Вещий Олег - Павлищева Наталья Павловна - Страница 54

Вот и стояли на киевском холме привезенные с дальних капищ древние идолы. А про князя народ говорил, что он Верховный волхв, и верил в князя не меньше, чем в самих идолов.

Только одного не было на киевском капище – Чернобога. Навсегда запомнил Олег то, что рассказывали ему волхвы еще в Ново Граде, не трогал Чернигов, не пытался попасть к святилищу на Болдиной горе…

Олег напоминал, что молодому Ингорю Ярилой бы интересоваться не мешало. Княжич только плечом дергал, Ярило – бог любви и страсти человечьей и всего живого. Молодые в Ярилину ночь всегда жгли костры на пригорках и миловались, считалось, что в такую ночь все меж собой женихи и невесты, потому ласка не возбранялась. Славяне верили, что Ярила на зиму уходит, даже хоронили его – состарившегося, плешивого, а весной снова вернется. «И чего в том хорошего?» – спрашивал Ингорь. Старший князь хохотал:

– Девку себе найди на такую ночь по душе, тогда и узнаешь, что хорошего!

Олег даже попробовал свозить Ингоря к Ярилину святилищу на Ярыни, что у древлян. И день для того выбрал лучший – когда славили бога плодородия, бога всего живого, бога молодых. Туда со всех концов славянских земель собрались молодые парни и девушки поклониться. Где-то Ярилой наряжали парня, где-то молодую девицу, но всегда они сидели на белых конях и в белой одежде, украшенные ржаными колосьями, венками цветов…

Князя и особенно княжича, конечно, сразу заметили, и хотя на этом празднике все равны, на Ингоря стали заглядываться молодые девушки. Сначала он смущался такого внимания, хмурил брови и даже краснел, но всеобщее веселье и молодой задор вокруг сделали свое дело – княжич тоже заулыбался. Олег с удовольствием смотрел на сына, вот чего ему не хватает – молодого задора, блеска в глазах, румянца на щеках. Князь постарался держаться в стороне, чтобы не мешать Ингорю, тот, казалось, и забыл о нем. Все верно, так и нужно, когда празднуют бога любви, старшим не место.

Пришло время выбирать себе молодого Ярилу, наряжать его, чтоб возглавил шествие. И тут точно кто подсказал, выбрали княжича! Ингорь смутился, пытался отказаться, но его больно ткнул в бок молодой дружинник князя:

– Нельзя отказываться, княжич! Обидишь.

Олег с удовольствием смотрел на сына, одетого в белоснежную рубаху, в венке из колосьев с вплетенными туда цветами, сидящего верхом на белом коне. Стало понятно, что совсем не слаб тот и не хил, что высок ростом, статен и широк в плечах, отцовская стать брала свое, пробиваясь со временем сквозь материнское. Глаза князя довольно блестели, он не сразу заметил внимательный взгляд Карла, который тот переводил с отца на сына. А когда увидел, смутился, крякнул:

– Вырос княжич, а?

Карл, который вдруг понял, насколько похож Ингорь на самого князя, не смог ничего ответить. Олег вдруг предложил:

– Пойдем, расспросим про Ярилу.

Наставник княжича согласился, пусть Ингорь побудет один, без присмотра, который ему надоел, пусть поиграет молодое ретивое.

Им рассказали, что Ярынь – любимое место Ярилы, хотя его святилища по всем славянским землям стоят. А поставили его здесь давным-давно, когда далекие предки еще шли с Дуная. Тяжело перешли Угорские горы, потеряли почти весь скот, и нечем было детей кормить, многие погибли от болезней. Тогда попросили бога Ярилу, чтоб помог им. И тот помог – силой любви все живое вдруг приплод дало. И детей народилось больше, чем людей погибло, и весь скот приплод дал, вся птица, а посевы завалили урожаем… С тех пор в древлянской земле чтят Ярилу – бога любви, рождения, продолжения всего живого.

Карл удивился:

– А я слышал, что хоронят его потом?

– И то верно. Ярило – бог яри, если его не хоронить, то он заселит всю землю своим приплодом, опутает корнями, побегами, стволами. Жить негде станет. Вот и хоронят Ярилушку до новой весны, когда его снова встречать будем.

