Брат мой Каин - Перри Энн - Страница 30

– Вы ничем не сможете ей помочь, кроме как поить ее водой из этого кувшина. – Закрыв дверь, сиделка указала на стоящий на краю стола небольшой кувшинчик из голубого фарфора. – А вот здесь, – показала она на другой кувшин, – находится чистая вода, чтобы смачивать полотенца и с их помощью сбивать жар. Прикладывайте их ей ко лбу, к рукам и к шее как можно чаще. Каждые десять минут, если заметите, что от этого ей становится легче. Ее еще ни разу не вырвало, но если станет тошнить, пожалуйста, не пугайтесь. Возьмите тогда вон тот таз. – Девушка указала в угол комнаты.

– Спасибо, – ответила ее новая знакомая чуть хриплым голосом. Она казалась встревоженной. – Вы ведь не уйдете прямо сейчас, да?

– Нет, – успокоила ее Эстер. – Даже если я и уйду, то лишь в соседнюю комнату, чтобы несколько часов поспать. – Она указала на дверь туалетной. – Я уже точно не помню, когда в последний раз отдыхала; кажется, позавчера… Впрочем, я могу и ошибиться.

– Я не знала, что она больна так долго! – удивленно воскликнула Женевьева. – Почему лорд Рэйвенсбрук не послал за мной раньше?

– Нет, ей стало плохо только сегодня. Мы с ней работали в Лаймхаусе, там произошла вспышка брюшного тифа, – ответила мисс Лэттерли, направляясь к кровати. – Извините, мне нужно было сразу объяснить вам все как следует.

Миссис Стоунфилд с усилием сглотнула, словно с ней случился неожиданный приступ удушья.

– В Лаймхаусе? – переспросила она.

– Да. Там сейчас настоящая эпидемия. Мы заняли старый склад и устроили там временную больницу.

– Вы поступили очень благородно. По-моему, это далеко не лучший район в городе, – сказала Женевьева и поспешно добавила: – Это, конечно, не значит, что я бывала там сама.

– Конечно, – согласилась Эстер. Она просто не представляла, чтобы кто-либо из родственников лорда Рэйвенсбрука побывал в Лаймхаусе или где-нибудь еще в Ист-Энде. – Прежде чем я уйду, нам нужно будет сменить ей постель. Это совсем не трудно сделать вдвоем. Дингл заберет грязное белье и займется им.

Уже попрощавшись с помощницей и собираясь пройти в туалетную комнату, медсестра вдруг услышала голос Женевьевы:

– Мисс Лэттерли! Что… чем вы можете помочь этим людям в Лаймхаусе? Ведь там все совсем не так, правда? И там, наверное, много больных?

– Да. И там действительно все не так, как здесь, – отозвалась Эстер.

Миссис Стоунфилд с ее милым лицом и отлично сшитыми нарядами наверняка не могла даже отдаленно представить обстановку в импровизированной больнице в Лаймхаусе – отвратительный запах, страдания, грязь, от которой, к сожалению, невозможно избавиться, переполненные выгребные ямы, голод и отсутствие всякой надежды. Рассказывать ей об этом было бы не только бессмысленно, но даже и жестоко.

– Мы делаем что можем, – коротко ответила мисс Лэттерли. – Это приносит пользу. Обтирать больного прохладной водой, следить за его чистотой и понемногу кормить жидкой кашей все-таки лучше, чем бросить его на произвол судьбы.

– Да, конечно. – Женевьеве, похоже, хотелось продолжить разговор, но она в то же время как будто сожалела, что задала такой вопрос. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, миссис Стоунфилд.

Только умывшись из большой чашки, которую специально принесли в туалетную комнату, Эстер неожиданно вспомнила, где же слышала фамилию своей помощницы.

Стоунфилд. Так завали человека, которого разыскивал в Лаймхаусе Монк. По его словам, это был респектабельный господин, неожиданно пропавший после того, как, скорее всего, отправился навестить жившего в Ист-Энде брата. Его жена опасалась, что он погиб.

Леди Рэйвенсбрук, наверное, что-нибудь объяснила бы, если б услышала рассказ сыщика. Но она тогда куда-то отлучилась, и в комнате находились лишь Уильям, Калландра и сама Эстер. Теперь же девушка слишком устала, чтобы перебирать в памяти другие подробности того разговора. Ей хотелось промыть глаза, ощутив, как теплая чистая вода ласкает кожу ее лица, а потом улечься в постель и позволить, наконец, усталости одолеть себя, вместо того чтобы бороться с ней.

