Реквием по братве - Афанасьев Анатолий Владимирович - Страница 27

Королек потупился, чуть ли не покраснел.

— Осечка вышла, хозяин.

— Какой осечка, не пойму тебя?

— Соскочила плотвичка.

— Как соскочила? Шутишь, что ли?

— Никак нет, — мент фальшиво лыбился. — Чудно вышло. Сел на хвост — у нее светлая «скорпия», отличная тачка, — никакой подлянки не ожидал, девка же молодая, а она на светофоре оторвалась.

— Как оторвалась? Ты очумел, Славик?

— Сам не пойму. Перекресток пустой, она на красный и ломанула. Я за ней — там грузовик выкатился. Пока объезжал, куда-то в переулок нырнула. Как ящерица, честное слово.

Тагир глядел на мента задумчиво, и под его тяжелым взглядом приземистый капитан еще уменьшился в размере.

— Скажи, Королек, за что тебе деньги плачу? Может, не надо платить? Может, задаром поработаешь?

— Виноват, хозяин. Кто же мог подумать?..

— Тебе думать не надо, за тебя другие думают… У тебя в том месяце тоже была осечка, помнишь?

— В тот раз меня Купол подставил.

— Тогда скажи, она тебя засекла или просто так убежала?

Мент вздохнул с облегчением, распрямился: вроде миновал барский гнев.

— Навряд ли, Тагир Ганидович. Нет, не могла засечь. Я нормально держал дистанцию, через три машины… Нет, не могла. Соплюшка совсем, куда ей.

— Давай так решим, Славик, — ласково заметил Тагир. — Ты человек бывалый, служишь уже год, законы знаешь. Еще раз осечка — и секир башка. Чтобы после не обижался.

Мент побледнел, но ответил по-прежнему смиренно:

— На все ваша хозяйская воля, Тагир Ганидович.

Несмотря на досадный прокол, Черный Тагир испытал приятное удовлетворение от разговора с проштрафившимся капитаном. Помнил, каким тот был, когда он брал его на работу, — заносчивым, самоуверенным, себе на уме. Теперь совсем иное дело — ведет себя учтиво, не кривляется, не дерзит. Все-таки русские свиньи, если держать их в строгости, поддаются дрессировке. Это важно, потому что в некоторых деликатных вопросах без них в Москве не обойтись… Вернувшись в кабинет, хотел дать секретарше поручение, чтобы навела справки на шестом канале — водится ли там такая Катя Иванова, но сам себя урезонил. Стыдно, бек! В каждой девке сидит шайтан, но ему ли бояться? Снова вспыхнула в глазах рыжая телка — высокая, сиськи торчат, в очах тьма первозданная — и больно заломило в паху. Вызвал секретаршу со смутным желанием излить дурь, но увидел — и остыл. Наташка — рослая голубоглазая блондинка, природой слепленная, чтобы на ней скакать, но скучная, пресная, как творог. В принципе Тагир был ею доволен: образованная, знает два языка, безотказная, смышленая, из порядочной семьи — папаша чуть ли не академик, — но без огонька, ох, без огонька!

Брезгливо скривил губы.

— Тебе чего, Наташа?

Зарделась, переступила с ноги на ногу, кинула быстрый, откровенный взгляд на кресло, где он ее пользовал под настроение.

— Звали, Тагир Ганидович?

— Звал, да. Какие у нас срочные дела?

Поглядела с удивлением — и это понятно. В офис редко заглядывали посетители, и никаких сделок здесь не заключалось. Каха Эквадор — это исключение. Но был штат, охрана — все как положено. Он сам здесь ежедневно просиживал штаны три-четыре часа по той единственной причине, что так делали все богатые люди. Как же без офиса? И в Европе есть офисы, и в Америке — и везде. Значит, должен быть и у него. Основная его кипучая деятельность проходила совсем в иных местах: на съемных квартирах, на рынках, в банках, в магазинах, но только не на фирме «Франсуаза и ее братья». Это просто так — красивая этикетка на залежалом товаре.

— Значит, дел нет, Наташа?

— Как скажете, Тагир Ганидович, — позволила себе намек белокурая кобылка. — А я всегда готова.

— Сегодня — нет, — огорчил ее Тагир. — Завтра — да. Я сейчас уеду, но ты не говори, что я уехал. Говори, что скоро опять приеду.

— Слушаю, Тагир Ганидович.

— Скажи, Наташа, вот эта рыжая штучка с телевидения — ты ее раньше видела?

— Кажется, видела.

— Где видела?

— Не помню, в какой передаче. Я редко смотрю телевизор.

— Не любишь телевизор?

— Некогда, Тагир Ганидович. Я же вся в работе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну и хорошо. Ступай дальше работай.

