Библиотека душ (ЛП) - Pyatak Kaban - Страница 34

Это была, насколько я мог судить, Сибирь.

Выкопанная в снегу дорожка вела из комнаты в белую даль. Мы побрели по тропе, вышли из комнаты и из пещеры, не переставляя изумляться творившемуся вокруг. Гигантские пики льда вырастали из пола и свисали с потолка, словно лес из белых деревьев.

Эмму трудно было впечатлить, ей было почти сто лет, и она много странного повидала на своем веку, но это место, похоже, по-настоящему удивило ее.

— Это поразительно! — воскликнула она, нагибаясь, чтобы набрать пригоршню снега. Она бросила ее в меня, смеясь. — Правда же, это поразительно?

— Правда, — произнес, я, клацая зубами, — но что это место здесь делает?

Мы проскользнули между гигантскими сосульками и вышли на открытый воздух. Оглянувшись, я не смог увидеть комнату вообще, она была идеально спрятана внутри пещеры.

Эмма поспешила вперед, затем обернулась и позвала:

— Сюда! — в ее голосе звучала тревога.

Я пробрался к ней по снегу, который становился глубже с каждым шагом, и встал рядом. Впереди расстилался причудливый пейзаж. Прямо перед нами лежало ровное белое поле, за которым земля была изрыта глубокими волнообразными трещинами похожими на расселины.

— Мы не одни, — Эмма указала мне на деталь, которую я упустил. На краю одной из расселин стоял человек и смотрел вниз.

— Что он делает? — задал я в какой-то степени риторический вопрос.

— Похоже, что-то ищет.

Мы смотрели, как он медленно ходит по краю расселины, заглядывая внутрь. Примерно через минуту я понял, что замерз так, что уже не чувствую лица. Налетел шквал снежного ветра и скрыл все из виду. Когда, несколько секунд спустя, ветер стих, человек смотрел прямо на нас.

Эмма замерла:

— Ой-ей…

— Думаешь, он видит нас?

Эмма посмотрела на свое яркое желтое платье:

— Да.

Мы стояли там какое-то время, наши взгляды были прикованы к человеку, который в свою очередь смотрел на нас с другого края белой пустыни, а затем он бросился бежать в нашем направлении. Его от нас отделяло, по меньшей мере, сто ярдов глубокого снега и волнистых трещин. Было не ясно, хочет ли причинить нам вред, но мы находились там, где не должны были находиться, и наилучшим вариантом было убраться отсюда — решение, которое было только подкреплено громким ревом, похожий на который я уже слышал однажды, в лагере цыган.

Медведь.

Быстрый взгляд через плечо только подтвердил это: огромный черный медведь, впиваясь в лед когтями, выбрался из расселины и присоединился к человеку, и теперь они оба бежали по снегу к нам, причем медведь покрывал это расстояние гораздо быстрее, чем человек.

— МЕДВЕДЬ! — завопил я, хотя это было излишне.

Я попытался бежать, но мои замерзшие ноги отказались сотрудничать. Эмма, которая, похоже, была невосприимчива к холоду, схватила меня за руку и потащила за собой. Кое-как мы вернулись в пещеру, спотыкаясь, пробежали через комнату и выскочили в дверь, размытый силуэт которой уже намело снегом в коридоре. Я захлопнул за нами дверь (как будто это могло остановить медведя), и мы помчались обратно тем же путем: вдоль длинного коридора, вниз по лестнице, назад, в мертвый музей Бентама, чтобы спрятаться среди его облаченных в белое призраков.

Мы спрятались между стеной и громадным зачехленным монолитом, в самом дальнем углу, который только смогли найти, втиснувшись в щель такую узкую, что даже не могли развернуться лицом друг к другу. Холод, из которого мы сбежали, прочно засел в нас. Мы стояли, безмолвные и дрожащие, неподвижно как манекены. Снег на одежде таял, превращаясь в лужи под нашими ногами. Левая рука Эммы нашла мою правую, это было все тепло и общение, которым мы могли поделиться. Мы изобретали язык, который было совершенно невозможно передать словами: особый словарь жестов и взглядов, и прикосновений, и все более глубоких поцелуев, которые становились все сильнее, все интенсивнее, все сложнее с каждым часом. Это было завораживающе и очень ценно, и в подобные моменты заставляло меня чувствовать себя чуть менее замерзшим и чуть менее напуганным, чем, если бы у меня этого не было.

