верить, но также понимала, что это не тот человек, который ее спасет.

— Ты кто? Ясновидящий?

Парень совсем скис, поправил очки указательным пальцем. Она ошиблась в его возрасте. Ему не двадцать пять, а все тридцать или сорок. Увы, это один из тех старичков, едва удерживающихся на подагрических ножках, к которым ее всегда тянуло. Материнский комплекс, что ли? Когда соберется рожать, то скорее всего у нее вылупится вот такой сморщенный уродец средних лет.

— Чего молчишь?

— Нет, я не ясновидящий… Но иногда что-то просекает… Как сейчас… Вам лучше всего поехать домой.

— Не могу, — неожиданно призналась Таина. — Я же подписалась.

Удивительно, но он все понял. Улыбнулся сочувственно. Порылся в кармане.

— Тогда возьмите это.

Обыкновенный металлический кругляшок, вроде знака Зодиака, с выгравированным блестящим узором. Таина приняла подарок — и с этого мгновения между ними установилась чудесная близость, как между давними знакомыми, тайно влюбленными друг в друга. Молодой-старый человек, его звали Павел, проводил ее до станции «Ленинский проспект», до эскалатора, и, когда прощались, Таина оставила ему свой настоящий телефон. Еще бы секунда, еще маленький толчок и, возможно, ему удалось бы увлечь ее за собой обратно в нормальную жизнь, и ее невероятная судьба совершила бы оборот на сто восемьдесят градусов, но он ничего не сделал. Мог удержать, но отпустил. Его нерешительность объяснялась либо неуверенностью в себе — очкастый, худой, длинный, — либо каким-то соображением, недоступным ее пониманию. Мужчины, несмотря на свое примитивное устройство, порой бывают на удивление загадочны и совершают несообразные поступки, руководствуясь не разумом, а инстинктом, заложенным в них от рождения. Даже в поганом сутенере Федьке Захарчуке сквозь обычное хамство иногда проступали иные черты — наивная улыбка, суматошное бормотание, проблеск ума, — свидетельствующие о том, что на донышке его смрадной души, оккупированной долларом, что-то еще сохранилось от материнских вложений.