Любовь, или Мой дом (сборник) - Метлицкая Мария - Страница 41

Теперь все грибное царство «пятачка» представлено повсеместными шампиньонами да несколькими особо устойчивыми в городских условиях видами поганок. Но в начале восьмидесятых годов, когда весь «пятачок» был еще плотно покрыт кустарником, фанатичному грибнику здесь находилось чем поживиться. Под кустами во множестве росли маленькие свинушки, попадались и сыроежки. Как-то я нашел белый гриб, к сожалению, червивый. Свинушки, принесенные мной с «пятачка», бабушка однажды пожарила, но мама запретила мне их есть. Потом, с наступлением эры «сухого закона», в кустах вместо грибов все чаще стали обнаруживаться пьяные, лежавшие тут без памяти.

Пройдя к центру «пятачка» и обогнув, как всегда справа, клумбу, в моем детстве представлявшую собой небольшую горку, где ничего не росло, а нынче – действительно клумбу с цветами, я поворачиваю направо и двигаюсь по диагонали к арке соседней десятиэтажки. Плиткой недавно выложена тут дорожка, протоптанная народом, вечно торопящимся к шоссе, к остановке троллейбусов и автобусов напротив моего дома.

Миновав арку, оказываюсь на «школьном» дворе, хотя школа отделена от него забором. Большой тихий двор, густо заросший высокими деревьями, изменился еще в прошлом веке настолько, что писатель Константин Паустовский, в юности работавший кондуктором на курсировавшем здесь паровичке, в старости ни за что бы не узнал это место – древний лес, обозначенный на картах и различимый на старинных фотографиях. Сюда ходили по грибы-ягоды крестьяне близлежащего села Остроганово, а потом и дачники, и дети рабочих с Царских (Хуторских) улиц. Вышло так, что я оказался среди последних грибников. Паровичок двигался от площади Бутырской заставы сначала прямо по улице, а затем, сделав остановку примерно там, где сейчас выход со станции метро «Дмитровская», проскочив под старым мостом Виндавской (Рижской) железной дороги, брал левее и катил своих пассажиров – дачников со Старого и Нового шоссе и студентов сельхозакадемии – по диагонали нынешнего «школьного» двора к остановке «Соломенная сторожка». В шестнадцатом году город шагнул дальше на север; вместо паровичка пошел городской трамвай № 12, смененный затем последовательно на № 29 (бегавший аж до Сокольников) и нынешний № 27. После войны трамвайные пути были перенесены чуть в сторону, на только что проложенную улицу Костякова, и о паровичке в наших краях напоминает ныне только диагональная дорожка от Дмитровского проезда мимо спортивной площадки у «правдинских» домов (изначально построенных для работников типографии, где печаталась главная советская газета – «Правда»), упирающаяся в забор школы.

Глядя на четырехэтажную школу № 218, я вспомнил случай, рассказанный моей мамой, учившейся здесь в пятидесятых годах. Преподавательницу литературы в их классе звали Евгения Ароновна. За отчество, а также, вероятно, еще кое за что во внешности ученики тут же переименовали ее в Ворону. Однажды она зачем-то отправила мою маму в учительскую. Войдя туда, мама оторопела от страха, и на обращенный к ней вопрос залепетала: «Ворона Вороновна… Ворона Ароновна… Евгения Вороновна…» Учителя хохотали.

А что у меня связано со школой? Помню самое первое Первое сентября. Я гляжу в окно своей комнаты на «пятачок», по которому спешат первоклассники под руку с мамашами, в новенькой синей форме, за плечами у них ранцы. Мама, форма, ранец – это все у меня было, но пойти вместе с другими я не мог – температура. В тот год я особенно сильно болел. Мама каждый день ходила в школу и брала для меня очередное домашнее задание. Напрягая силы, я складывал палочки-считалочки или упражнялся в тетради с прописью. Несколько раз меня все же приводили в школу, укутанного с ног до головы, на два-три урока. В один из таких редких дней в школьном коридоре во время занятий затеяли фотографирование, по очереди вызывая детей из класса. Эти фотографии у меня сохранились. На них запечатлено мое изможденное и одутловатое лицо. Так что, можно считать, нормального первого класса у меня не было. Зато ко второму я был уже как огурчик – да, зеленоват, но выздоровел и вытянулся за лето на целую голову. Каникулы я, как обычно, провел в детском лагере под Звенигородом.

