Кочевники поневоле - Гелприн Майк - Страница 47

Глава 17

Апрель. Снежана

«Вот она какая, весна», – думала Снежана, глядя поверх окопного бруствера на обрезанный понизу верхушками лапчатых елей оранжевый диск Сола. С каждым днём диск поднимался над лесом всё выше, а лучи его лизали, лакали снег, истончали его, пока не расправились с ним вовсе.

«Так же будет и с нами», – прижавшись щекой к винтовочному прикладу, тоскливо думала Снежана. Эта весна, первая в её жизни, станет и последней. Так же, как для Курта стала последней первая в его жизни зима. Из отправившейся на поиски архипелага группы назад не вернулся никто, а нагрянувший через неделю после отплытия группы шторм прибил к берегу то, что осталось от лодок.

Снежана не оплакивала мужа и не убивалась по нему, как другие декабритки, потерявшие сыновей и мужей. Она лишь готовилась отправиться вслед за ним. Сурово готовилась и немногословно, полностью мобилизовав себя к тому, что им всем предстоит.

Пять десятков зимних кочевий стояли сейчас бок о бок. Режим строгой экономии был отменён. Стада одомашненных трирогов с каждым днём таяли, но мяса теперь было вдоволь, и впервые за последние годы люди наедались до отвала. В ход шли и заначенные на самый чёрный день консервы и крупы, и даже неприкосновенный запас. Чёрный день настал: люди зимы готовились умирать и оставлять победителям ничего не желали.

– Я надеюсь забрать на тот свет троих, – однажды сказала Снежана Медведю. – Если бы я верила в Бога, то молилась бы, чтобы он дал мне троих. Хорошо бы, один из них оказался офицером, хотя я согласна и на рядовых.

В ответ Медведь лишь кивнул и не ответил ничего. Он был согласен. Победители почти наверняка не станут добивать женщин, однако его приёмной дочери лучше умереть, чем стать подстилкой для какого-нибудь июньского вояки. А раз так, то умирать ей предстояло в бою.

Декабрьские кочевья держали западный фронт, февральские – восточный, на расстоянии дневного перехода. Раскосые, низкорослые люди января разделились – половина ушла к февралитам на восток, оставшаяся усилила декабритов. Теперь окоп со Снежаной и Медведем делили кряжистый круглоголовый Чжао Ван и щуплый тонкоголосый Ёси-ка.

– Мои предки, – щуря и без того узкие чёрные глаза, рассказывал Ёси-ка, – не делали различия между жизнью и смертью. Они звались самураями и умереть готовы были в любую секунду. Важнее жизни для них были долг и честь. Мы, потомки самураев, любим жизнь, а смерть ненавидим. Но долг и честь по-прежнему с нами. Я думаю, скорее бы уже. Лучше принять смерть, чем ждать её.

– Твои предки, – недовольно ворчал Чжао Ван, – отличались ещё и терпением. Так же, как и мои. Не торопи смерть, она сама поторопится, когда придёт срок.

Смерть пришла к Ёси-ка, когда высланная на запад разведывательная группа напоролась на июньский выдвижной пост. Группу встретили залпом из десятка стволов, враз выбившим четверть личного состава.

– Орудия, – сказал, вернувшись, возглавлявший группу Медведь. – Они подтянули орудия, мы видели огневые точки. По всему видать – миномёты.

– Нас уничтожат издалека? – невозмутимо спросил Чжао Ван.

– Не уничтожат, – угрюмо бросил Медведь. – Но потреплют изрядно перед атакой. Видимо, её следует ожидать не сегодня завтра, как только они получат приказ.

Первая атака началась на восточном фронте с восходом Нце. До полудня оттуда доносились звуки канонады, а к вечеру до западных позиций на взмыленном коне доскакал февралит, который сказал, что атаку с большими потерями отбили.

– Трофейный? – кивнув на коня, поинтересовался Медведь.

– Можно сказать и так. – Февралит потрепал животное по холке. – Двух лошадей пригнал перебежчик.

– Да ну?! – изумился Медведь. – Надо быть сумасшедшим, чтобы бежать к нам.

– Возможно, он и есть сумасшедший, – ответил февралит сурово. – Это офицер из апреля, потерявший рассудок от любви к одной из наших девушек. Побольше бы таких умалишённых – атаку отразили во многом благодаря ему. Он пригнал воз с боеприпасами. Чудом пригнал, мы отсекли преследователей, когда его почти уже достали, ещё минута, и…

Стоявшую за спиной у Медведя Снежану заколотило. Перебежчик… Её Курт тоже был перебежчиком. Что же, получается, и он от любви потерял рассудок? И погиб тоже, по сути, из-за любви к ней.

