Ангел с железными крыльями (СИ) - Тюрин Виктор Иванович - Страница 4

— Да. Была. Тонкая — тонкая ниточка, какую?то секунду она была натянута до предела, а затем лопнула, — это не было попыткой запутать доктора, потому что это ощущение было последним пронзительно — ярким воспоминанием, оставшимся от той жизни.

— Ваши слова, голос, выражение лица…. Вы так сказали, что я ее тоже увидел. Она держала вас в темноте, а лопнув, вернула вас к жизни. Знаете, Сергей Александрович, такой беспомощности, как сейчас, я еще никогда не ощущал. На моих глазах случилось нечто способное перевернуть все наши знания о мозге человека, а я это не могу объяснить. Даже просто не могу понять, что и как с вами произошло!

— Извините. Вы не могли бы представиться?

— Господи! Это вы меня извините. Николай Никандрович Плотников. Приват — доцент и заведующий неврологическим отделением больницы. Вы, наверно хотите узнать о себе?

Спустя полчаса мне стало известно, что артиллерийский подпоручик, воевавший чуть ли не с первого дня на фронте, в бою получил ранение головы, которое вызвало не только потерю памяти, но и непонятные приступы, заставлявшие его, время от времени, отправляться в необъяснимые медицинской науке путешествия.

Отец, дворянин, отставной офицер и помещик, умер за два года перед первой мировой войной. Мать, проживает в поместье, где?то под Тулой. Младшая сестра заканчивает, здесь, в Санкт — Петербурге, пансион благородных девиц. Сам же, Сергей Александрович Богуславский, пошел по пути отца, закончив с отличием Михайловское артиллерийское училище. Спустя месяц после выпуска началась война. При разрыве австрийского снаряда получил двойное ранение. В плечо и в голову. Воевал подпоручик Богуславский неплохо, раз был награжден орденом св. Анны 4 степени. Правда, за что именно, доктор не знал, как и многое другое, но это и понятно, ведь лечащего врача больше интересовала болезнь человека, а не его биография.

Это было все, что мне удалось выжать из доктора Николая Никандровича Плотникова, как я уже потом узнал, милейшего человека и истинного последователя клятвы Гиппократа. Теперь надо было разложить полученную информацию по полочкам и понять, как ей лучше воспользоваться.

Доктор, закончив свой короткий рассказ, снова засыпал меня вопросами о том, что помню, как себя чувствую, но когда понял, что больше ничего нового не добьется, растерянно замолчал. Воспользовавшись паузой, я поинтересовался возможной выпиской, на что он замахал руками и сказал, что об этом еще рано говорить. Две недели стационара, как минимум, так как столь необыкновенный феномен требует тщательного наблюдения. Меня такой расклад вполне устраивал, так как давал время осмотреться в новом для меня мире.

— …затем, батенька, на основании моего заключения, вас должна будет освидетельствовать военно — медицинская комиссия. Никак не иначе. Вы же военный. Уж как она решит, милейший Сергей Александрович, так и будет.

— У меня еще один вопрос. Скажите, Николай Никандрович: раз я офицер, то почему лежу здесь, а не в военном госпитале?

— Вы там лежали до того дня, пока вам пока не поставили диагноз: неизлечим. Чисто случайно узнав о вашем случае, я приложил все усилия, чтобы перевести вас к нам, хотя главный врач был против. Пришлось настоять.

— Спасибо вам, доктор!

Всю последующую неделю я старался проникнуться жизнью человека России образца тысяча девятьсот пятнадцатого года. Читал подшивки газет, разговаривал с медперсоналом и больными. Недоумение, появлявшееся на лицах моих собеседников от моих наивных вопросов, сразу рассеивалось, стоило им намекнуть о потере памяти. Бессовестно пользуясь этим, я старался как можно больше накопить информации, при этом старательно изучая речевые обороты, а так же запоминал, а то и заучивал, новые для себя понятия, выражения и слова. Когда мне хотелось расслабиться, пролистывал рекламу, которой было полно в местных газетах. С точки зрения современного человека все эти объявления были написаны настолько простодушно, с таким неприкрытым восхвалением товара, что они поневоле читались, как забавные рассказики.

