Земля сияющей власти - Алексеев Сергей Трофимович - Страница 8

Бандитские кланы, собравшись под крепостными стенами «Валькирии», вели себя так, как стая волков над единственным беззащитным ягненком. Они не собирались штурмовать фирму, хотя насмерть перепуганная охрана день и ночь сидела с пулеметами на чердаках и сторожевых вышках; крутые бритоголовые русские мужики с золотыми цепями на крепких шеях угрожали оружием только друг другу, поскольку никак не могли поделить меж собой золотого тельца. Назревала кровопролитная разборка – место в Подмосковье было подходящее для войны, отдаленное и глухое, к тому же милиция к таким крупным тусовкам и на выстрел не приближалась. Паханы, сойдясь на майдане, никак не могли договориться, и обстановка нагревалась с каждым часом. Многочисленные шайки кое-как разобрались по интересам и территориальной принадлежности, таким образом создав две враждующие стороны. Братки уже в открытую разгуливали с автоматами, обряжались в бронежилеты, делились патронами, ручными гранатами, потягивали «смирновскую» и ширялись героином. И вот в самый критический момент, когда схватка казалась неизбежной, в обоих лагерях противников сначала возник глухой и маловразумительный ропот, затем злобное и бессильное недовольство. А через несколько минут братва попрятала оружие, расселась по машинам и, обгоняя друг друга, умчалась в сторону столицы.

Отслеживая ситуацию возле «Валькирии», Воробьев от такого оборота пришел в недоумение – вести радиоперехват он не мог, а создавалось полное впечатление, что паханы противостоящих сторон получили то ли команду по радио, то ли весьма серьезное предупреждение. И в самом деле, спустя полчаса с разных сторон к стенам фирмы «Валькирия» внезапно выдвинулся многочисленный эмвэдэшный спецназ, поддерживаемый БТРами и плотными цепями ОМОНа, а в воздухе начал барражировать «крокодил» – пятнистый военный вертолет с ракетными подвесками. Закованные в броню и сферические каски, вооруженные до зубов бойцы встали под стенами и выставили боевую технику, взяв в кольцо всю территорию фирмы.

Это могло означать, что Великая тройка по собственной инициативе приняла «Валькирию» – фирму Интернационала – под свою «крышу». Триумвират очень хотел быть нужным «новому мировому порядку», поскольку тем, кто имел с ним связь, и будет принадлежать власть в России.

И Арчеладзе своим объявлением в рекламной газете невольно способствовал этому.

Следовало полностью менять тактику войны. Либо отказываться от нее вообще. Полковник распорядился продолжать вести наблюдение за Каузерлингом и, не предпринимая больше никаких действий, лечь на дно в «Душегрейке»: такое название база получила из-за того, что в подземельях всегда было прохладно и приходилось зимой и летом носить меховую безрукавку.

Сам же Арчеладзе вышел в город через станцию метро и на городском транспорте поехал к Капитолине, с которой не виделся две последние недели…

В ту памятную ночь, когда Капитолина сбежала с конспиративной квартиры, куда ее определил бывший муж – «папа», Арчеладзе сам встретил ее на подходе к дому и отвез к кинотеатру «Россия», как условились по телефону от имени женщины с вишневыми глазами – Надежды Петровны Грушенковой. От кинотеатра он еще раз позвонил, и ему назвали новое место встречи, на Малой Грузинской. Полковник ожидал, что адресов будет еще несколько: таким образом загадочные «люди из будущего» проверяли его лично и отслеживали, нет ли «хвоста». И надо сказать, использовали методику вполне обыкновенную и устаревшую. Однако на этом все и закончилось, и сама передача Капитолины произошла как-то примитивно: на Малой Грузинской к машине Арчеладзе подошла старушка – эдакий «божий одуванчик» с кошелкой в руке, легонько постучала в стекло:

– От Надежды Петровны ты звонил?

Полковник не ожидал, что все будет так просто, к тому же вспомнил, что не сообщил по телефону ни марку, ни номер машины. И вообще никаких примет!

– Я звонил, – признался он, ощущая непривычное оцепенение.

