Ангел с железными крыльями (СИ) - Тюрин Виктор Иванович - Страница 58

Как мне рассказал по дороге ротмистр, публичный дом является штаб — квартирой немецкой разведки. Это был наилучший вариант для встречи с агентами, которые приходили сюда под видом клиентов. Здание почти целиком было отдано под бордель, за исключением небольшой его части, откуда брала начало лестница, ведущая в большой и глубокий подвал, расположенный под домом. В подвал можно было попасть двумя способами. Через бордель или через черный ход. Первый вариант мы даже не рассматривали, так как Пашутина немцы хорошо знали, а со мной наоборот — я там никого и ничего не знал, и поэтому мог запросто схлопотать пулю, поэтому мы и стояли на сыром, холодном и пронизывающем ветре.

— Как ты? — спросил я его.

— Даже не знаю. Наверно, замерз, но мысли о Димке….

— Тихо. Смотри.

В двери сначала появился яркий прямоугольник света, затем его на три четверти заслонила темное пятно головы. Охранник, перед тем как открыть дверь, оглядывал через смотровое окошечко близлежащее пространство. Стоило ему захлопнуться, как мы сразу кинулись к черному ходу, подбежав в тот самый момент, когда дверь стала приоткрываться. Пашутин ухватился за ее край и с силой рванул на себя, пропуская меня вперед. Сходу, нанеся мощный удар в лицо, стоящему передо мной мужчине, я с короткого разворота нанес удар ребром ладони по горлу охраннику, попытавшемуся выхватить из?под пиджака пистолет. Хрипя, тот упал на пол. Сделав несколько быстрых шагов, я подошел ко второй двери, ведущей в бордель. Прислушался. Никаких признаков тревоги, только где?то вдалеке играла легкая музыка. Повернувшись, осмотрелся. Короткий и широкий коридор — тамбур, соединяющий две двери. У одной из стен стоял потертый диван, а в углу у двери — урна. Пол закрывала грязная, затоптанная дорожка. Пашутин, закрыв дверь на ключ, теперь всматривался в залитое кровью лицо, лежащего без сознания, мужчины, одетого в дорогой, подбитый мехом, кожаный плащ.

— Знакомый? — спросил я, подойдя к нему.

— Встречались в здешнем подвале, — резко и зло ответил мне Пашутин, а затем неожиданно размахнулся и нанес сильный удар рукоятью пистолета по горлу лежащего человека. Тот захрипел. Тело выгнулось дугой. Ротмистр какое?то время смотрел на изгибающееся в предсмертной агонии тело, потом резко отвернулся и посмотрел на меня.

Лицо твердое, застывшее, а в глубине глаз плясал, по — другому не назовешь, дьявольский огонь. Сейчас передо мной стоял совсем другой человек. Палач.

— За той дверью вход в подвал. Идем, — с этими словами Пашутин подошел к двери, ведущей в общие помещения, и открыл ее. Я автоматически поднял руку с пистолетом, но оказалось, что дверь снаружи замаскирована тяжелыми шторами. Ротмистр осторожно их раздвинул и посмотрел в щелку, потом чуть обернулся и мотнул головой: подойди!

Сквозь щель был виден стоящий, перед стеной, задрапированной плотными и тяжелыми шторами, охранник. Его могучую фигуру обтягивал темно — синий с отливом костюм. Пробежавшись по нему еще раз взглядом, я заметил с левой стороны пиджака выпуклость. Пистолет. Что делать? Я посмотрел на Пашутина. По его сосредоточенному взгляду было видно, что он судорожно пытается придумать, каким образом бесшумно убрать охранника.

"Кинуться на него? По любому успеет крикнуть. Нужно что?то простое. Гм. А если? Почему бы и нет!".

Подойдя к дивану, я скинул на него свое пальто, оставшись в костюме. Пашутин с недоумением смотрел за моими действиями, но при этом не проронил ни слова. Так же молча, он проводил меня взглядом, когда я, раздвинув тяжелые бархатные занавеси, вышел к охраннику.

Фридрих Пфайфер, увидев незнакомого человека, насторожился, но уверенность, с которой шел незнакомец, удержала его от резкого окрика, к тому же, тот никак не мог пройти мимо охранника, дежурившего у черного входа. Он только открыл рот, чтобы спросить господина, кто он и что здесь делает, как вальяжная неторопливость незнакомца в одно мгновение сменилась на стремительность движений. Охранник умер прежде, чем понял, что его жизни пришел конец. За моей спиной раздались легкие шаги, затем раздался голос ротмистра: — Изображай охранника, а я пока этого уберу.

