Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Кочевники поневоле - Гелприн Майк - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

– Это неправда! – закричал Курт. – Этого не может быть. Тебя одурачили, ваши священники, они…

– У нас нет священников, – прервала Снежана. – Зато сохранились историки. Медведь, мой приёмный отец, один из них, он учил меня так же, как многих моих сверстников. Мы проигрываем борьбу за существование, Курт, нас становится меньше и меньше. Мы гибнем на охотах и ловлях, мрём от болезней и ран, у нас почти не осталось врачей, а те, что остались, давно деградировали. Рождаемость с каждым годом падает. Дети всё чаще и чаще появляются на свет нежизнеспособными, многие болеют, умирают в младенчестве. Через десять лет, если ничего не изменится, нас не станет. У нас лишь одна надежда – остановиться, прекратить, прервать бесконечную гонку по кругу. Поэтому мы дальше не пойдём, Курт. Мы встанем в феврале, дождёмся марта и с оружием в руках встретим людей апреля.

Курт не помнил, как дотащился до лагеря. То, что он услышал, было невозможно, немыслимо. Это было чудовищно. Этого попросту не могло быть.

Он недвижимо, опустив голову и закрыв руками лицо, просидел в шатре до вечера. Медведь пару раз пытался завести разговор, Курт не отвечал. Потом Медведь ушёл, а явившись вновь, рывком оторвал Курта от земли и выволок из шатра наружу.

Было морозно, северный ветер кашлял из леса надсадными порывами, будто страдал одышкой.

– Уходи, октябрит, – сказал Медведь. – Забирай Снежану и уходи. Я отвязал пару ездовых трирогов, отогнал их вон в тот перелесок и подседлал. Утром скажу Фролу, что ты их угнал и похитил девушку. Давай, парень, не теряй времени, уходите прямо сейчас.

– Она не пойдёт со мной, – сказал Курт.

– Пойдёт. Я прикажу, она не посмеет ослушаться – я вырастил её и воспитал, кроме меня у неё никого не осталось. Ты – хороший парень, правильный, ты её вытащишь. Мы здесь все смертники независимо от того, вернётся твой друг с оружием или нет. Хотя мне изначально было ясно, что не вернётся.

– Тогда не пойду я, Медведь, – проговорил Курт. – Не пойду, даже если ты её уговоришь. Ты бы поступил так же на моём месте. Ты не ушёл бы, зная, что твоих друзей и сородичей через несколько дней казнят. Так и передай ей. Жить в вашем шатре больше не стану. Спасибо тебе за гостеприимство. И вообще за всё.

Курт повернулся и зашагал к центру лагеря, туда, где в общем шатре содержали пленных.

Медведь, теребя бороду, исподлобья глядел ему в спину. Утром он разыскал рыжего Илью и отвёл в сторону.

– Я слыхал, у тебя были проблемы с одним из пленных? – спросил Медведь. – С тем, который потом несколько дней гостил у меня.

– Проблемы не у меня с ним, а у него со мной, – усмехнулся Илья. – Точнее, одна проблема. В том, что я проживу ещё какое-то время, а он – нет. И если его через неделю не шлёпнут, то я об этом позабочусь.

– Слушай меня внимательно, – спокойно сказал Медведь. – Шлёпнут пленных или не шлёпнут, не твоего ума дело. Но если не шлёпнут и с парнем по твоей вине что-то случится, ты переживёшь его на сутки, не больше. Ты понял?

Кровь бросилась рыжему в лицо, кулаки непроизвольно сжались. Он тяжело задышал, но смолчал.

– Ну, и прекрасно, – Медведь хохотнул и приятельски хлопнул Илью по плечу. – Я был уверен, что мы поладим.

На следующее утро выпал снег – Курт видел его впервые в жизни. Белый до боли, похожий на пух, он покрывал землю, деревья, шатры и палатки, придавая всему ненастоящий, игрушечный вид. Будто нутро детской куклы, подумалось Курту. К полудню снег стаял, но под вечер пошёл опять и укутал белым одеялом лагерь. До появления головных декабрьских кочевий оставалась всего неделя, а на день раньше истекал назначенный пленным срок.

– Ну, как было в гостях? – подсел к Курту Мартин Бреме. – Не обижали?

– Не обижали.

– Что ж выгнали? Или сам ушёл?

