Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает - Нордман Эдуард Богуславович - Страница 25

– Не горячись, не предпринимай никаких действий. Скоро позвоню, никуда не отлучайся.

Вскоре раздался телефонный звонок по ВЧ.

– Никаких действий, никому ни слова. Письмо срочно спец-почтой пришли в Москву, конверт не повредите.

Вот и рассуди, читатель, как фабрикуются фальшивки и стряпаются провокации.

Между прочим, мне задали вопрос в ЦК КПСС: как же так можно работать? С кем же ты работаешь? Кто с тобой рядом?

Вот так жили и работали. До сих пор не пойму, почему запретили вывести на чистую воду анонимщиков. Если бы тогда дали по рукам провокаторам, это было бы хорошим уроком. А так ведь они (авторы) до сих пор убеждены, что все шито-крыто. Если сегодня они или их внуки будут настаивать, то я могу назвать поименно каждого. К счастью, живы свидетели и остались вещественные доказательства в архивах.

* * *

Летом 1977 г. меня пригласили заместители председателя КГБ СССР В.М. Чебриков и В.П. Пирожков. Разговор был корректный. После инспекторской проверки было принято решение переместить из КГБ Узбекистана в другие регионы страны некоторых начальников, засидевшихся в Ташкенте.

Мне было предложено быстрее освободить их от работы. Я заявил, что это не в моей власти. Эти товарищи были номенклатурой КГБ СССР. Только Центр мог их назначать и перемещать.

На второй день меня разыскали в гостинице и снова пригласили на Лубянку. Беседа в том же составе и в том же кабинете. В.М. Чебриков сказал:

– Тебе надо уезжать из Узбекистана.

– Куда?

– За границу.

– А что произошло за сутки?

– Мог бы и не спрашивать. Рашидов поставил вопрос…

* * *

Приехал я в Ташкент после разговора в КГБ СССР не в лучшем состоянии. Продолжался гипертонический криз. Врачи предписали постельный режим, инъекции и прочее. Через пару дней я позвонил Ш.Р. Рашидову.

– Докладываю Вам о своем прибытии из Москвы. У меня есть необходимость переговорить с Вами.

– Я знаю, что Вам нездоровится (ему докладывало 4-е управление Минздрава – ташкентская «кремлевская» медицина). Поправляйтесь, я готов встретиться с Вами.

– Я могу приехать к Вам, Шараф Рашидович, в любое время, хоть сейчас.

– Ну тогда, пожалуйста, приезжайте.

Приехал в ЦК. В кабинете Рашидова были вдвоем. Телефоны переключены на приемную. Никто не заходил и не звонил.

– Шараф Рашидович, со мной состоялся разговор в Центре о моей будущей работе. Предложили работу за границей. Я работу никогда не выбирал. Работал там, где поручали – Белоруссия, Москва, Северный Кавказ, Узбекистан. Но раз поставлен вопрос об освобождении меня от работы, то прошу Вас сказать, какие ко мне претензии как к председателю КГБ республики, как к коммунисту, как к человеку.

– Претензий к Вам, Эдуард Болеславович, нет ни как к руководителю Комитета, ни как к коммунисту и человеку. Вы честный человек, и претензий к Вам нет. Вопрос о Вашем освобождении я не ставил. Это Москва.

– Не хочу уточнять детали, Шараф Рашидович. За многие десятилетия работы я знаю механизм назначений и освобождений от дел. Прошу Вас решить вопрос о моем освобождении на заседании Бюро ЦК. Пусть товарищи выскажут все, что они думают о моей работе.

– На Бюро нет необходимости рассматривать. Вы работайте. Никому ничего не говорите о нашем разговоре. Знаем только мы вдвоем.

Кстати, проработал я в республике после того разговора еще около 10 месяцев. Шла борьба за пост председателя КГБ. В этой борьбе я был жертвой. Ю.В. Андропов убеждал Рашидова: «Делаешь ошибку, Шараф, освобождая Эдуарда. Ты в этом убедишься».

В конце той длительной беседы я сказал Рашидову:

– Я не рвусь за границу. Мой выбор продиктован следующим: Вас убеждают в том, что я «качу бочку» на республику и на Вас. Но это не так. Я говорил неоднократно о том, что докладываю Центральному Комитету и Вам как руководителю республики значительно больше, чем в Москву. Вы напрасно верите наговорам.