…Около девяти вечера подъехал в центр. Велел водителю завернуть на платную стоянку возле «Макдоналдса», рядом припарковался джип с охраной. После трудного дня и нескольких важных встреч в городе (стингеры! стингеры! стингеры!) ему хотелось только одного — бабу и вина. Но не просто любую бабу — целый день носил в воображении рыжую журналистку, а это с ним редко бывало. То есть желание иметь женщину возникало в нем в течение дня по нескольку раз, как голод, но обыкновенно не связывалось с определенным лицом. Та или эта — какая разница. Он любил сделать выбор в последний момент по мимолетному настроению. Иногда его выбор обескураживал. Мог взять кривую, хромую, глухую, больную, прыщавую — лишь бы попала под каприз. Он никогда не загадывал с утра, кого насадит на вертел к вечеру. Важно, что голодным не останется. Ублажив себя с очередной самкой, сытно рыгал и напрочь забывал о ее существовании. Поэтому среди дам слыл ветреником и Дон Жуаном, хотя говорили, что в разных районах Москвы и в других городах у него есть и официальные жены, которых он поддерживал материально, и они растили ему наследников. Правда это или нет — точно не знал никто. По некоторым обмолвкам Тагира, когда он пировал с кунаками и находился в добром расположении духа, он и сам об этом не знал.

Рыжая бестия, пробыв в кабинете всего полчаса, заронила в суровое сердце абрека какую-то искру, которую следовало поскорее потушить. Весь день он чувствовал себя словно на пороге простуды — вялость, хриплое дыхание, шум в ушах. Кровь пульсировала по венам тяжелыми толчками.

К памятнику пошел один — и тоже какой-то не своей походкой, грузно припадая на левую ногу. Увидел девушку издали — яркий цветок, обтекаемый вечерней толпой — наркоманы, проститутки, искатели приключений, случайные прохожие, пугливо озирающиеся по сторонам, — московский сброд, который так ненавидел благородный Каха Эквадор.

Подойдя сбоку, тронул за локоть, девушка резко обернулась — и он заново поразился жутковатой, синей черноте ее глаз, сулящих нирвану.

— Напугали, Тагир Ганидович… Разве так можно!

— Скажи, Катя, — сказал он смиренно. — Ты не ведьма?

— Почему вы так подумали?

— Глаз лихой, черный. Откуда такой глаз?

— Это комплимент, Тагир Ганидович?

— Как мальчик, к тебе пришел на площадь. Ты позвала, я пришел. Немного смешно, да?

— Не я позвала, — поправила Катя Иванова. — Вы сами распорядились, чтобы ждала у памятника.

Тагир припомнил, что так оно и было. Но не мог объяснить себе, почему ему в голову пришла такая блажь.

— Где твоя машина, Катя?

— Вон там, — девушка повела рукой в сторону метро. — Хотите на ней покататься?

На чистом девичьем лице — выражение беспечной готовности следовать за мужчиной, выполнять его прихоти и повиноваться. И все же у Тагира мелькнула мысль, что рыжая краля в душе потешается над его неуклюжими манерами и вовсе не чувствует к нему того почтения, какое всячески выказывает. Мысль не такая уж дикая. Он и прежде сталкивался с тайным сопротивлением северных шлюх, с их животным упрямством, ничего удивительного. Женщины гяуров так же двуличны, как их мужчины. Ему нравилось усмирять белых рабынь. Овладевая шлюхой, трепещущей от ненависти и страха, он испытывал двойное удовлетворение — и физическое, и моральное. Однако, страшась, ненавидя и трепеща, они все невольно восхищались им, как сильным, неукротимым самцом.

— Кататься не хочу, нет, — сказал довольно резко. — Дай ключи. Ребята пригонят машину, куда надо.

Девушка молча протянула связку на серебряном увесистом брелке.

Через полчаса они сидели в отдельном кабинете в шалмане на Моховой. Заведение принадлежало Кривому Арса-ну, давнему соратнику по бизнесу, верному кунаку. Арсан занимался в основном валютными спекуляциями, иногда для души баловался работорговлей (сплавлял живой товар в Турцию и на Ближний Восток), их интересы редко сталкивались, они договаривались полюбовно и ко взаимной выгоде. В ночном клубе «Арлекино» Тагир чувствовал себя в полной безопасности, как в родном ущелье. Чужих сюда не пускали. А если по неосторожности залетал какой-нибудь хорек с крутыми бабками, то это, как правило, оказывалась для него последняя гулянка. В шалмане все было устро ено для спокойного полноценного отдыха солидных гостей, знающих цену своему времени и человеческой жизни. Первое, естественно, стоило намного дороже. «Арлекино» — не дешевый притон, каких в Москве натыкано, как иголок на ежике. Никакого распутства, громкой, похабной музыки, дури и игровых комнат. Культурная обстановка, располагающая к дружескому общению, размышлениям и здоровому пищеварению. Кухня в «Арлекино» отменная, таких в городе раз, два — и обчелся. Шеф-повар, пожилой, тучный грек Аристотель, выписанный из Эмиратов, за каждое блюдо отвечал головой, но пока ни разу не навлек на себя неудовольствия гостей. Ему сообщили о прибытии Тагира, и минут через десять после того, как они с Катей уселись за стол, он пришел засвидетельствовать свое уважение. Тагир поднялся ему навстречу, похлопал по плечу, пожал пухлую руку в перстнях, то есть выказал наивысшие почести, какие может хозяин оказать выдающейся прислуге.