Мир фантастики 2014. На войне как на войне - Дивов Олег Игоревич - Страница 3

– Сейчас сам пойду, – сказал он, и тут же стал струей дыма, клубящегося под потолком. Дым проскользнул в печное поддувало, втянулся туда целиком. Нефедов проскользнул к оконцу, осторожно выглянул.

– Твою мать… – пробормотал он.

– Что там?

– Сам посмотри, – Степан кивнул Никифорову, и тот одним глазом глянул, оставаясь за бревнами.

Немцы были совсем близко, перебежками окружали баню. Труп одного из них, подстреленного Тэссэром, валялся на траве, каска откатилась в сторону, из развороченной глазницы сочилось кровавое месиво. Черная дымка скользнула к нему, втянулась в раскрытый предсмертной конвульсией рот. Труп дернулся. Солдаты, уже оставившие его за спинами, этого не видели – отстегивали с ремней и доставали из подсумков гранаты, готовясь забросать ими баню.

Мертвый солдат медленно встал, его руки цепко ухватили автомат, поменяли пустой магазин. Скрюченные пальцы оттянули и отпустили затвор. Услышав лязг, один из немцев оглянулся, вскрикнул не своим голосом.

– Пригнись! – Нефедов оттолкнул колдуна от оконца.

За стенами бани ударила длинная очередь – весь рожок автомата вылетел в секунды, кто-то заорал, захрипел, падая на землю. Старшина снова выглянул наружу. Мертвецов прибавилось, а посреди огорода под выстрелами дергался труп, истекая черным дымом. Пронзительные вопли на немецком прекратились, когда дважды покойник снова рухнул на землю, превратившись в мокрое решето.

– Хорошо он их, – хмыкнул Степан. Дым уже сочился из печки, снова собираясь в чернобородую фигуру.

Теперь банник был совсем черен лицом, глаза потускнели.

– Тяжело, – выговорил он медленно. – Внутри быть тяжело.

Пули – измятые, исковерканные – заскакали по половицам, горохом посыпались из рукавов исподней рубахи. Банник остановил неподвижный взгляд на Никифорове, который умоляюще подался вперед, точно просил о чем-то.

– Можно… – прошептал он. – … иди сюда.

Колдун шагнул вперед и протянул руки. Банник цепко ухватился за его кисти длинными пальцами. И словно взорвался, охватив со всех сторон черным студнем тумана.

– А-а-а! – Никифоров протяжно взвыл, упал на спину, выгнулся так, что пятками и лбом коснулся досок. Руки он выбросил в стороны, и оцепеневший Нефедов увидел, как скрюченные пальцы раз за разом пробивают дыры в толстом дереве. Потом Андрей перекатился на бок, встал. Поглядел на старшину глазами, затянутыми кровавой пеленой. И шагнул к двери.

– Куда! – Конюхов рванулся вперед, зашипел от боли в плече, когда Степан резко его осадил, дернув обратно.

– Ждем! – яростно приказал он.

Никифоров, волоча ноги, вышел во двор – и был встречен выстрелами в упор. Но вокруг колдуна уже ворочалось пыльное облако, разраставшийся смерч подметал траву, вырывая ее с корнем, перемешивая с землей, – и пули канули в этом облаке. Немцы пятились, заслоняя лица от пыли и хлещущей травы.

Пронзительно заскрипела дверь бани, и Степан увидел, как толстые ржавые гвозди, щедро вколоченные в нее когда-то давным-давно, медленно разгибаются, с визгом выползают из досок наружу. Но автоматы на это никак не реагировали, оставаясь висеть на ремнях.

– Чудеса, – старшина привалился к стене.

Грохнул взрыв, по бревнам стегнули осколки гранаты. Дверь окончательно развалилась, зазвенели петли, гвозди исчезли в крутящемся облаке. На полуразрушенной избе поодаль просела крыша, повалились ничем больше не поддерживаемые дверные косяки.

– Башку пригни! – Нефедов силой повалил Якупова, который все порывался стрелять в немцев. – Куда палить собрался? Видишь, что с пулями творится?!

Ласс, Тар'Наль и Тэссэр аккуратно убрали винтовки за спины, прижались к полу, отвернув лица от вихря. Степан, не поднимая головы, пошарил рукой по лавке, сунул руку в карман штанов, где звякнули обереги. На ощупь сломал один из них, сунул в рот.

