Беглецы. Неземное сияние - Крауч Блейк - Страница 26

Когда день уже начал клониться к вечеру, Джек встал на берегу и стал наблюдать за играющим на другой стороне реки Коулом. Мальчик пускал к водопаду листья. Джек перешел реку и уселся рядом с сыном, роняя на землю капли воды.

– Как дела, приятель? – спросил он сына.

– Хорошо, – кивнул тот, опустил в воду еще один лист, и они стали вместе смотреть, как его уносит течение.

– Тебе здесь нравится? – спросил Джек.

– Да.

– И мне тоже.

– Это мои маленькие лодочки, и они падают в водопад.

– Могу я запустить одну?

Мальчик протянул отцу лист, и тот пустил еще один золотой кораблик навстречу гибели.

– Коул, ты помнишь сияние, которое видел вместе с Алексом? – спросил мужчина.

– Да.

– Я хотел тебя кое о чем спросить.

– О чем?

– После того, как ты его увидел, ты чувствуешь себя другим?

– Немного.

– И в чем это выражается?

– Я не знаю.

– А у тебя не появились странные мысли о маме, Наоми и обо мне?

Мальчик пожал плечами.

– Я хочу, чтобы ты знал, что можешь мне все рассказать, – продолжал его отец. – Ты всегда можешь мне все рассказывать. О чем угодно. Какими бы плохими ни были эти вещи.

– Я просто жалею, что вы не видели сияние, – сказал Коул.

– Почему?

– Оно было очень красивым. Самым красивым из всего, что я когда-либо видел.

Когда стало темнеть, они вылили воду из ведерка и пошли к дому, слушая, как рыба бьется о пластик.

Джек и Ди сидели в креслах-качалках, пили ледяное пиво и смотрели на огромные спирали дыма, поднимавшиеся в небо в шестидесяти милях к северо-западу, возле подножия Гранд-Тетон.

– Что там горит? – спросила миссис Колклу.

– Думаю, Джексон, – предположил ее муж.

Они пообедали и уложили детей спать. К тому времени, когда супруги вернулись на веранду, солнце окончательно зашло, но они видели огонь над горящим городом, мерцающий в темноте, точно пламя забытого костра.

Джек открыл еще пару бутылок пива и протянул одну Ди. Он чувствовал себя усталым, но боль в мышцах приносила непривычное удовлетворение.

Целый день мужчина репетировал то, что собирался сказать в течение двух последних суток, и теперь решил, что может начинать, хотя все затверженные слова куда-то исчезли.

– Тебе не кажется, – начал Джек, – что мы начинаем новую жизнь?

– В некотором смысле, – кивнула Ди. – Сколько дней мы здесь провели?

Ему пришлось задуматься над ответом.

– Три.

– А кажется, что больше. Много больше.

– Да…

Джек почувствовал, что пиво ударяет ему в голову. Он не знал, в чем тут дело – виновата ли большая высота или недоедание, – но не помнил, чтобы раньше после двух бутылок чувствовал себя навеселе.

– Я должен кое-что тебе рассказать, – решился наконец мужчина.

– Что? – рассмеялась жена. – Ты с кем-то встречаешься?

Их разговор развивался не так, как Джек рассчитывал, и он не мог понять, что заставило Ди задать этот вопрос. Он тут же протрезвел и лишь в основании черепа все еще чувствовал легкую пульсацию – предвестник похмелья.

– Два года назад, – признался Колклу.

Лицо Ди моментально стало серьезным. Она выронила бутылку на крыльцо, пиво с шипением вылилось в щель между двумя досками, и воздух наполнился запахом дрожжей и алкоголя.

– Это продолжалось месяц, – сказал ее муж. – Единственный раз… я все прекратил из-за того, что не мог…

– Одна из твоих проклятых помощниц учителя? – еще сильнее помрачнела Ди.

– Мы познакомились в…

– Нет, нет и нет! Я не хочу знать никаких деталей или ее имени. Ничего мне не рассказывай. Меня интересует лишь одно: почему ты заговорил об этом именно сейчас? Я могла бы умереть и ничего не узнать. А ты лишил меня такой возможности.