Мисс Лэттерли проснулась оттого, что ее кто-то настойчиво тряс за плечо, без конца повторяя шепотом ее имя. С усилием придя в себя, она увидела, что в комнату проникает серый свет, а потом заметила совсем рядом бледное, словно мел, встревоженное лицо Женевьевы.

– Да? – пробормотала медсестра, стараясь поскорее собраться с мыслями и освободиться от остатков сна. Неужели уже наступило утро? Она, казалось, только что легла в постель…

– Мисс Лэттерли! Тете Энид, похоже, стало хуже, – прошептала миссис Стоунфилд. – Я долго ждала и решила вас разбудить. Я понимаю, вы очень устали, но…

Эстер с трудом заставила себя подняться с постели и принялась ощупью искать халат, пока не вспомнила, что у нее его нет. Даже надетая на ней ночная рубашка принадлежала Дингл. Не обращая внимания на холод – в туалетной комнате был камин, но его так и не затопили, – она прошла мимо Женевьевы, направляясь в спальню.

Леди Рэйвенсбрук металась и ворочалась на постели с тихим плачем, похожим на рыдания ребенка. Она, похоже, потеряла всякое представление об окружающей обстановке и находилась в глубоком бреду. На коже у нее густо выступили капли пота, несмотря на то что на столике возле кровати стоял кувшин с водой и лежало полотенце, оказавшееся на ощупь влажным и прохладным. Подслащенной воды за ночь заметно поубавилось.

– Что нам делать? – с отчаянием спросила Женевьева, стоявшая теперь у медсестры за спиной.

Они мало чем могли помочь больной, однако услышав в голосе помощницы страх и тоску, мисс Лэттерли неожиданно ощутила жалость к ней. Если эта женщина на самом деле обратилась к Монку за помощью, значит, у нее самой случилась трагедия, а теперь ее, чего доброго, ожидала новая утрата.

– Мы можем лишь попытаться сбить жар, – ответила Эстер. – Позвоните прислуге, пусть нам принесут еще воды – хотя бы пару кувшинов. И обязательно холодной, не теплее ладони. А еще нам, наверное, понадобится чистая ткань и полотенца.

Женевьева ушла выполнять поручение, обрадовавшись тому, что может оказаться хоть чем-то полезной. Лицо ее сразу просветлело и казалось уже не таким встревоженным.

Когда в спальню принесли воду и полотенца, медсестра положила их на стол и откинула в сторону одеяло, приготовившись взяться за дело. Ночная рубашка Энид насквозь пропиталась по́том и прилипла к телу.

– Давайте переоденем ее, – предложила мисс Лэттерли, – и простыню тоже придется сменить, она совсем скомкалась. – Она слегка пощупала постель. – К тому же она сырая.

– Я принесу чистое белье, – тут же предложила ее помощница и, прежде чем Эстер успела согласиться или возразить, принялась торопливо открывать один за другим ящики стенного шкафа.

Вскоре она протянула медсестре сорочку и тут же бросилась назад, искать простыню. Оставшись одна, мисс Лэттерли попробовала снять с пациентки грязную ночную рубашку. Та помогала ей как могла, однако она находилась на грани потери сознания, и каждое прикосновение к ней, любое движение отзывалось острой болью в ее костях и суставах. Вдобавок из-за сильного жара больная не могла на чем-либо сосредоточить взгляд, и поэтому ей никак не удавалось взять в руки то, что хотелось.

Эстер старалась причинять миссис Рэйвенсбрук как можно меньше новых страданий.

– Женевьева! – позвала она. – Пожалуйста, помогите мне! Мы займемся простыней потом.

Миссис Стоунфилд обернулась, по-прежнему стоя возле шкафа. Лицо ее совсем побелело, а прическа, из которой выпало несколько шпилек, совсем растрепалась. Весь ее вид говорил о неимоверной усталости.

– Прошу вас, – повторила медсестра.

Женевьева колебалась. В комнате воцарилось молчание, словно она не расслышала или не поняла слов мисс Лэттерли. Но потом, как будто сделав над собой огромное усилие, подошла ближе и, остановившись у дальнего конца кровати, наклонилась вперед, низко опустив голову, чтобы приподнять безвольное тело Энид.

– Спасибо, – поблагодарила ее Эстер, а потом сняла с леди Рэйвенсбрук рубашку и отложила ее в сторону. Быстро и по возможности осторожно она обтерла Энид прохладной водой. Женевьева снова отступила назад. Мисс Лэттерли передавала ей использованные полотенца, а ее помощница окунала их в воду, выжимала и вновь протягивала медсестре. При этом она то и дело ополаскивала руки, пару раз до самых локтей.