Пепел на ветру - Мурашова Екатерина Вадимовна - Страница 25

Букинисты знают всех своих постоянных покупателей в лицо, по интересам и даже – как они платят. У них можно заказать какую-нибудь редкость или отсутствующий том в собрании сочинений. (Придет тот же папаша, посадив обалдуя под домашний арест на хлеб и воду, – ему его же томик с улыбочкой продадут и цену заламывать не станут – все мы родители, всё понимаем.) Благоволят букинисты и бедным студентам – дают нужные для экзамена книги или издание лекций напрокат без залога, по пятачку в день. И никогда за студентами книги не пропадают.

– Мне веселое чего-нибудь и умное еще. Две книжки.

Для верности Люша показывает два пальца и протискивается к самому столику, оттеснив пузатого купца-библиофила, который, пыхтя и не торопясь, подбирает книги для своей библиотеки. Уже отобрал и отложил в сторону Салтыкова-Щедрина и поварскую, богато иллюстрированную французскую книгу.

– Извольте, барышня, – усмехается букинист. – Могу для веселья предложить сочинение мадам Ле Пюль, фривольно и пикантно, с альковными приключениями…

– Чего это?

– Легкое чтение про любовь маркиза и…

– Не, про любовь мне без надобности. Мне чтобы с приключениями, с дракой…

– Господина Дюма вы, помнится, брали уже… Тогда вот сочинение Жюля Верна «Дети капитана Гранта», увлекательно весьма.

– Приключения есть?

– Сколько душа пожелает!

– А смешное?

– Конечно! Образ рассеянного ученого Паганеля…

– Беру! Теперь умное.

– «Метаморфозы» Овидия?

– Знаю… нет!

– «Золотой осел» Апулея?

– Это точно умное? Что-то название больно дурацкое…

– Тонкая ирония римлянина, барышня…

– Не поняла… Но ладно… Сколько стоит?

– За два с полтиной отдам обе.

– Два целковых, и все.

– Два и четвертак, барышня. Больше скостить никак не могу, увольте.

– Черт с вами, вот, получите!

– Как вы думаете, для кого эта девушка покупает книги? – спрашивает один букинист другого в минуту, когда нет покупателей. – Невозможно представить, что для себя.

– Вы правы. Я пытался в свое время чуть-чуть экзаменовать ее, она явно никогда систематически не училась.

– И с трудом поддерживает беседу… Может быть, книги – утешение для больного отца?

– Может быть… Но в любом случае это мужчина, потому что от традиционно дамского чтения она всегда отказывается.

– Чудаковатый хозяин? Вспомните курьез: много лет являлся неграмотный лакей с аршином в руках и требовал книги в дорогих переплетах и известного размера. За ценой не стоял. Так собирал библиотеку его барин…

– Да-да, помню, конечно… Жизнь вообще полна курьезов…

Люша между тем сидит в трактире с двумя мальчишками-огольцами[3]. В низком прокуренном зале гудят голоса, снуют торгаши с мелочным товаром, бродит вокруг столов случайно проскользнувшая нищенка с младенцем, гремят кружкой две монашки-сборщицы. Вот влетел с улицы оборванец, залпом выпил стакан водки и хотел убежать. Половые его схватили – а что с него взять? Звать городового? В углу бродяги дуются в фортунку[4], они – против. По приказу буфетчика дюжие половые-ярославцы наподдавали нахалу и пинком вышвырнули на улицу. Вслед за ним – нищенку и даже, под горячую руку, монашек. Люша и огольцы смеются – им весело от маленького происшествия.

– Ноздря с Гришкой спелись, – рассказывает она приятелям. – Третьего дня им пофартило, купца какого-то раздели, болтают, на шесть тысяч, почин знатный, значит, будут еще дела… Пока на «мельнице» не продулись, я Гришку пощипать за свой интерес хочу…

– Верно, Люшка! Давай щипай его!

Огольцы слушают ее новости про воров из «Каторги» с горящими от возбуждения глазами. Им лет по тринадцать-четырнадцать, но каждый мечтает когда-нибудь стать фартовым. Один – сирота, родился и вырос на Хитровке, другой восьми лет отдан был из деревни в мальчики к портному, но не выдержал положенных пяти лет голода, холода и битья, повстречал шайку огольцов и прибился к ним, сбежав от хозяина.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– А чего звали-то меня? – спрашивает Люша. – Дело какое? На стреме где постоять?

