Обещание весны - Бэлоу Мэри - Страница 29

Перигрин сложил газету и положил ее на столик возле себя.

— Грейс хорошо себя чувствует? — поинтересовался Мартин. — Я не видел ее нынче утром.

— Она в порядке, — ответил Перри. — Наверное, слишком устала после вчерашнего дня.

Мартин посмотрел на зятя, покашлял и взял газету. Затем оглянулся на дверь, проверяя, не собирается ли сюда кто-то войти, и наконец заговорил:

— Не могу понять, почему ты позволяешь ей… Разумеется, это не мое дело.

— Нет, но ты — ее брат. Мне понятна твоя тревога.

— Ты, конечно, знаешь, кто он такой? — спросил Мартин и продолжил, не дожидаясь ответа: — Он всегда был негодяем, который ловко пользовался своей красивой внешностью и нагловатым обаянием в самых неприглядных целях. Типичный прожигатель жизни. А Грейс этого не замечала. Она была просто одурманена.

— Твоя сестра уже не прежняя впечатлительная девочка, — заметил Перигрин.

— Это так. Однако тебе повезет, если он не отберет ее у тебя, как отнял когда-то у собственной семьи. На твоем месте я побеспокоился бы на сей счет. Однако не мое дело судить о том, как тебе лучше поступать с твоей женой. Это чертовски бестактно. Прости, я должен был держать рот на замке.

— Нет-нет, — успокоил его Перигрин, — я не в обиде, потому что я знаю, как ты любишь Грейс. Возможно, я отношусь к этому иначе, нежели другие мужчины и веду себя совершенно неправильно. Но вот что я скажу тебе, Мартин: я тоже люблю Грейс, и прошу прощения за такие слова, но я люблю ее намного сильнее, чем мог бы любить самый любящий брат. Ведь она моя жена. И, уверяю, мы вместе с ней справимся с ситуацией.

Мартин снова откашлялся.

— Извини, что я заговорил об этом. Я просто подумал, что ты мог не знать, кто он такой, или не замечать, что происходит.

— Ты, должно быть, радуешься успеху дочери, — сменил тему Перигрин. — А как дела у твоего сына? Я ни разу его не видел и поэтому порой забываю, что у меня есть не только племянница, но и племянник.

— Молодой дурень, — с глубокой нежностью произнес Мартин. — Впрочем, мы все были точно такими в его возрасте. Гонялись за удовольствиями и попадали в неприятные историй вместо того, чтобы прилежно получать образование.

Этель взяла Грейс под руку и увлекла ее из столовой на террасу.

— Все небо в тучах. Надеюсь, дождь не пойдет. Вчера казалось, что погода наконец установилась.

— Да, — согласилась Грейс. — Но я в таких случае утешаю себя тем, что, если бы не выпадали обильные дожди, не было бы у нас чудесной зеленой травы и прекрасных цветов.

— Ну что ж, ты права, только бы ливень не застал нас сегодня по дороге в Лондон. — Этель помолчала, потом заговорила быстро и горячо: — Грейс, я очень беспокоилась за тебя. Это, разумеется, не мое дело…

— Ты часто так говорила раньше, — с намеком на улыбку заметила Грейс, — а я была отвратительной девчонкой, верно? Просто не верится, что та особа, которая мне вспоминается, была я.

— Он был очень привлекательным мужчиной. В глубине души я понимала, почему ты глуха ко всем доводам. Теперь Гарет стал еще привлекательнее. Но, Грейс, уверяю тебя, он ничуть не изменился.

— Да, он не изменился. Но я изменилась, Этель. Тебе не стоит обо мне беспокоиться. И о Перри тоже. Ведь тебе, как ты говорила, нравится Перри.

— Я была просто потрясена, когда впервые его увидела. Он выглядел так молодо и вел себя совершенной по-юношески. Но я считаю, что ты сделала счастливый выбор, Грейс. Мы с Мартином очень привязались к твоему мужу. И Присцилла тоже. И папа. — Этель внезапно рассмеялась: — Знаешь, что сказал папа? “Этот щенок гораздо лучше того, что заслуживает моя Грейс”.

— Он так и сказал — “моя Грейс”? — Раньше отец всегда так обращался ко мне.

— Совершенно точно, — подтвердила Этель.

— Мне приятно это слышать. Но не беспокойся. Я не собираюсь сбежать с Гаретом. И надеюсь никогда больше не видеться с ним после нашего отъезда из Лондона.

— Я этому очень рада. И Мартин тоже будет рад.