Старушка открыла дверцу, взяла за руку Капитолину и медленно удалилась за угол дома. Несколько мгновений Арчеладзе сидел в полной растерянности и, опомнившись, побежал к дому, за которым только что скрылись женщины: хотелось сказать какие-то слова, может, попрощаться на всякий случай. Но Капитолина и этот «божий одуванчик» будто испарились! Войти в дом не могли – подъезды с другой стороны, – свернуть в сторону или спрятаться абсолютно негде.

Потрясенный такими обстоятельствами, он около получаса находился в странном состоянии забывчивости, вел машину, как «чайник», и никак не мог вспомнить, куда сейчас надлежит ехать. И когда вернулась привычная ясность ума, он в первую очередь стал звонить по радиотелефону. После третьего гудка ответил прежний женский голос, вежливо-спокойный, почти без интонаций. Арчеладзе, даже не назвав себя, попросил пригласить Капитолину и через несколько секунд услышал ее.

– Тебе там хорошо? – спросил он. – Если не можешь говорить все как есть, говори иносказательно, я пойму.

– Да нет, все хорошо, – чуть ожившим голосом ответила она. – Мне здесь стало легче, я даже смогла поесть…

Содержатель конспиративной квартиры, где прятали Капитолину, вероятно, решил, что заложница «папы» – женщина легкого поведения и с ней можно нескучно проводить время. Она мгновенно сообразила, что это способ вырваться из заточения, подыграла хозяину и увлекла его в ванную комнату. Там уложила здоровенного охранника в горячую пенную ванну, разделась сама и сунула в воду включенный в сеть фен для сушки волос…

Когда Воробьев добрался-таки до этой квартиры, содержатель был еще теплым, без трупного окоченения.

Ужас от содеянного у Капитолины наступил позже, когда на подходе к дому ее встретил Арчеладзе: сначала была истерика, со слезами и судорожной дрожью, затем – тупое безразличие и бесчувственность. Взгляд остановился, остекленели глаза…

Неизвестно каким образом, но в этом неведомом доме, где был установлен контактный телефон, за полчаса в нее смогли вдохнуть жизнь. Потом он еще несколько раз звонил Капитолине – в «Душегрейке», в этом царстве телефонных кабелей, со связью не было проблем, – она уже казалась ему спокойной и радостной, по крайней мере таким был голос…

На сей раз Арчеладзе вышел из нижнего мира поздним вечером и позвонил Капитолине, надеясь на встречу и хотя бы на одну ночь, проведенную на белом свете.

Ответил уже знакомый женский голос, хозяйка которого узнавала его с первых звуков, так что не было нужды представляться.

– К сожалению, она не может подойти к телефону, – был ответ.

– Почему? – непроизвольно изумился Арчеладзе, ощущая пока еще неясный приступ тоски.

– Капитолина работает, – сообщили ему. – Но расстраиваться не нужно. Она сегодня сама придет.

– Куда – придет?

– Туда, где ты сейчас живешь, – невозмутимо ответила женщина. – Жди ее у себя.

Арчеладзе повесил трубку и некоторое время тупо смотрел на телефон-автомат, пытаясь сообразить, что ему делать и что значит весь этот странный диалог. Звонил он из того же метро, откуда поднялся наверх, и потому, даже не выходя за двери, сбросил жетон и поехал вниз. Вход в нижний мир столицы – один из доброй тысячи – начинался из туннеля метро, и, чтобы добраться к нему, следовало пропустить электричку, спрыгнуть с платформы и бежать в полной темноте четыре с половиной минуты. В дневное время за один бросок сделать это было невозможно, приходилось пропускать встречную, уцепившись за кабели на стене, чтобы не сорвало ветром. И всегда была опасность: машинисты электрички непременно докладывали службе безопасности метро, что в туннеле видели человека. Поэтому надежнее было выходить на белый свет поздно вечером, когда интервал движений увеличивался до пяти минут. Арчеладзе благополучно преодолел дистанцию, открыл магнитной карточкой замок двери, замаскированной под вспомогательный сегмент крепления туннеля, и до того, как впереди вспыхнет свет поезда, успел скрыться от глаз наблюдательных машинистов, часть из которых определенно работали на службу, являясь негласными охранниками подземных коммуникаций.