Жила-была женщина, которая хотела убить соседского ребенка (сборник) - Петрушевская Людмила Стефановна - Страница 16

– Слышите меня, откройте глаза! – сказал кто–то.

Он с трудом разлепил веки и увидел, как в тумане, разъехавшееся вширь лицо молодого доктора.

– Я вас слышу, – ответил отец.

– Какая у вас группа крови?

– Такая же как у дочки.

– Вы уверены?

– Да, это точно.

Тут же его подвезли куда–то, перевязали жгутом левую руку, ввели в вену шприц.

– Как она? – спросил отец.

– То есть, – занятый делом, тоже спросил врач.

– Жива?

– А как вы думали, – мельком ответил врач.

– Жива?!

– Лежите, лежите, – воскликнул милый доктор.

Отец лежал, слыша, как рядом кто–то хрипит, и плакал.

Потом уже хлопотали над ним, и он опять уехал куда–то, опять было зелено кругом, но тут его разбудил шум: дочь, лежа на соседней койке, громко хрипела, как будто ей не хватало воздуха. Отец смотрел на нее сбоку. Ее лицо было белым, рот приоткрылся. Из руки отца в руку дочери шла живая кровь. Он сам чувствовал себя легко, он торопил ход крови, хотел, чтобы она вся излилась в его ребенка. Хотел умереть, чтобы она осталась жива. Затем он оказался все в той же квартире, в огромном сером доме. Дочери не было. Он тихо пошел ее искать, осмотрел все углы этой роскошной квартиры со многими окнами, но никого живого не нашел. Тогда он присел на тахту, а потом прилег. Ему было спокойно, хорошо, как будто дочь уже устроилась где–то, живет в радости, а ему можно и отдохнуть. Он (во сне) стал засыпать, и тут появилась дочь, вихрем вступила в комнату, сразу оказалась рядом как вертящийся столб ветра, завыла, затрясла все вокруг, впилась ногтями в сгиб его правой руки, так что вошла под кожу, сильно закололо, и отец закричал от ужаса и открыл глаза. Врач только что вколол ему в вену правой руки укол.

Девочка лежала рядом, дышала тяжело, но уже не так скрипела. Отец привстал, опершись на локоть, увидел, что его левая рука уже свободна от жгута и перебинтована, и обратился к врачу:

– Доктор, мне надо срочно позвонить.

– Что звонить, – откликнулся доктор, – пока звонить нечего. Ложитесь, а то и вы у меня… поплывете…

Но перед уходом он дал все–таки свой радиотелефон, и отец позвонил домой жене, однако никого не было. Жена и теща, видимо, рано утром одни поехали в морг и теперь метались, ничего не понимая, где труп ребенка.

Девочке было уже лучше, но она еще не пришла в сознание. Отец старался остаться рядом с ней в реанимации, делая вид что умирает. Ночной доктор уже ушел, денег у несчастного больше не было, однако ему сделали кардиограмму и пока оставили, видимо, ночной доктор о чем–то все–таки договорился, или же кардиограмма была плохая.

Отец размышлял о том, что предпринять, – спуститься вниз он не мог, звонить не разрешали, все были чужие, занятые. Он думал, что же сейчас должны чувствовать его две женщины, его «девочки», как он их называл всех скопом – жена и теща. Сердце его сильно болело. Ему поставили капельницу, как и девочке.

Затем он заснул, а когда проснулся, дочки рядом не было.

– Сестра, а где девочка, здесь лежала?

– А что вы интересуетесь?

– Я ее отец, вот что. Где она?

– Ее повезли на операцию, не волнуйтесь и не вставайте. Вам нельзя.

– А что с ней?

– Не знаю.

– Милая девушка, позовите доктора!

– Все заняты.

Рядом стонал старик, за стеной кто–то, похоже что молодой врач, видимо, проделывал какие–то манипуляции со старухой и переговаривался с ней как с деревенской дурочкой, громко и шутливо:

– Ну… Бабуля, супу хочешь? (Пауза.) Какого супу хочешь?

– Мм, – мычала старуха каким–то нечеловеческим, жестяным голосом.

– Хочешь грибного супу? (Пауза.) С грибами хочешь? Ела с грибами суп?

Вдруг старуха ответила своим жестяным басом:

– Грибы… с рогами.

– Ну молодец, – крикнул врач.