Мир полыхнул холодным оранжевым пламенем. Фигуры немцев засветились тревожно-багровым, мечущимся, – а кокон вихря истончился, став почти невидимым. И прямо посреди него Нефедов увидел фигуру с раскинутыми руками – ослепительно-белую, обросшую, точно черными иглами, гвоздями. Остриями наружу.

Он выплюнул пластинку, сильнее вжался в пол бани. Воздух взвыл и оглушительно лопнул, бревна затряслись, из пазов посыпалась моховая труха. Сильно и часто застучало по дереву, точно сотни молотков одновременно грохнули с размаху.

Тишина

Потом Степан поднялся на ноги и вышел из бани, держа наготове «парабеллум». За ним начали выбираться остальные, щурясь на солнце, показавшееся из разрыва в облаках.

Сначала старшине показалось, что живых во дворе нет. Повсюду валялись трупы немцев – истыканные, насквозь пробитые гвоздями, торчащими в головах, руках, ногах… Трава на огороде осталась только по углам, а посредине чернела голой, точно вспаханной землей проплешина, в центре которой, раскинув руки, лежал Никифоров и очумело смотрел в небо.

– Живой? – Нефедов в два прыжка добежал до него, опустился рядом на колени. Колдун помолчал, подумал.

– Ага… – неуверенно сказал он и попытался подняться. С первого раза не получилось, но упрямый Никифоров все-таки сел и затряс головой.

– Едреный стос, – тоненько протянул он, оглядывая поле боя. – Кто это их так?

– Не помнишь, что ли? – Подоспевший Санька Конюхов помог колдуну подняться на ноги и картинно осмотрел его, поворачивая здоровой рукой то туда, то сюда. – Это ж ты был! Как завыл, как выскочил во двор! Я лежу мордой вниз и думаю – ну все, хана, прощай, родина, Андрюха разозлился…

– Да ну тебя! – разозлился Никифоров. – Я по-человечески спрашиваю!

– Ты их, Андрей, ты, – Степан похлопал его по плечу и тут же насторожился, дернул стволом пистолета в сторону. Из-за угла бани, кряхтя и волоча ногу, выполз Женька Ясин.

– Жека! – радостно заорал Конюхов, побежал навстречу. – Живой!

– Оглушило меня, – начал оправдываться Ясин, глядя попеременно то на изумленного старшину, то на Саньку. – Товарищ старшина, товарищ сержант, я не специально… успел одного фрица подстрелить, а тут пуля… Лоб оцарапала, а мне показалось, будто лошадь копытом!

– Живой, живой, зараза! – Конюхов, не слушая лепечущего Ясина, тряс его за плечи так, что здоровенный парень мотался как тонкая осинка.

– Э, совсем сдурел Саня! – Файзулла Якупов стоял на пороге бани и улыбался хитро. Он уже успел набить трубочку и теперь пускал в небо колечки дыма. – Совсем парня угробишь, дурной…

– Что было-то? – не унимался за спиной у Степана уже совсем очухавшийся Никифоров, который уселся на пень и растерянно стряхивал землю с подштанников. Что-то в нем выглядело странно. Старшина пригляделся внимательнее и только сейчас заметил, что оберег, который висел на шее колдуна, исчез бесследно – остался только длинный багровый ожог там, где была железная цепочка и фигурка ворона. Он уже собирался рассказать, но тут Конюхов откашлялся и подбоченился.

– Значит, дело было так, Андрей…

Тэссэр и Ласс за его спиной переглянулись с одинаковым выражением и пожали плечами. Ласс сделал вид, что затыкает уши. Потом альвы демонстративно повернулись и удалились.

– Ну все, погнал сержант, – сокрушенно сказал Ясин. – Теперь не остановить. А я все это видел, сейчас припоминаю. Как меня эти гвозди не задели – ума не приложу, я ж даже не прятался, просто валялся как дурак. Будто кто-то за угол оттянул…

Нефедов вздрогнул.

– Вот что, мужики! – На его окрик повернулись все, Конюхов осекся на полуслове, даже альвы замедлили шаг. – Значит, все понимают, кто нам помог? Даже ты, Файзулла?

Якупов вытащил трубку изо рта, быстро и серьезно покивал, потом провел ладонями по лицу, что-то тихо прошептал.

– Вот так, – продолжил Нефедов, – а если все понимают, то надо в ответ помочь. Чуть вконец баню не разнесли.

Он поглядел на черные бревна. Вся стена бани, обращенная к огороду, была густо утыкана гвоздями. Шляпки их блестели как отполированные.