– А не обидно это богу? – Карлу до всего надо докопаться, он не оставит в покое, пока не расспросит. Олег покосился на волхва, как бы не обиделся на глупые вопросы. Но кудесник только улыбнулся одними глазами, пусть спрашивает, это хорошо, когда знать хотят.

Молодежь оглядывается на все цветущее и радующееся жизни вокруг и сама радуется. Это время, когда миловаться не возбраняется, старшие понимают молодой зов, понимают Ярилину силу, помнят себя в молодости… А если забыли, так Ярила всем напомнит, на то он и бог любви и жизни.

Где был княжич той ночью, Олег не расспрашивал, незачем. Только с первыми лучами солнца Ингорь вернулся точно хмельной, глянули старшие на него понимающе, а друг на друга с улыбкой. Хорошо, что привезли княжича к молодым на праздник, нечего ему среди взрослых дружинников сидеть.

Олег брал с собой Ингоря на торжище еще в Ново Граде, но тот был слишком мал и помнил только, что шумно, людно и непонятно. И в Киеве старший князь старался показать княжичу, чем живет торг.

Кого и чего здесь только не было! Русские купцы развешивали и раскладывали скору, мех искрился на солнце, переливался, манил запустить в него пальцы, прижаться щекой.

Греки предлагали ткани, тонкие, почти прозрачные. Осторожно выкладывали на яркое сукно драгоценные камни, брали их толстыми пальцами с рыжими волосками на верхних фалангах, поворачивали, чтобы побежали от граней солнечные зайчики во все стороны. За игрой света завороженно следили не только раскрасневшиеся на морозе боярыни, но и купцы с севера. Женщинам хотелось, чтоб купили, а купцы прикидывали возможный барыш от перепродажи.

Сами свеи предлагали то, что нравилось Ингорю больше всего, – оружие. Мечами он готов был любоваться весь день. Олег отводил княжича и к русским кузнецам-мечникам, показывал их работу. Но Ингорь презрительно морщился, хотя и по их клинкам точно змеи ползли при каждом движении, а сам булатный клинок гнулся пополам, точно прутик, и выпрямлялся со звоном. Все равно княжичу казалось, что славянам не достичь того, что умеют за морем. Этим он очень сердил Олега. Однажды князь показал ему клинок не на торжище, а в княжьем тереме. Булат был хорош, узорчатая ковка буквально играла, клинок звенел, когда к нему прикасались.

– Смотри, какой мне клинок привезли. Хорош?

Ингорю, который видел выходившего из терема свейского купца, и в голову не пришло, что такое чудо могли сделать на Руси, он стал хвалить булат. Когда Олег услышал все хвалебные слова, какие ждал, он назидательно произнес:

– Его выковали русские мастера близ Плескова. Такие клинки берут не хуже фризских. Так что не ругай огульно своего и не хвали без разбора заморского!

Посрамленный княжич обиженно поджал губы, но все равно мыслей не изменил.

Также Ингорю нравились арабские купцы, их еще называли персидами. Персиды носили на головах странные шапки – вокруг остроконечного колпачка или просто вокруг головы был намотан большой кусок блестящей ткани. В такой шапке зимой зябко, а в дождь мокро, может, потому персиды появлялись только в теплое время. Ингорь спрашивал Карла, как же они дома-то? Тот отвечал, что в их землях зимы не бывает, всегда тепло, а дождь льет редко. Княжич не верил, как это может не быть зимы? А как же снег? И его не бывает, отвечал наставник и рассказывал о землях, где у людей черная, как сажа, кожа и не отмывается. А еще есть, где глаза у людей узкие, как щели. Чуден мир, разные люди живут на свете.

Персиды привозили всякие диковины, у них были еще более тонкие, чем у греков, паволоки, пахучие порошки, иногда очень горькие или жгучие, но если добавить немного в еду, то она становилась вкуснее. Ингорю не давали даже притронуться к таким порошкам, пока не попробует сам купец. Однажды персид взял в рот щепотку и рухнул замертво. Карл объяснил Ингорю, что это был яд, таким человека извести можно, если захочешь. Со всеми купцами, что были вместе с умершим, разделались дружинники Олега тут же, а Ингорь на всю жизнь запомнил, что у купцов есть такое средство.