Очерки истории российской внешней разведки. Том 6 - Примаков Евгений Максимович - Страница 65

— Позвольте вернуться к вашей личности. Догадываюсь, что свободно владеете английским и немецким…

— Первый иностранный язык у меня немецкий, второй — английский.

— А могли бы при необходимости сойти в Германии за своего?

— Я работал во всех частях Германии с 75-го по 95-й год. Когда пришел в разведку, мне, лейтенанту, сразу определили германское направление. Но что сошел бы за немца — не уверен, все-таки выдает акцент. Короткое время мог бы продержаться, но потом все равно распознали бы.

— А английский?

— С английским слабее, практики маловато. Хотя иногда беседы вел сам, когда приходилось беседовать без переводчика.

— Однажды в прессе проскользнуло, что Вы, исконно русский, родившийся 9 апреля 1948 года в городе Джизаке, говорите и по-узбекски. А потом, учась в Чернигове, освоили и украинский. Это правда?

— Когда жил в Джизаке, говорил по-узбекски, но с тех пор прошло 36 лет, и многое забылось. Потом, прожив десять лет в Украине, приобрел и навыки украинского языка.

— Позвольте обратиться к вопросам более сложным. Никакая разведка не комментирует деятельность своих агентов, их удач, достижений. Но случаются и провалы. Эймс, Ханссен, Трофимофф — ведь они были арестованы в Штатах не просто так. Видимо, чаще всего на людей, сотрудничавших с СВР, выводили предатели. Как борются во внешней разведке с этим злом? Создается впечатление некоей безнаказанности. Ушел, предал да еще обязательно проявил себя в мемуарном жанре…

— СВР участвует в тайной войне. В любом противостоянии бывают и победы, и поражения, и предательства. К сожалению, предательство старо как мир, идет еще от Иуды. Но в том-то и сила личности, что она умеет подавлять в себе низменное, недостойное. И замечу, что в разведке людей, предавших, изменивших Родине, — единицы. Отношусь я к ним так, как только и можно относиться, — с глубочайшим презрением.

По ним ведутся расследования, возбуждаются уголовные дела. Если есть возможность привлечь к ответственности, то делается и это. Если они находятся за рубежом, то приговоры выносятся заочно. Наша служба давно отказалась от спецмероприятий типа «человек попал под машину» или «укололся зонтиком». Тем не менее мы отслеживаем деятельность отщепенцев, в том числе, как Вы выразились, их «эпистолярные труды».

— Сергей Николаевич, а с генерал-майором Калугиным, который на недавнем суде выступил со свидетельскими показаниями против Трофимоффа, Вы в США никак не пересекались?

— Видел его там издалека на некоторых мероприятиях и приемах.

— Существует сравнительно новая версия, будто у Калугина тяжело заболела жена, и американцы на него нажали: или идешь в суд свидетельствовать, или выкатываешься.

— Сомневаюсь в этой версии. Думаю, что Калугин уже давно созрел для предательства, и давить на него не пришлось.

— Многие работники СВР утверждали в прессе, будто Калугина еще в юные годы завербовали американцы.

— Нельзя исключать. Но хватит об Иудах.

— Давайте тогда о тех, кому Вы верите и доверяете. В вашу Академию разведки большой конкурс?

— Подбор у нас сугубо индивидуальный, длительный, кропотливый. Идут к нам с желанием, причем сильные ребята из престижных вузов. Рассказывают, в начале 90-х некоторые абитуриенты на экзаменах слово «доллар» стали писать с большой буквы, а Родина — с маленькой. Да Вы не записывайте на магнитофон, это же анекдот тех лет. Если серьезно, то сейчас приходят хорошие ребята. Между прочим, заведомо зная, что обрекают себя на не самое благополучное материальное положение.

— Но ведь можно же платить вашим сотрудникам — они почти всегда с двумя высшими образованиями, с несколькими языками — приличную зарплату.

— За знание языков у нас платят. Но тут важна не надбавка, а базовый должностной оклад. И если за границей наши сотрудники обеспечиваются неплохо, то за повышение зарплаты в Москве я борюсь неустанно. Российская разведка заслуживает большего.

— Есть ли в разведке то, что в наше сугубо практичное время именуется самоокупаемостью? Или, может, приносите определенную прибыль?

— Информация разведки сама по себе бесценна. Она помогает принимать обоснованные государственные решения в различных областях реальной сегодняшней жизни. А какими величинами измерить ценность разведданных, которые помогли урегулировать сложнейший межгосударственный конфликт или предотвратить человеческие жертвы? Но есть и материальный эквивалент. Например, научнотехническая, экономическая информация приносят эффект, который измеряется цифрами со многими нулями.

