Ушедший мир - Лихэйн Деннис - Страница 1

Деннис Лихэйн

Ушедший мир

Пролог

В те времена, когда их еще не разделила их маленькая война, они собрались все вместе, чтобы помочь войне большой. После Пёрл-Харбора прошел год, и они приехали в Тампу, во Флориду, где встретились в Версальском зале «Палас-отеля» на Бэйшор-драйв, чтобы собрать денег для американских солдат в Европе. Фуршет, черный галстук, а вечер выдался ясный и теплый.

Через шесть месяцев после этого события, душным, сырым вечером в начале мая, один из репортеров криминальной хроники «Тампа трибьюн» наткнется на сделанные тогда фотографии. И удивится, обнаружив, сколько гостей вечера успели за это время попасть к ним в хронику: одни – потому что были убиты, другие – потому что обвинялись в убийстве.

Репортер тогда решил, что нашел отличный материал, но главный редактор не согласился.

Да вы посмотрите, сказал репортер, вы только посмотрите. Вот, у стойки, Дион Бартоло рядом с Рико Диджакомо. А там? Коротышка в шляпе – это же Мейер Лански[1]. А вот этот… Видите? Болтает с беременной женщиной? Этот в конце марта оказался в морге. А вот мэр и его жена беседуют с Джо Коглином. Еще Джо Коглин – вот он – пожимает руку негру, а негр – это же гангстер Монтус Дикс. Джо-Бостонец за всю жизнь фотографировался всего-то несколько раз, а в тот вечер – дважды! Видите парня с сигаретой рядом с дамой в белом? Мертв. И вот этот. А этот, в белом смокинге, который танцует, этот теперь калека.

Босс, сказал главному репортер, в тот вечер они собрались все вместе!

Главный редактор в ответ напомнил ему, что Тампа – маленький город, хотя и кажется большим. Люди здесь все постоянно пересекаются. Тогда был благотворительный вечер в поддержку армии, а это для богатых бездельников событие из разряда de rigueur[2], там собрались все, кто хоть что-то собой представлял. Главный редактор указал молодому впечатлительному коллеге, что на той вечеринке было множество и других людей: два известных певца, один бейсболист, три актера из самых популярных у них радиопьес, президент Первого банка Флориды, генеральный директор «Грэмерси Пьютер» и П. Эдисон Хейф, владелец их собственной газеты, – из которых никто не имеет никакого отношения к тем запятнавшим доброе имя города кровавым разборкам, которые начались в марте.

Репортер немного поупорствовал, но в конце концов понял, что главный уперся, и потому вновь вернулся к расследованию слухов о немецких шпионах, которые будто бы проникли через морскую границу в порт Тампы. Через месяц его призвали в армию. Фотографии остались лежать в фотоморге «Тампа трибьюн», надолго пережив всех, кто был на них запечатлен.

Репортер, через два года погибший на морском берегу под Анцио, никоим образом не мог знать, что главный редактор, который переживет его на тридцать лет и умрет от сердечного приступа, получил строжайшее распоряжение не упоминать, под угрозой закрытия газеты, ни единым словом ни о преступном семействе Бартоло, ни о Джозефе Коглине, ни о мэре Тампы, этом замечательном сыне замечательной, известной в городе семьи. Репутация города, сказали ему, и без того пострадала.

А тогда участники той декабрьской вечеринки объединились по самому, как они считали, что ни на есть невинному поводу – ради помощи солдатам, посланным за океан.

Организовавший мероприятие Джозеф Коглин, уважаемый бизнесмен, сделал это потому, что многие из его бывших работников были на тот момент призваны или ушли в армию добровольцами.

Лотерею проводил Винсент Имбрулья, у которого на фронт попали два брата: один был на Тихом океане, второй – где-то в Европе, хотя никто не знал точно где. Главным призом в той лотерее были два билета в первый ряд на концерт Синатры, который должен был состояться в конце месяца в нью-йоркском «Парамаунте», и в купе первого класса в «Чемпионе Тамайами». Лотерейные билеты купили все, хотя многие думали, что барабан настроили так, чтобы выиграла жена мэра, большая поклонница Синатры.

Босс всех боссов, Дион Бартоло, демонстрировал танцевальные движения, благодаря которым в юности несколько раз выиграл приз. И мамаши и дочки из нескольких уважаемых городских семей получили пищу для разговоров, которые они будут пересказывать своим внукам («Что бы там ни говорили, а человек, который так танцует, не может быть настолько плохим»).

Рико Диджакомо, ярчайшая звезда подпольного небосклона Тампы, пришел на вечеринку в компании с братом Фредди и с обожаемой матушкой, и его опасное обаяние затмил лишь появившийся позже Монтус Дикс, в смокинге и цилиндре, на удивление высокий негр, из-за цилиндра казавшийся еще выше. Большинство из тех, кто там собрался, никогда не встречали на вечеринке негра без подноса, однако Монтус Дикс шел сквозь толпу белых гостей так, словно привык к тому, чтобы они сами ему прислуживали.

Мероприятие было достаточно респектабельным, чтобы не бояться туда пойти, и достаточно опасным, чтобы потом вспоминать о нем до конца сезона. Коглин умел сводить городских столпов с городскими демонами так, что выглядело это все невинной забавой. Помогало и то, что сам Коглин, который, по слухам, раньше тоже был гангстером, причем довольно авторитетным, явно оставил темное прошлое далеко позади. В западной части Центральной Флориды его знали как одного из самых крупных благотворителей, друга многочисленных больниц, бесплатных столовок, библиотек и ночлежек. Так что даже если то, что о нем говорили, было правдой – ходили слухи, будто он не совсем распрощался со своим криминальным прошлым, – что ж, нельзя винить человека за некоторую преданность тем, с кем сблизился на своем пути наверх. И уж если кому-то из магнатов, фабрикантов и строительных подрядчиков, съехавшихся в тот вечер, нужно было утихомирить рабочих или оптимизировать маршруты поставок, они знали, к кому обратиться. Джо Коглин был в городе мостом между тем, что говорилось во всеуслышанье, и тем, что делалось в узком кругу. Потому, когда он давал вечеринку, приходили хотя бы лишь для того, чтобы увидеть, кто еще пожалует.

Сам Джо не придавал таким мероприятиям никакого иного смысла. Если человек дает званый обед, где опора общества сидит рядом с уличным бандитом, а судья непринужденно беседует с главарем банды, словно никогда не видел его ни в суде, ни на закулисных переговорах; где настоятель церкви Святого Сердца, благословив собрание, потягивает то же винишко, что и все остальные; где Ванесса Белгрейв, красивая, но холодная как лед жена мэра, поднимает бокал в честь Джо, и какой-нибудь жуткий негр вроде Монтуса Дикса потчует компанию чванливых белых стариков байками о своих подвигах на Великой войне, и это обходится без единого оскорбления или пьяной выходки, – то такую вечеринку можно считать не просто удачной, а, может быть, главной удачей сезона.

Единственный признак тревоги возник, когда Джо вышел на лужайку за домом, чтобы подышать свежим воздухом, и увидел там мальчика. Мальчик то появлялся из тени деревьев на дальнем краю лужайки, то снова среди них исчезал. Он бегал зигзагом, словно играл в пятнашки с другими детьми. Только никаких других детей не было. Судя по росту и телосложению, ему было лет шесть-семь. Потом он, широко раскинув в стороны руки, загудел, как заводившийся пропеллер, а потом как самолетный мотор. Накренив их, как крылья, он понесся вдоль кромки лужайки, гудя: «Вр-о-о-м… Варр-ромммм».