– Ах! Забыл! – Старший из огольцов картинно хлопает себя по лбу. – Тебя ж ажник со среды господин разыскивает. Приличный на вид и не злой. Доктор, кажется, – вон, Алешке мазь от коросты дал. Вынь да положь ему Люшку! Не бойтесь, говорит, я ей плохого не сделаю… Чего у тебя с ним, Люшка, а? Стибрила у него вещь какую? А как он узнал?

– Или, может, у вас енто – любовь?! – добавил второй оголец и мелко захихикал.

Люша быстро вытянула над столом руку и, прежде чем мальчишка успел отклониться, щелкнула его по лбу.

– А не пошел бы он, дохтур, куда Макар телят не гонял… – оскалилась она и тут же непоследовательно спросила у старшего: – Так где ж он теперь?

– Да вон за столом сидит, чай пьет, – усмехнулся мальчишка и пальцем указал в угол, где за столом действительно сидели Аркадий и Лука Камарич.

Люша встала, начала рыться в кармане юбки, чтобы заплатить за чай.

– Не ищи, Люшка. Мы уплотим, нам дохтур денег дал, – сказал старший. – Пойдешь к нему? Или уж беги совсем, а мы его тут подзадержим. Не думай: мы ему, где у тебя нора, не заложили, только то, что ты книжки ходишь у букинистов покупать.

– Пойду поздоровкаюсь, что ж теперь… – сквозь зубы сказала Люша.

Аркадий поднялся навстречу девушке. Сказать по чести, он ее не сразу и узнал. Длинная темная юбка, длинный, явно перелицованный из мужского пиджак, пышные волосы как крышкой прикрыты маленькой шапочкой. В руках – книги и маленькая муфта из беличьего меха. В этом облике Люша выглядела года на три-четыре старше, чем ему показалось в прошлый раз. Весь его тщательно подготовленный зачин разговора сразу оказался неуместным. Эта невысокая серьезная девушка с темными тенями вокруг светлых глаз никак не связывалась в его мозгу с отчаянным баррикадным мальчишкой-гаврошем. И уж тем более с обнаженным ребенком, прятавшимся под его одеялом со старой куклой в обнимку…

– Куклу твою не верну, – вымолвила Люша, глядя прямо в глаза Аркадия. – Продала уже.

Зрачки у нее были острые, как булавки. Взгляд неприятно-голый.

– Не в кукле дело, – сказал Аркадий. – Мы с тобой тогда не договорили до конца… Как, кстати, твоя нога? Не болит?

– Как созрело, выпила водки и резнула ножом, – равнодушно отчиталась Люша. – Вытекло все и зажило как на собаке.

– Господи, Люша! – поморщился Аркадий. – Это же опасно, нужна дезинфекция…

– Я знаю, – важно кивнула девушка. – У нас в Кулаковке прежде фельдшер жил. Той зимой по пьянке в канаве замерз. Он, как выпьет немного и до того, как свалится, нас завсегда учил, как надо лечить. Мы слушали. Так нож Марыська на огне прокалила. А водку не только внутрь, но и снаружи рану полили…

Аркадий промолчал, ясно представив себе картину «операции».

– Так о чем нам еще с тобой говорить-то? – напомнила Люша.

– Я… мне кажется, что, раз уж все так вышло, нам с тобой нужно познакомиться поближе. Мне интересно…

– Но мне-то нимало не интересно! – перебила Люша. – С этим как?

– Это просто невежливо, Люша, – улыбнулся Аркадий. – Все-таки я как-никак спас тебе жизнь…

Люша несколько раз моргнула. Длинные ресницы казались синими. Тот же синий отблеск промелькивал и в волосах, выбивающихся из-под шапочки.

– Ага, – сказала она. – Вот это понятно. Да еще и куклу памятную продала. За мной долг. Ты хочешь, чтобы я тебе его вернула, так?.. Подожди! Сама скажу! Я знаю, что у вас, у господ, эдак не принято, но лишних слов тоже не люблю. Они щекотятся… Значит, так: в квартиру я к тебе больше не пойду, для меня там след нехороший остался. А сейчас мы с тобой пойдем на Грачевку во флигель, там у меня знакомая есть, и номера недорогие. На два часа комнату возьмем – нам ведь хватит, ага? Для тебя там, конечно, не очень чисто покажется, но я Фросю попрошу, она специально для ентого случая дезинфекцию карболкой сделает. – Девушка растянула в холодной улыбке синеватые, словно изморозью покрытые губы, обозначая собственную шутку. – Там надо обязательно вино заказать, но тебе это все ничего стоить не будет, а я им потом все оплачу или отработаю – это уж как выйдет. Только учти – я вообще-то не по этому делу, а больше по воровскому, так что особо изысканных утех не ожидай… Ну что, зови полового, плати, и пошли, что ли? Чего тянуть?