— Сравнительно недавно «Труд» довольно подробно рассказал о двух супружеских парах разведчиков-нелегалов — Вартанянах и Мукасеях. Спасибо, что предоставили такую возможность. Геворку Андреевичу Вартаняну присвоено звание Героя Советского Союза. А есть ли Герои России среди действующих сотрудников?

— Ежегодно многие разведчики получают высокие награды. Следовательно, разведка существует, свои задачи решает. И Герои России, работающие и действующие, но которых мы пока не назвали, у нас есть.

— Правильно ли я понимаю, что ваша последняя должность перед назначением директором — представитель СВР в США — была частью намечавшегося уже тогда сотрудничества спецслужб двух стран?

— Я поддерживал контакты с американскими спецслужбами — с ЦРУ, с ФБР, с их руководителями, экспертами. Встречался неоднократно и с главой ЦРУ Джорджем Теннетом, и с Луи Фри, теперь уже бывшим директором ФБР. Общались мы в официальной обстановке, хотя встречались и на приемах, например по поводу Рождества, и по другим приятным случаям. Американские коллеги — высококвалифицированные профессионалы.

— Неожиданно лестная оценка…

— Стремлюсь быть объективным. Насколько знаю, и они весьма высокого мнения о профессиональных качествах наших разведчиков.

— Но чем тогда объяснить, что ни ЦРУ, ни ФБР не смогли предотвратить случившегося 11 сентября?

— Я хотел бы в данном случае воздержаться от оценок деятельности ЦРУ и ФБР. На их горьком опыте нужно учиться многим.

— А о каких делах шел у вас с американскими коллегами разговор?

— Обменивались информацией на равноправной основе. Как нам кажется, в числе прочего это помогло предотвратить некоторые возможные теракты.

— А нельзя конкретнее? Ну хотя бы один пример.

— Мы сообщали партнерам о возможных угрозах человеческим жизням… Получали аналогичную информацию и от них. Более конкретно, поверьте, не могу.

— Как идет сотрудничество сегодня?

— В эти дни приоритет — теснейшее взаимодействие в борьбе с международным терроризмом. Но детали настолько серьезны, что я их не имею права раскрывать. Ведется кропотливая работа, и мы тесно обмениваемся (не только с коллегами из США, но и со спецслужбами стран Европы, Азии, Африки) сведениями, важными для обеспечения безопасности наших государств. В мире существует целый ряд угроз, которые можно предотвратить только сообща.

— Партнерские отношения, сотрудничество — это, конечно, прекрасно. Но президент Буш все равно преподносит сюрпризы. Стал ли для Вас неожиданностью выход США из Договора по ПРО?

— Ни для меня, ни для всех экспертов, которые этим вопросом занимаются, сюрприза тут быть не могло. Мы, к примеру, знали, что объявление о выходе — дело дней.

— Вы, наверное, один из наиболее осведомленных людей у нас в стране. Говорят, знания умножают скорбь.

— Это Вы мне Экклезиаста цитируете? Большая осведомленность в разведке налагает и большую ответственность, а груз ответственности не был легким никогда.

— Ну а если вернуться к международному сотрудничеству, то налажено ли хоть какое-то взаимодействие со спецслужбами мусульманских государств?

— Эти партнерские контакты существуют. Терроризм беспокоит и мусульманские страны, некоторые из них предпринимают довольно жесткие меры по отношению к террористическим группировкам. В Алжире и в Египте, например, были предприняты достаточно радикальные шаги. Но ведь во многих государствах, не только мусульманских, еще до недавнего времени к чеченским экстремистам относились вполне лояльно. Определенный поворот произошел после 11 сентября. Обмен информацией между странами мирового сообщества идет теперь на другом, более качественном уровне. Если раньше этот обмен был периодическим, спонтанным, то сегодня он принял, как мы говорим, постоянный характер. В эти дни мир поумнел, он понял, что основная угроза исходит не от каких-то одного-двух государств, а от явления. Например, международного терроризма. И потому сегодня все вынуждены с ним бороться. Но что меня тревожит? Завершится операция в Афганистане, найдут бен Ладена, и тут же все вновь разойдутся «по своим квартирам»? Будем по-прежнему считать, что террористы, как тараканы, у каждого свои? В эти ближайшие годы мы поймем, стало ли человечество умнее после всей этой драмы. Или памяти хватит лишь на несколько сезонов? Но ведь сеть международного терроризма расползлась, продолжают действовать множество организаций, течений, группировок. Идеологические и финансовые источники явления — не в Афганистане, они сохраняются пока в других странах. Международный терроризм, организованная преступность, наркобизнес — именно с ними мы сражаемся в Чечне. Среди воюющих там бандитов — террористы со всего мира. Вплоть до наемников-славян.