В третьем классе наша школа закрылась на капитальный ремонт, и нас перевели в соседнюю, № 238, за трамвайной линией. Здесь впервые проявился мой авантюристический характер. Лучших учеников класса должны были принять в пионеры, и, естественно, каждый октябренок рвался поскорее носить красный галстук. Но сначала надо было, чтобы тебя выдвинула твоя «звездочка» – подразделение из пяти октябрят, считая и командира. И вот вместо очередного урока началось выдвижение в пионеры. Командир каждой «звездочки» должен был подняться и назвать имя самого достойного октябренка в своем подразделении. Но как сказать, что самый достойный человек, который может носить галстук, – это, по твоему мнению, ты сам? Вот и пришлось первым командирам, скрепя сердце и наступив на горло собственной песне, рекомендовать других. «Звездочки» шли по алфавиту, и у меня было время найти нестандартное решение. Когда очередь дошла до моей «звездочки», я встал и, притворяясь очень скромным мальчиком, сказал, что все без исключения мои подчиненные достойны, поэтому я прошу их самих определить, кто в нашем подразделении лучший. Бедные мои «солдаты» не могли ничего поделать, кроме как единогласно выбрать меня. А потом была торжественная церемония в Музее имени В.И. Ленина, где старшие товарищи повязали галстуки неофитам. Намечавшаяся инициация в Мавзолее вождя, рядом на площади, по каким-то причинам не состоялась.

Другим событием того учебного года стал сериал «Гостья из будущего». Мы, конечно, все были влюблены (кажется, что и девочки тоже, по-своему) в Алису Селезневу, роль которой в фильме исполнила Наташа Гусева. Сгрудившись на переменках вокруг валуна, лежавшего у входа в нашу временную школу, мы обсуждали достоинства жизни через сто лет и более нам понятные девичьи прелести. Надо сказать, что Наташа Гусева произвела среди нас, своих ровесников, нечто вроде сексуальной революции. До этого все ограничивалось тем, что Валя Поляков, длинный мальчик в очках и мой первый школьный друг, пространно рассуждал по дороге домой о женских ступнях, которые он почему-то непременно желал попробовать на вкус, хотя бы и зажаренными на сковородке.

«Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…» Теперь слова заглавной песни того фильма я понимаю несколько иначе. «Далеком» стало для всех нас, кто еще жив, то время. Теперь, пересматривая «Гостью», я обращаю внимание не на миелофон, а на бутылки из-под кефира в руке простоватого шестиклассника Коли Герасимова, нашедшего в московском подвале машину времени. Да и первый куплет песни, про голос утренний в серебряной росе, я давно истолковываю в духе учения дхармы. «Слышу голос, и манящая дорога кружит голову, как в детстве карусель». Спасибо вам, дорогие товарищи Крылатов и Энтин! Манящая дорога продолжает кружить мне голову, в прекрасное далеко я продолжаю путь.

Четвертый и пятый классы мы проучились в школе № 929, за парком «Дубки». Там больше всего запомнились наши проделки – на пару с Валей или целиком только его. Например, на уроках биологии мы с ним представляли, что преподаватель Евгений Борисович Бобенко, похожий на Леннона бородач, тоже распевавший песни под гитару, на самом деле находится один в палате сумасшедшего дома, где и произносит свою речь о гомозиготах. Разумеется, долго выдержать это зрелище мы не могли, давились смехом, и нас рассаживали или выгоняли в коридор. Там же, в кабинете биологии, Валя, видимо отличавшийся не по годам развитой сексуальностью, облапил Оксану Буранову, крупную деваху с неинтересным лицом, но зато довольно выразительными ногами. Нас с ним в то время в очередной раз рассадили по углам, так что общаться приходилось лишь на переменах. Валек пару уроков не мог решиться и звал меня в свидетели своего подвига. Наконец у него получилось провести туда-сюда рукой по Оксаниному бедру. Мадемуазель покраснела как рак, но руку не оттолкнула. Я наблюдал все это со стороны и мысленно примеривался к какой-нибудь из наших девиц. Увы! Мои одноклассницы, по крайней мере в то время, отличались редкостной непривлекательностью. Фантазии уносили меня в параллельный класс, где училась, например, Галя Шепель, с каждым годом все больше походившая на женщину, причем на женщину, доступную всем наслаждениям жизни. Но, дохлый шибздик с густой шевелюрой и тонкой шеей, что я такое был в ее глазах, когда на Галю уже начинали обращать внимание матерые старшеклассники!