Мне было известно, кто в Москве плел интриги, настраивал Рашидова против меня. Не вытерпев, я однажды прямо высказал Андропову все, что думал о грязных информаторах в Центре. Голос мой не захотели услышать.

Я продолжал:

– Шараф Рашидович, если я останусь работать в Союзе, то Вам будут по-прежнему нашептывать, что я «качу бочку» на Вас. Если же уеду за границу, то повешу замки на рты клеветникам. В Союзе знают, как Вы расправлялись с некоторыми председателями КГБ, покидавшими республику.

– Кого Вы имеете в виду?

Я назвал фамилии.

– Что касается меня, то я не позволю никому перечеркнуть мою сорокалетнюю службу Отечеству. Я буду бороться, буду защищать свое имя. А борьба есть борьба. В этой борьбе я не пожалею никого, в том числе и Вас. Говорю Вам прямо и честно, как это делал всегда.

Надо было видеть Рашидова… Белел, краснел, потел… Не ожидал он такого заявления, не привык к такому прямому разговору.

Надо отдать ему должное. Он не позволил за все 5 лет моей работы в ГДР забросать Старую площадь грязными анонимками в мой адрес (это дело хорошо было поставлено в республике).

Я уже писал, что летом 1983 года первый заместитель председателя КГБ Г.Е. Агеев рассказал о словах Рашидова: «Я допустил ошибку, что убрал Эдуарда из республики». Для меня такое признание было дороже ордена.

* * *

В начале марта 1978 года мне объявили решение ЦК КПСС об освобождении от работы, не указав даже причину, как это было принято в таких случаях.

Позвонил по «вертушке» Рашидову:

– Прошу Вас разрешить уехать из республики.

(Чемодан уложен. Других вещей нет. Богатства в Узбекистане не нажил. Библиотеку отправил в Москву заранее.)

Рашидов ответил:

– 10 марта будет опубликован Указ Президиума Верховного Совета республики об освобождении, тогда и уедете.

Впереди праздничные дни, 8 Марта. Принесли пригласительный билет на торжественное заседание с пометкой «Президиум». Никакого желания идти в театр, сами понимаете, не было. Звоню Рашидову:

– Шараф Рашидович, я не пойду в театр им. Навои на торжественное.

– Прошу Вас придти обязательно. Вы не освобождены от должности кандидата в члены Бюро ЦК. Надо быть на торжественном собрании.

На таких мероприятиях я всегда садился во второй ряд президиума. На этот раз посадили в первый, рядом со вторым секретарем ЦК. Телевидение несколько раз показало крупным планом. К чему бы это?

В понедельник, 10 марта в газете «Правда Востока» на первой странице Указ Президиума Верховного Совета. Необычный текст: освободить от обязанностей в связи с выездом за пределы республики. Не в связи с переходом на другую работу или, допустим, снят за такие-то грехи, а в связи с выездом.

Сели с женой в «Волгу» – и в аэропорт.

Самолет подали к правительственному павильону. Зал VIP, накрыт стол. Провожали только члены коллегии КГБ республики. Ни одного человека из руководства республики, ни узбека, ни русского. Одним словом, унизили по полной программе, утонченно.

Меня часто спрашивают, возглавлял ли Рашидов мафию, был ли взяточником? Я убежден, что нет. Он был весьма обеспеченным человеком за счет гонораров. Верил и верю в его чистоплотность. Беда была в том, что он не сумел возглавить решительную, бескомпромиссную борьбу с коррупцией. Это сделали другие, да так грязно и преступно, что и во сне не приснится. К тому же и из Бюро ЦК, из республики убрали сразу трех человек, не узбеков – В. Ломоносова, С. Белоножко и Э. Нордмана, а затем и Л. Грекова. Не думаю, что это пошло на пользу республике.

Была ли обида на несправедливость ко мне в 1978 году?

Была, наверное, как у каждого нормального человека.

Но обиды не было на узбекский народ. Я трезво анализировал ситуацию и понимал: в Узбекистане меня предали не узбеки. Они оказались честнее и порядочнее других.