– Когда мы уехали из Альбукерке, наш брак едва дышал. Мы были вместе три ночи назад в первый раз за… я даже не помню, сколько прошло времени…

– Семь месяцев.

– Ди, я знаю, что уже очень давно вычеркнут из нашей семьи. Из-за вины, депрессии… причину назвать трудно. Эти последние девять дней нашей жизни были худшими и самыми трудными в нашей жизни – и в то же время лучшими. А теперь у меня возникло ощущение, что мы можем начать здесь нечто новое, и поэтому я не хотел, чтобы между нами оставалась ложь.

– Ну теперь появилась правда… И… проклятье, зачем ты мне это рассказал?!

Теперь Ди кричала, и ее голос эхом отразился от невидимой стены деревьев.

– Что ж, я с самого начала была честна с тобой насчет Кирнана, – уже спокойнее продолжала она.

– Да, это очень помогло, когда наш брак взорвался.

Женщина вскочила с кресла-качалки, сбежала с крыльца и исчезла на темном лугу.

Джек швырнул свою бутылку с пивом в траву. Он еще долго сидел и смотрел на пылающий горизонт, слушая, как в темноте плачет Ди.

Глава 9

В четверть шестого утра Джек медленно приподнялся и, приложив к плечу дробовик, прицелился в шею того самого оленя-великана, которого видел два дня назад на повороте дороги. Он нажал на спусковой крючок, и боль пронзила его левое плечо, а по поляне прокатился гром выстрела.

Голова оленя наклонилась, и он пошатнулся.

Охотник вскочил и побежал по покрытой инеем траве, на ходу передергивая затвор «моссберга». Через несколько секунд он выстрелил снова.

Когда Джек приблизился к животному, олень лежал на боку, широко раскрыв глаза и тяжело дыша. Мужчина опустился на колени рядом с ним и ухватился за один из рогов. Из бока животного на землю ручьем бежала кровь.

Колклу двадцать лет не разделывал туши животных – с того самого времени, как они с отцом охотились в Монтане, когда Джек учился в колледже. Но постепенно он начал вспоминать анатомию оленя и сообразил, что ему следовало делать.

Наоми и Коул со смесью страха и отвращения смотрели, как он отрезает копыта оленя, переворачивает его на спину и при помощи длинного охотничьего ножа, подаренного ему в Силвертоне, разрезает животное от ануса до горла.

Джек работал быстро – во всяком случае, очень старался. Когда первые лучи солнца пробились между тополями и осветили луг, он уже рассек мышцы, которые удерживали внутренности оленя, и вывалил их на траву. Потом вырезал толстую кишку, мочевой пузырь, печень и сердце и отправил Коула в дом на поиски одеял.

Три часа Джек свежевал оленя, а потом еще два отсекал плечо от грудной клетки. Весь день он отделял мясо от костей, вырезал его между ребрами и отсекал филей. Затем разложил все сушиться и охлаждаться на большом одеяле. Стараясь не испортить мясо, отрубил крестец от костей таза – к тому времени солнце уже садилось, – но потери все равно получились большими.

На ужин Наоми принесла ему томатный суп, который Джек съел меньше чем за минуту. Когда он спросил у дочери, где Ди, дочь ответила, что та проспала весь день.

В холодных тихих сумерках Джек за пять ходок перенес около двухсот фунтов мяса на переднее крыльцо веранды.

Вода в пластиковых пакетах превратилась в лед в морозильном шкафу, и Джек уложил туда мясо, все еще завернутое в одеяло. Он обгорел на солнце и был весь покрыт кровью, оленьей и своей собственной – несколько стежков на его плече разошлись и рана открылась.

Потом мужчина в первый раз с тех пор, как они сюда добрались, принял душ. Стоя под почти невыносимо горячей водой, он сумел за двадцать минут смыть кровь с волос и тела, а потом некоторое время просто смотрел, как грязь уходит в сток у его ног. В начале одиннадцатого Джек добрался до двуспальной кровати в спальне второго этажа. За соседней дверью тихо посапывал Коул. Из-за окна доносился шум воды, бегущей в реке.

Джека разбудил звук шагов. Он открыл глаза и увидел силуэт Ди, стоявшей в дверном проеме. Она вошла и забралась на кровать – и теперь их лица разделяло в темноте лишь несколько дюймов.