День поминовения - Кристи Агата - Страница 12

Часто, глядя через стол на жену, он с нежностью думал о том, что она идеальная спутница. Ему нравились в ней и чистые линии лба и шеи, и красиво посаженная голова, и прямой взгляд карих глаз под ровными бровями, и чуть надменный орлиный нос. Она напоминала скаковую лошадь – такая же холеная, породистая, гордая.

Она была прекрасной собеседницей. Они думали одинаково и одновременно приходили к одному и тому же решению. Что и говорить, Стивену Фарадею, с его безрадостным детством, крупно повезло: его жизнь складывалась именно так, как ему когда-то мечталось. В тридцать один год успех уже лежал у него на ладони.

В самом радужном настроении он отправился с женой на две недели на курорт в Сент-Мориц[35] и в вестибюле своей гостиницы увидел Розмэри Бартон.

Он так никогда и не понял, что произошло с ним в тот момент. Как будто по законам драматического искусства сцена, когда-то разыгранная им перед другой женщиной, повторилась – и обернулась против него. Он влюбился с первого взгляда, влюбился отчаянно, до умопомрачения. Это была какая-то неистовая, щенячья влюбленность, которой он должен был бы переболеть много лет назад.

Он никогда не причислял себя к натурам увлекающимся. Две-три кратковременные связи, ни к чему не обязывающий флирт – к этому до сих пор сводилось все его представление о так называемой «любви». Эротика его не привлекала. Он убеждал себя, что для всего этого слишком брезглив.

Если бы его спросили, любит ли он свою жену, он ответил бы: «Несомненно». Однако он прекрасно знал, что ему и в голову не пришло бы жениться на ней, будь она, к примеру, дочерью разорившегося помещика. Она ему нравилась, он восхищался ею и испытывал к ней чувство глубокой привязанности, а также искренней благодарности за то положение, которое дал ему брак с ней.

Для него было неожиданным откровением, что он мог влюбиться, как зеленый юнец, мучительно и безнадежно. Он ни о чем не мог думать, кроме как о Розмэри. Перед ним все время стояло ее очаровательное, смеющееся лицо, каштановые волосы, прелестная фигура. Они вместе ходили на лыжах, танцевали по вечерам. Прижимая ее к себе во время танца, он сознавал, что хочет ее больше всего на свете и что эта мука, эта саднящая, ноющая боль и есть любовь.

Бартоны уехали за неделю до Фарадеев. Вскоре после их отъезда Стивен заявил Сандре, что Сент-Мориц довольно унылое место, и предложил сократить их пребывание на курорте. Сандра охотно согласилась. Через неделю после их возвращения в Лондон Стивен сделался любовником Розмэри.

Странное, экстатическое, сумасшедшее время, лихорадочное и какое-то нереальное. Сколько оно длилось? Самое большее – полгода. Полгода, на протяжении которых Стивен продолжал работать как обычно: посещал избирателей, задавал вопросы в парламенте, выступал на митингах, разговаривал о политике с Сандрой и думал все время только об одном – о Розмэри.

Их тайные свидания в небольшой, специально снятой квартире, красота Розмэри, его нежность и страсть, ее ответные объятия – все это было похоже на сон, горячечный, бредовый сон.

И после сна пробуждение.

Оно наступило внезапно – так выходят на яркий свет из туннеля. Еще вчера он был страстным любовником, а сегодня стал прежним Стивеном Фарадеем, и ему пришло в голову, что, пожалуй, им с Розмэри не следует так часто встречаться. Ведь если подумать, они все время вели себя на редкость неосторожно. Что, если Сандра что-нибудь заподозрит? Он украдкой взглянул через стол на жену. Слава богу, она ни о чем не догадывается. Она далека от таких мыслей. А между тем в последнее время причины, которые он придумывал, чтобы улизнуть из дому, становились все менее убедительными. Другая женщина давно бы почуяла, что здесь дело нечисто. К счастью, Сандра не подозрительна.

Он перевел дыхание. Да, они ведут себя крайне неосмотрительно. Еще чудо, что муж ничего не знает. Недалекий, простоватый малый. К тому же намного старше Розмэри.