Отец лежал и беспокоился, где–то делают операцию его девочке, где–то сидит ополоумевшая от горя жена, рядом дергается теща… Его посмотрел молодой врач, опять сделали укол, наступил сон.

Вечером он тихо встал и, как был, босой, в одной рубахе, пошел вон. Добрался до лестницы незамеченным и пошел вниз по холодным ступеням, как привидение. Спустился до подвального коридора, пошел по стрелке, на которой было написано «Отделение патанатомии».

Тут его окликнул какой–то тип в белом халате:

– Больной, вы что тут?

– Я из морга, – вдруг ответил отец, – я заблудился.

– Как это из морга?

– Я вышел, но там остались мои документы. Я вернулся, но где это?

– Ничего не понимаю, – сказал этот белый халат, взял его под руку и повел по коридору. А потом все–таки спросил:

– Вы что, встали?

– Я оживел, никого не было, пошел, а потом решил все же вернуться, чтобы зафиксировали.

– Чудно, – ответил провожатый.

Они пришли в отделение, но там их встретил матом фельдшер. Отец выслушал все его возражения и спросил:

– И дочь моя здесь, она должна была поступить после операции.

Он назвал фамилию.

– Да нету, нету ее! Все мозги проели! Утром искали! Нет ее! Всех тут раком поставили! Этот еще психбольной! Из дурдома сбежал, что ли? Откуда он?

– Там в переходе между корпусами пасся, – ответил белый халат.

– Да вызывай ты охрану, – опять заматерился фельдшер.

– Дайте мне позвонить домой, – попросил отец. – Я вспомнил, я в реанимации лежал на третьем этаже. Память отшибло, я после взрыва на Варшавке сюда попал.

Тут белые халаты замолчали. Взрыв на Варшавке произошел сутки назад. Его, дрожащего, босого, отвели к столу, где стоял телефон.

Жена взяла трубку и тут же стала рыдать:

– Ты! Ты! Где ты бродишь! Ее труп увезли, мы не знаем куда! А ты шляешься! И ни копейки в доме! Даже на такси не могли найти! Ты забрал, да?

– Я, я был без сознания, попал в больницу в реанимацию…

– Где, в какую?

– В ту же, где была она…

– А где она? Где? – выла жена.

– Я не знаю, я сам не знаю. Я совсем раздетый, привези мне все. Стою тут в морге босиком. Это какой номер больницы?

– А что тебя туда понесло, ничего не понимаю, – продолжала рыдать жена.

Он дал трубку белому халату. Тот спокойно, как ни в чем не бывало, сообщил адрес и повесил трубку.

Фельдшер принес ему халат и какие–то стоптанные, корявые тапки, пожалел, видимо, живого человека, и отправил к посту охраны.

Туда приехали жена и теща с распухшими, похожими старыми лицами, одели его, обули, обняли, наконец выслушали, счастливо плача, и все вместе стали ждать на диванчике, потому что им сказали, что их девочке сделали операцию и она в реанимации и что положение средней тяжести.

Через две недели она уже начала ходить, отец водил ее гулять по коридорам и все время повторял, что она была жива после взрыва, это просто шок, шок. Никто не заметил, а ему сразу стало ясно.

Правда, он молчал насчет того сырого человеческого сердца, которое ему пришлось съесть, чтобы его не съела она. Но ведь то же было во сне, а во сне не считается…

Тень жизни

Сейчас это вполне взрослая, высокая замужняя женщина, а была сирота при бабушке, бабушка взяла ее к себе, когда мать исчезла, бывают такие случаи: человек исчезает. Отец исчез еще раньше, когда девочке было пять лет, на похороны ее не взяли, она думала: пропал, и очень боялась за мать, буквально цеплялась за нее, если мать вечером уходила; не плакала – не была вправе плакать, мать ее не баловала; тихая, скромная росла и дождалась, что мать действительно исчезла, и в свои девять лет девочка переночевала одна, накрывшись маминым халатом, утром умылась и как была, в том же платье, пошла в школу. Соседи заметили неладное через два дня, девочка перестала ходить в школу, из комнаты раздавались странные звуки, как будто кто–то смеется, а на кухне ничего не варилось, никто не выходил, в том числе и мать этой маленькой Жени. Соседка добилась от девочки признания в том, что она не ела ничего два дня и что матери нет. Все забегали, отбили бабушке телеграмму, и бабушка среди зимы забрала из маленького города на реке Оке свою внучку и отвезла ее к себе в курортный городишко у моря.