Той же ночью на позиции обрушились грохот и рёв.

– К оружию! – Перекрывший их бас Медведя ворвался Снежане в уши.

Вслед за Медведем она выскочила из землянки наружу и с разбегу налетела на него, застывшего в оцепенении и уставившегося в небо. Снежана отпрянула в сторону. Ей показалось, что Сол, сиганув с юга в зенит, сейчас спускается с неба на землю.

– Бомба, – ахнула Снежана секунду спустя. – Эти гады сбросили на нас бомбу.

– Нет, это не бомба, – гаркнул Медведь, и в его голосе Снежана вдруг с изумлением услышала радость. – Это космический корабль!

– Кто бы мог подумать, – бормотал Медведь, глядя на оседающие клубы взвеси. – А я ещё из года в год удивлялся, почему это поле оставляют под паром и не засеивают. Оказывается, они использовали его как космодром.

– «Галактико», – вглядевшись в надпись на борту, вслух зачитала Снежана, едва взвесь рассеялась. – Ты много раз говорил, что июлиты, возможно, торгуют с другими мирами. – Снежана смахнула со лба непослушную светлую прядь. – А я не верила или, скорее, не задумывалась, как именно происходит торговля. Сейчас вижу. Ладно… Ты думаешь, этот «Галактико» приземлился у нас по ошибке?

Медведь обвёл взглядом многотысячную толпу декабритов и январитов, окружившую ставшее космодромом поле.

– Думаю, никакой ошибки нет. Надо выслать им навстречу делегацию, а остальных отправить, откуда пришли, – озабоченно сказал он. – Вряд ли экипаж рискнёт выйти наружу, когда вокруг такая толпа.

Через час восемь человек пересекли поле и остановились в сотне метров от сигарообразного металлического исполина. «А ведь это шанс, – навязчиво думала напросившаяся в делегацию Снежана. – Дождаться, пока отворят дверь, или что они там отворяют. Подождать, пока часть экипажа выйдет наружу. И на их плечах ворваться вовнутрь. Перебить остальных – всех, кроме пилотов. Поднять корабль в воздух и заставить пилотов обрушить его на позиции июнитов. Взорвать двигательное топливо за несколько мгновений до падения. Июньский фронт перестанет существовать».

Мигающие вдоль борта «Галактико» огни один за другим стали тускнеть, потом и вовсе погасли. Из корпуса выдвинулся, нашарил землю и врос в неё блестящий и подвижный, словно ртуть, отросток. Потом он затвердел и принял форму трапа, над которым раскрылось тёмное, вытянутое по вертикали овальное отверстие.

Секунду спустя в овальном проёме появился человек. С минуту он стоял неподвижно, затем ступил на трап и начал осторожно спускаться. Преодолев половину расстояния до земли, остановился и замер.

Снежана робко сделала навстречу шаг, другой. Оглянулась: остальные семеро не сдвинулись с места. Снежана, не сводя с застывшего на трапе человека глаз, направилась к нему, с каждым шагом ступая всё более решительно. У подножия на мгновение замялась, затем взбежала вверх по наклонной и остановилась в трёх шагах от засунувшего руки в карманы комбинезона и с любопытством разглядывающего её корабельного обитателя. Был тот велик ростом, смугл, усат, а во взгляде его Снежане почудилось нечто шальное, разбойничье и строгое, внимательное одновременно.

– Я капитан этого корабля Христофор Папандреу, – представился человек, пристально глядя Снежане в лицо. – Ты – официальное лицо граждан зимы, красавица?

– Нет, я… – Снежана замялась. Она вновь оглянулась: семеро декабритов подтянулись к подножию трапа и смотрели теперь на них снизу вверх. – У нас нет официальных лиц, – выпалила Снежана. – Что вы от нас хотите?

– Поднимемся на борт, – проигнорировав вопрос, властно велел Папандреу. – Там и поговорим. Нет-нет, ты одна, твои люди останутся снаружи. Да, кстати, враждебные акции не рекомендую, внутри два десятка человек, к неожиданностям они готовы. Итак, прошу. Между прочим, – Папандреу неожиданно улыбнулся и дружески подмигнул, – ты собираешься хранить инкогнито или всё же назовёшь своё имя?