Первым резким диссонансом в моей новой жизни стало неожиданное появление "сестры". В воскресение, ближе к обеду, в мою палату неожиданно вошла симпатичная девушка, и села у кровати. С минуту, молча, смотрела на меня, а потом начала говорить: — Здравствуй, милый Сережа. Пришла рассказать тебе новости и передать привет от маменьки. К доктору я сегодня не заходила, но, думаю, ничего нового о тебе не расскажет, ведь ты, по — прежнему, лежишь на больничной койке. Посмотри, я принесла тебе твоих любимых бубликов и пирожное. Помнишь, мы их ели во французском кафе, перед твоей отправкой на войну. Господи, как давно это было! Временами мне кажется, что вся наша веселая и яркая жизнь осталась в далеком прошлом. Почему все так случилось, Сережа?! Когда ты уходил, то сказал, что не пройдет и полгода, как снова вернешься домой героем. Вернулся. И кем? Как мы теперь будем жить, милый братик?

Ее глаза наполнились слезами. Покопавшись в сумочке, она достала кружевной платочек и стала промокать глаза. Я напрягся, не зная, что сказать, так как мой жизненный опыт ничего не мог подсказать манеру поведения с девушкой, и к тому же с "моей" сестрой.

Когда спустя несколько минут девушка успокоилась, я облегченно вздохнул. Какое?то время мы молчали, а потом Наташа продолжила:

— Знаешь, Сережа, на прошлой неделе на балу я познакомилась с молодым человеком. Он такой веселый и так интересно рассказывает! Его зовут Алексей, и он служит по почтовому ведомству. Знаю, что ты скажешь! Настоящий мужчина должен быть военным. А я вот тебе так отвечу: как насчет тебя? Где тот мужчина?

Ее голос перехватило, а глаза снова повлажнели.

"Хм. Деваться?то некуда, надо представляться и налаживать отношения".

— Может, хватит сырость разводить, сестренка?

При моих словах та неподвижно застыла. С минуту смотрела на меня широко раскрытыми от изумления глазами.

— Сережа?

— Да, Наташа. Да. Доктор меня вылечил. Правда, частично. Памяти нет, зато все понимаю.

— О, чудо! Доктор…. Сережа!

Сначала она задохнулась от полноты чувств, потом вскочила на ноги и бросилась обнимать меня. В этот самый момент появился доктор.

— Наталья Александровна, голубушка! Что же вы ко мне сначала не зашли?! Вы на себя посмотрите! Как вы разволновались! Ну?ка глубоко вздохните, а затем медленно выдохните. Еще раз. Может, сестру позвать, пусть вам валерьянки накапает?

— Нет, Николай Никандрович! Не надо! Это все чувства! Спасибо вам, дорогой наш доктор! От себя и нашей маменьки! От всей души! Не знаю даже, как мы вас сможем отблагодарить! Боже мой! Радость?то какая!

— Да успокойтесь вы! Видите ли, память Сергею Александровичу до сих пор не вернулась….

— Так вернется же! Как и сознание! Сережа уже все понимает и говорит внятно! Он вернулся из того мрака, в который был погружен долгие месяцы! Это главное! Я верю, что он на пути выздоровления, так же как верю в вас, славный доктор! Вы можете! Вы уже один раз доказали!

В ее голосе было столько убежденности и веры, что на лице доктора появилась смущение, причем не показное, а настоящее.

После ухода сестры, я стал думать о том, что мне теперь придется, как не крути, а соответствовать роли брата. Весь мой опыт общения с девушками имел чисто созерцательный характер. Все что мне было известно, было взято из книг или интернета, а как оно на самом деле, приходилось додумывать самому. Впрочем, первый урок в обращении с женщинами мне дали уже через пару дней.

После ужина я лежал на кровати, как ко мне в палату неожиданно вошла сестра — хозяйка нашего барака. Миловидная женщина, лет тридцати пяти — сорока. Высокая грудь, мягкие, округлые руки, ямочка на подбородке. Мне уже приходилось сталкиваться с ней. Даже как?то мельком слышал, что у нее мужа недавно убили на германском фронте.

Она решительно вошла, хлопнув дверью, но сделав пару шагов, вдруг неожиданно остановилась. Сев на кровати я недоумением посмотрел на нее, но уже в следующий момент почувствовал, как от нее сильно пахнет спиртным. Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом она, краснея, произнесла тихим голосом: — Господи, что я делаю?