Когда, через несколько минут, никакой медведь не появился и не съел нас, мы осмелились на шепот.

— Мы были в петле? — спросил я. — В петле внутри петли?

— Я не знаю, что это было, — ответила Эмма.

— Сибирь. Так было написано на двери.

— Если это была Сибирь, то та комната — это что-то вроде портала, а не петля. А порталов, конечно же, не существует.

— Да, конечно, — согласился я, хотя логично было бы думать, что в мире, где существуют временные петли, существуют и порталы.

— А что если это действительно старая петля? — предположил я. — Типа ледникового периода, десять или пятнадцать тысяч лет назад? Акр Дьявола вполне мог выглядеть тогда так.

— Не думаю, что остались настолько древние петли, — засомневалась Эмма.

Мои зубы стучали.

— Никак не могу перестать дрожать, — пробормотал я.

Эмма прижалась ко мне боком и потерла мою спину своей теплой рукой.

— Если бы я мог построить портал куда угодно, — прошептал я, — Сибирь была бы на последнем месте в списке моих приоритетов.

— Куда бы ты тогда отправился?

— Хм, на Гавайи, наверно? Хотя, я думаю, это скучно. Все сказали бы Гавайи.

— Не я.

— А куда бы отправилась ты?

— Туда, откуда ты родом, — ответила Эмма. — Во Флориду.

— С чего вдруг тебе хочется попасть именно туда?

— Думаю, интересно было бы увидеть место, где ты вырос.

— Это так мило, — прошептал я. — Хотя там мало чего интересного. Это довольно тихое место.

Она положила голову мне на плечо и дохнула теплом на мою руку:

— Похоже это райское место.

— У тебя снег в волосах, — заметил я, но он растаял, едва я попытался убрать его.

Я стряхнул холодную воду на пол и только сейчас заметил отпечатки наших ног. Мы оставили след из тающего снега, который наверняка приведет к нашему укрытию.

— Что мы за тупицы! — показал я на следы. — Нужно было оставить ботинки снаружи!

— Да ладно, — откликнулась Эмма. — Если они до сих пор не выследили нас, они наверное…

Громкий, клацающий звук шагов эхом разнесся по комнате, сопровождаемый дыханием крупного зверя.

— Назад к окну, так быстро как можешь! — прошипела Эмма, и мы выбрались из своего укрытия.

Я попытался бежать, но поскользнулся на луже. Я схватился за то, что оказалось под рукой, это оказалась ткань, закрывающая тот громоздкий объект, за которым мы прятались. Покрывало сорвалось вниз с оглушительным «вжжиих!», открыв еще одну витрину, и я приземлился на пол в кучу смятой ткани.

Когда я поднял глаза, первое, что я увидел, была девочка. Не Эмма, которая стояла надо мной, а за ней, внутри витрины, за стеклом. У нее было прекрасное ангельское личико, платье с оборками и бант в волосах, и она смотрела стеклянным взглядом в пустoту, как мне показалось, в застывшем крике ужаса превращенного в чучело человеческого существа.

Я был в шоке. Эмма обернулась, чтобы посмотреть, от чего я в шоке, и была шокирована сама.

Она рывком поставила меня на ноги, и мы побежали.

Я позабыл про мужика, гнавшегося за нами, про медведя, про Сибирь. Я просто хотел убраться из этой комнаты, подальше от чучела девочки, и как можно дальше от любой перспективы закончить как она: мертвыми и заточенными внутри стеклянной витрины. Теперь я знал все, что нужно было знать об этом Бентаме: он был кем-то вроде безумного коллекционера, и я был уверен, что если бы мы заглянули под другие покрывала, то обнаружили бы подобные девочке образцы.

Мы залетели за угол и с ужасом увидели прямо перед собой десятифутовую гору меха и когтей. Мы заорали, пытаясь затормозить, но было уже слишком поздно, и мы повалились в кучу прямо у медвежьих лап. Тогда мы съежились, ожидая неминуемой смерти. Волна горячего, зловонного дыхания прокатилась по нам. Что-то мокрое и шершавое коснулось сбоку моего лица.