Но до чего же она прелестна…

Неожиданно он подумал о том, как хорошо было бы поиграть в гольф. Свежий ветер над дюнами, пробежка по полю, напряжение всех мускулов и затем точно рассчитанный удар. Одни только мужчины – никаких женщин.

Он спросил Сандру:

– Мы не могли бы поехать в Ферхейвен?

Она удивленно посмотрела на него:

– Ты хочешь поехать? А как же дела?

– Я мог бы освободиться на недельку. Хочется поиграть в гольф, а то я совсем засиделся.

– Мы можем уехать хоть завтра. Только мы пригласили в гости Астлеев – нужно будет предложить им другой день, и еще мне придется отменить митинг во вторник. А как быть с Ловатами?

– Давай их тоже отменим. Придумаем какой-нибудь предлог. Мне так хочется уехать.

В Ферхейвене царил покой. Никого, кроме Сандры и собак; целые дни на веранде или в старом саду, обнесенном высокой стеной; гольф в Сэндли-Хит и прогулки под вечер на ферму с Мак-Тавишем.

Стивен чувствовал себя как человек, выздоравливающий после долгой тяжелой болезни.

Однажды утром он был неприятно поражен, увидев на конверте почерк Розмэри. Он просил ее не писать. Это было слишком рискованно. Сандра, конечно, не станет любопытствовать, от кого он получает письма, но все равно лучше соблюдать осторожность. Слугам не всегда можно доверять.

Он унес письмо в кабинет и с раздражением вскрыл конверт. Господи, сколько страниц! Целый фолиант!

Он начал читать и вновь очутился во власти прежних чар. Она безумно его любит, еще сильнее, чем раньше, для нее невыносима даже пятидневная разлука. А как он? По-прежнему ли ее любит? Скучает ли Леопард по своему Эфиопу?

Он улыбнулся и вздохнул. Смешно! В свое время он подарил ей мужской халат с пятнистым узором, который ей вдруг понравился. Они вспомнили сказку Киплинга «Как Леопард менял окраску»[36]. «Но я не хочу, чтобы ты, как Эфиоп, меняла кожу», – сказал он ей тогда. После этого она стала называть его Леопардом, а он ее – своим Черным Красавцем.

Ужасно глупо, просто безумно глупо – исписать столько страниц! Все это очень трогательно, но тем не менее зря она послала письмо. Надо же немножко соображать! Сандра не из тех, кто станет закрывать глаза на такие вещи. Письма – штука опасная. Он же ее предупреждал. Почему она не может подождать до его возвращения? Ведь они увидятся через каких-нибудь два-три дня.

На следующее утро за завтраком он обнаружил около своего прибора еще одно письмо. На этот раз он выругался про себя. Ему показалось, что взгляд Сандры на секунду задержался на конверте. Она не сказала ни слова. Какое счастье, что она не из тех жен, которые интересуются корреспонденцией мужа!

После завтрака он поехал в ближайший городок, расположенный в восьми милях от Ферхейвена. Он не решился заказать междугородный разговор из деревни. К телефону подошла Розмэри.

– Алло, это ты, Розмэри? Не надо мне больше писать.

– Стивен, милый, как я рада слышать твой голос!

– Будь осторожна, дорогая, тебя никто не слышит?

– Конечно, нет. Родной мой, как я соскучилась! А ты?

– Да, конечно, но только, ради бога, не пиши. Это рискованно.

– Ты был рад моему письму? Тебе не казалось, когда ты его читал, что я рядом? Как мне хочется, чтобы мы никогда не расставались! А тебе?

– Разумеется, только это не телефонный разговор.

– Ты просто до смешного осторожен. Чего нам, собственно, бояться?

– Я думаю прежде всего о тебе, Розмэри. Я не прощу себе, если из-за меня у тебя будут неприятности.

– Мне все равно, что со мной будет. Ты это прекрасно знаешь.

– Зато мне не все равно, родная.

– Когда ты вернешься?

– Во вторник.

– А в среду встретимся в нашей квартире?

– Да… М-м… Ну хорошо.

– Милый, я просто не могу дождаться. А ты не попробуешь приехать сегодня? Выдумай какой-нибудь предлог, Стивен. Ну пожалуйста. Скажи, что у тебя заседание или еще что-нибудь.