Курт не ответил. Воспоминания о том, что произошло днём раньше, и о том, что в тот же день было сказано, терзали его, мучили не позволяющей думать головной болью и стесняли дыхание в груди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Скажи, Мартин, – неуверенно начал Курт. – Люди зимы согрешили перед Господом, и он назначил им наказание, так? Однако в чём именно они согрешили, в заповедях не говорится. Ты как считаешь, почему?

– Нашёл пастора. – Железный Мартин пожал плечами. – Откуда мне знать. Да и какая разница, почему и как?

– Мне кажется, есть разница. Я думаю, что Господь… – Курт замолчал.

– Ну, продолжай. Что Господь?

– Я думаю, он ошибся.

Мартин крякнул.

– Когда и если вернёмся, – сказал он, – я попрошу пастора Клюге тобой заняться. Ему и расскажешь об этом. А мне не стоит, парень.

Остаток дня прошёл мучительно. Слова Снежаны «они создали учение о боге и двенадцати месяцах. Слепили вместе Ветхий и Новый Заветы, перекроили их, переврали и приспособили под себя» не шли из головы. И не шла из головы она сама. Длинные светло-русые волосы, ямочки на щеках, тугое шелковистое тело, высокая грудь. И ещё сбитое дыхание, запрокинутое лицо, обнимающие его руки, распахнутые, сжимающие его бёдра ноги. К вечеру Курт уже не верил, что всё это было на самом деле, а не пригрезилось, как бывало, когда в его сон являлась Бланка из раннего сентября.

Он промучился, не сомкнув глаз, всю ночь. К утру провалился, наконец, в сон, но не проспал, наверное, и часа – очнулся от того, что кто-то настойчиво тряс за плечо.

– Вставай уже, парень, – монотонно бубнили над ухом. – Там тебя спрашивают.

– Кто спрашивает? – Курт рывком поднялся, опёршись на руки, сел. В глазах мутилось, тощее усатое лицо Фрица Коха расплывалось в душной темноте шатра, смазывалось, щерилось, будто морда раздавленной крысы. – Кто меня спрашивает? – повторил Курт и почувствовал, как сердце вдруг, словно приготовившись к прыжку с места, замерло. А потом, оттолкнувшись от рёбер, с маху бросило себя на грудину.

– Девица спрашивает, – забормотал Кох. – Здоровенная такая, белобрысая, злющая как…

Курт недослушал, поэтому остался в неведении, как именно злюща Снежана. Оттолкнув Коха, он вскочил и ринулся на выход. Девушка ждала его у огораживающей шатёр изгороди из натянутых на колья верёвок. Посмотрела Курту в лицо и немедленно отвела взгляд.

Он шёл к ней, оскальзываясь на снегу, и не знал, как удаётся сохранить равновесие, потому что сердце наносило гулкие увесистые удары изнутри и норовило сбить с ног, а сами ноги не слушались, подламывались в коленях и не желали держать. Он брёл с опущенной головой и добирался до изгороди долго, очень долго, а когда, наконец, добрался, вцепился в ближайший вбитый в землю кол, чтобы не свалиться, и поднял взгляд.

С минуту они молча смотрели друг другу в глаза, не двигаясь, не мигая и, наверное, не дыша. Потом Снежана сделала шаг вперёд, Курт, оторвавшись от спасительного кола, шагнул навстречу. Миг спустя он прижимал её к себе, и мир закачался вдруг у него под ногами. А ещё через миг их губы встретились.

Кто-то из декабритов, хакнув, выругался за спиной, кто-то другой присвистнул, они не обратили внимания – посторонние звуки для них перестали существовать. А потом Снежана, ухватив Курта за руку, потянула его к лесу.

И мир плыл у них под ногами, и раскачивался, и кренился, и наваливался на них жаркими отчаянными валами, и захлёстывал их этими валами с головой. Мир кричал их голосами, сжимал в объятиях их руками, и их телами делал из двух одно. А ещё мир взрывался в них и, ненадолго перестав качаться и крениться, отпускал, но потом вновь начинал плыть, и подхватывал их, и на волнах уносил за собой.

– Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, – сказала Снежана, когда мир, наконец, взялся за ум и перестал вести себя неадекватно.

– Много их было? – Курта это «ни с кем» резануло по сердцу. – Ну, которых…

– Немного. За три года четверо. Мне ведь уже двадцать два, милый, я взрослая девочка. Но сейчас мне кажется, что не было никого. И ничего.

– Ничего и не было, – твёрдо сказал Курт. – Только мы с тобой. Ты… – Он осёкся.