Оттащив тело к остальным мертвецам, он прикрыл дверь, аккуратно поправил занавеси и будничным голосом сказал: — Я спущусь вниз, а ты стой здесь и изображай охранника. Если услышу звуки стрельбы, то пойму что мне надо выбираться наверх.

Стоять мне пришлось долго, не менее получаса, пока за шторой, закрывающей вход в подвал, послышался легкий шум. Рука сама нырнула за обшлаг пиджака. Резко шагнув в сторону, я развернулся, готовый выхватить пистолет. Штора пошла в сторону и в проеме показалась фигура ротмистра. Глаза блестящие, дикие, налившиеся кровью. Он посмотрел на меня, потом поставил на пол, основательно набитый саквояж, судя по его раздувшимся бокам, и глухим голосом сказал: — Еще минут двадцать, — и снова исчез. Когда Пашутин появился во второй раз, то внешне он никак не изменился, за исключением того, что чисто автоматическими движениями, раз за разом, вытирал руки платком, заляпанным кровью.

— Идем, — и пошел к двери, ведущей в тамбур.

Подхватив саквояж, я пошел вслед за ним. Я надел пальто, и мы вышли на улицу, какое?то время шли, молча, потом он вдруг остановился, и не глядя на меня, заговорил звенящим от возбуждения голосом:

— Митька на моего сына был очень похож. Такой же чернявый, худой, долговязый. Мечтал из сына настоящего мужчину сделать! Так нет же! Ушел от нас…. Совсем ушел. Последние три дня в горячке метался…. Меня не узнавал. Только просил: мама, пить!

Попьет и снова забудется. Так он и умер, не придя в себя. И Митька ушел. Мальчишку?то, зачем пытали, твари?! Зачем?! Но я вам не господь, прощать не буду! Я вас, суки, убивал и…!

— Все! Идем, Михаил! Об этом потом можно поговорить!

Он посмотрел на меня, словно увидел впервые, потом бросил взгляд на платок, который все это время держал в руке, и с явным отвращением отбросил его в сторону.

— Нет! Об этом мы больше никогда говорить не будем!

Почти две недели мы добирались домой. По возвращении, пока я отъедался и отсыпался, Пашутин ходил по начальству и писал отчеты. Увиделись мы с ним только вечером третьего дня. Открыв дверь, я увидел хмурого ротмистра, держащего в руках большой пакет.

— Что все так плохо? — спросил я его вместо приветствия.

— Противно и тошно. Обычное состояние после посещения присутственных мест, вроде нашего Военного министерства.

— Заходи! Расскажешь, чем тебе чиновники не приглянулись, — я посторонился, давая ему пройти.

Пока накрывали стол, Пашутин крыл военных чиновников всеми непечатными словами. Немного успокоился он только после того, как влил в себя одну за другой, две стограммовые стопки водки. После чего кратко изложил, что ему сказали после прочтения его доклада.

— Вы, они мне так и сказали, задание провалили. Насколько серьезны мои прегрешения мне скажут через три — четыре недели, пока они не получат сведения из Берна и не сверят с моими отчетами. Вот так?то, Сергей! Так мы и служим! Я им документы немецкой разведки вместе с раскладом их агентуры в Берне даю, а они мне говорят: это хорошо, но мы вас не за этим в Швейцарию посылали! Вы агента должны были прикрыть, а он погиб! Как тебе!

— Значит, денег за свою работу не получу, — сделал я свой вывод из слов ротмистра.

— Вот если выпьешь со мной водки, то я подумаю, как можно наполнить твои пустые карманы!

— Без этого никак?

— Никак! Пей! — и он налил мне водки. — Честное слово, не пожалеешь!

Мы выпили, затем он залез во внутренний карман пиджака и, вытащив толстую пачку денег, небрежным жестом бросил ее на стол. Это были швейцарские франки. Затем залез в другой карман — и на столешницу шлепнулась вторая пачка. Я посмотрел на Пашутина. У того на лице плавала довольная и чуть снисходительная ухмылка. Вот мол, я какой!

— Сколько здесь? — поинтересовался я.

— Год хорошей и привольной жизни, мой друг! — самодовольным голосом ответил ротмистр, наполняя очередную стопочку.