— Скажи мне, какие у вас планы по поводу Присциллы на следующие недели? — спросила Грейс. — Девочка пользуется таким успехом!

— Что верно, то верно. Однако я довольна, что она не увлеклась по-настоящему ни одним из своих поклонников. Я этого опасалась. Мы с ее отцом вовсе не хотели, чтобы нечто подобное произошло в этом году. Она совсем молоденькая. Мне страшно подумать, что придется расстаться с моей девочкой через год или два.

Глава 11

Грейс спала или притворялась, что спит, когда он вернулся в их общую спальню прошедшей ночью. Было уже очень поздно. Перигрин бродил вокруг дома еще очень долго после того, как гости либо разъехались по домам, либо улеглись в постель. А потом решил зайти в библиотеку, когда, войдя в дом, увидел, что из-под двери пробивается серебристая полоска света: значит, хозяин находится там.

Сандерсфорд ничем не выразил своего удивления при его появлении и даже не встал. Он сидел, сгорбившись, в кожаном кресле у камина и держал пустой стакан. Виконт не был пьян, однако Перигрин понял, что наливал он себе не единожды.

— А, разгневанный супруг явился! — Он обратил на гостя взгляд, полный иронии и насмешки. — Где же ваша перчатка, Лэмпмен? Если действовать в соответствии с общепринятыми правилами, вам следует бросить ее мне в лицо.

Перигрин подошел ближе и сел в кресло напротив Сандерсфорда.

— У меня нет ни малейшего желания драться с вами на дуэли. Я только хочу попросить вас, чтобы вы оставили Грейс в покое теперь, когда она приняла решение.

Виконт расхохотался:

— Вы полагаете, что в момент вашего триумфа можете позволить себе быть великодушным? Вы глупец! Думаете, Грейс предпочла вас? Думаете, что она не любит меня? Думаете, я не могу отобрать ее у вас в один прекрасный день? Вы просто мальчишка, Лэмпмен, мальчишка, пытающийся понять чувства женщины.

— Она — моя жена, — ответил Перигрин. — Чувство долга и привязанность велят мне защитить ее от страданий. Я отошел в сторону, чтобы позволить Грейс самостоятельно принять по отношению к вам определенное решение, отошел потому, что она любила вас в прошлом и родила от вас ребенка. Теперь моя жена приняла это решение, и я надеюсь, что оно окончательное.

— Это угроза? — усмехнулся Сандерсфорд.

— Нет, всего лишь просьба о благопристойном поведении. Вы действительно любили ее в прошлом, Сандерсфорд? И любите до сих пор? Тогда оставьте Грейс в покое. Вы внесли в ее жизнь достаточно разрушений и боли. Искупите причиненное зло.

Лорд Сандерсфорд вскочил и сжал кулаки так, что пальцы побелели.

— Клянусь Богом, если бы не было позором для мужчины отхлестать щенка, Лэмпмен, я отхлестал бы вас сейчас! Что вы знаете о Грейс и обо мне и о том, что было между нами? По какому праву вы судите меня и поучаете, лицемерный глупец? Она была моей. Я обладал ее телом и душой, понятно? И вы вообразили, что эта женщина ваша только потому, что она после смерти брата приняла от вас законное покровительство? Вообразили, что навсегда завладели ею? Думаете, она ваша? Грейс моя! Была моей и будет всегда!

Перигрин остался сидеть, хотя лицо его побелело.

— Я не могу вести спор с подобной позиции. Разве Грейс — предмет собственности? Вы когда-нибудь относились к ней как к личности, Сандерсфорд? Считались с ее чувствами? Думали о том, как она страдала, когда вы бросили ее беременной? О том, сколько мучений она вынесла, через что ей пришлось пройти? Так оставьте Грейс в покое теперь. Сделайте хоть что-то благородное в своей жизни.

Лорд Сандерсфорд взял себя в руки. Он налил в стакан бренди и, не предложив выпить гостю, тяжело сел в кресло.

— Это вы мучитель Грейс, а не я, — заявил он. — Неужели вам не ясно, что она относится к вам как к мальчику, что вы заменили ей ребенка, которого она потеряла? Грейс не хочет опорочить ваше доброе имя, бросив вас, не смеет причинить вам боль, поэтому и предпочла отказаться от самого большого чувства в ее жизни. Но это не навсегда, Лэмпмен. Достаточно скоро ваша жена убедится, что вы для нее все равно что дитя, взрослый сын, который должен принадлежать более молодой женщине. Вы полагаете, что я не заметил, кого вы предпочитаете? И Грейс тоже обратит внимание на это. И я приду за ней, когда наступит время.