Вещий Олег - Павлищева Наталья Павловна - Страница 21

Отмахнулся Трувор от этих глупых мыслей, что это он как женщина не о том думает? Викинг разве должен размышлять о чьих-то отношениях? Викинг должен завоевывать новые земли и новые богатства. Вон их вокруг сколько!

– Как сына назовешь? – это уже Синеус.

Рюрик улыбнулся:

– Просто – Ингорь, значит младший.

– Добро, – кивнули названные братья. Правильно, прозвище человек получает потом, когда его заслужит. Геррауд тоже не сразу стал Рюриком, то есть Соколом.

Конунг устроил большой пир в честь рождения сына, его понимали все, конунгу уже много лет, будут ли еще сыновья, тем более что вестник сказал, что Ефанда болеет, неизвестно, а этот вот есть и вроде крепкий. Хорошо, что такой, мать-то у него хилая, вся тощая, как щепка, болезная, а отец немолод. Ефанду не любили все, она совсем не похожа на женщин викингов, крепких и сильных, какая у конунга дочь. Но та родилась от крепкой матери-ободритки, дочери Гостомысла. Синеус, подумав об этом, тоже усмехнулся, выходит, их конунг отчасти ободрит? А в Хольмгарде сидит его брат Вадим Храбрый? Для викингов это не проблема, мешает брат – уберем, да и для славян тоже. Только интересно, что конунг терпеть не может местную землю, с трудом согласился княжить здесь, и из Ладоги тоже насилу вырвали.

Пиво текло рекой, поднимали чаши за Ингоря, сына Рюрика, будущего правителя земель славянских. И не обращали внимания на недовольные взгляды Аскольда и других родичей Рюрика. Конунг что хочет, то и делает, лишь бы дружина была довольна. А пока она своим конунгом довольна. Ладогу грабить не стали, но дань получили хорошую, славянки всем нравятся, еды много, только пиво варить самим приходится, нигде, кроме их родины, не умеют варить настоящее горькое пиво!

Жена конунга Ефанда, родив ребенка, долго и сильно болела. Она лежала пластом на кровати, почти бездыханная, и даже сына от нее унесли. На счастье маленького Ингоря у дочери Рюрика Силькизиф было много молока, а ее дочка не прожила и дня, поэтому женщина выкармливала своего сводного брата. Сам Геррауд-Рюрик приплыл ненадолго к жене посмотреть сына, но только потоптался возле ее ложа, порадовался крепкому малышу и, поблагодарив свою дочь и Рольфа, уплыл обратно в Хольмгард, там спешно ставили крепость. Ребенок остался на попечении Рольфа.

Силькизиф вынуждена была жить в одном доме с ненавистной ей Ефандой, ведь она кормила ребенка. Одно хорошо, жена конунга Рюрика пластом лежала на ложе. Заболела и старая Нила, что ухаживала за Ефандой, недолго болела, померла на третий день, пометавшись в бреду.

Силькизиф смотрела на проклятую соперницу, разметавшуюся по ложу, грудь той горела от избытка молока, это хорошо, может, скорее отмучается. Силькизиф покормила ее сына и уложила в короб рядом с матерью, пусть все видят, что дочь конунга заботится и о своем брате, и о его матери. И прикорнула-то всего на минуту, устала очень от бессонных ночей, а проснулась и закричала от ужаса – Ефанда бледная, страшная, с растрепанными волосами, сидела на кровати и кормила мальчика грудью. Ее грудь, казалось, лопнет от скопившегося молока, оно брызгало из правого соска во все стороны, а левый сосал Ингорь! На крик прибежали холопки, попытались выхватить у женщины ребенка, но та не отдавала, напротив, закричала на них, чтоб шли вон, что сама выкормит своего малыша! Княжич наелся скоро, а Ефанда все совала и совала ему грудь, заставляла сосать. Мальчик плакал, не хотел брать упругий красный сосок, женщина сердилась. Наконец она устала, отдала ребенка холопке и потребовала, чтоб в комнату не пускали Силькизиф, кормить Ингоря больше не надо, она справится сама.

Когда конунгу Рольфу сказали о происшествии, тот заторопился к женщинам. Он только хотел, чтоб у Ефанды пропало молоко и сына у нее отняли, но все повернулось совсем не так… Брат попытался еще раз убедить сестру молчать об их тайне, о том, что ребенок не Рюрика, а его, объясняя, чем это грозит обоим и мальчику, но та уже плохо понимала, что говорила и делала. Ефанда билась в плаче, обвиняя брата во всех бедах, ей было все равно, слышат их или нет. Рольф уговаривал потерпеть чуть-чуть, не кричать, что все скоро пройдет. И правда, уже к утру Ефанда забылась настолько, что не просыпалась целых три дня. Ребенка перенесли Силькизиф в горницу, она отказалась идти к ложу Ефанды, но мальчик заболел. Рольф понимал, отчего это, ведь сам напоил бедную Ефанду отравой, а та накормила ею сына! Ребенок болел не легче матери, тоже бредил, метался во сне и стал хиреть на глазах. Рольф не мог простить себе такой беды. Спасло его только то, что Ингорь пошел на поправку, чего нельзя было сказать о его матери. Та в конце концов поднялась, но осталась точно тронутой умом и калекой. Женщина отказывалась от ребенка и кричала, что это не ее сын. Все только руками разводили, что поделать, не в себе…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Рюрик на какое-то время словно забыл, что у него есть маленький сын, да и жена. Женщину затмила очередная славянка, а мальчика оставили на попечении Рольфа и Силькизиф.

Гроза прошла мимо, и Рольф вдруг вспомнил, что не он один знает о рождении своего сына. Надо срочно ее найти, чтоб не проболталась! Викинги знали только один верный способ заставить человека навсегда забыть увиденное или услышанное. Все остальные вроде подкупа они считали ненадежными, можно и перекупить. Тучи сгустились над головой Радоги.

На ее счастье женщина в тот же вечер проговорилась Олексе, стало ясно, что нечаянно узнанная тайна ей грозит большой бедой.

Радога села на лавку и горько расплакалась. Она-то в чем виновата, помогла родить варяжке на свою голову! Олекса заторопил, мол, не плакать надо, а бежать!

– Куда? – изумилась Радога. – Куда я побегу? Да и дети у меня.

Талица стояла, прижав руку к губам. Они по-прежнему жили в доме Сирка все вместе и радость и обиды тоже делили пополам. Только тут Олекса подумал, что уйди Радога, и им несдобровать. А останься? Тоже. Что делать?

Первой опомнилась Талица:

– Пошли к моим на огнище. Пока найдут, может, что и придумаем.

В ночи ладожане вскинулись от зарева – пылал дом Сирка. Вот те на! Большой пожар, когда вся Ладога горела, выстоял, а тут вдруг сам по себе загорелся. Полыхал дом, все остальное уцелело. Но пока ладожане сбежались, да пока начали тушить, все пошло прахом, самое страшное, что никого из жильцов не видно было. Неужто сгорели, сердешные, в огне-то?! Две семьи ведь жили – Радога с двумя детьми, да Олекса со своей Талицей и тремя девчонками. Пошептались, пошептались, пожалели, а что вернешь? Говорили в Ладоге, что вот оно как, и Сирко сгинул, и Радога с детьми не уцелела!

А Олекса уже вел своих женщин с детьми подальше от Ладоги в обход большого болота к веси родителей Талицы. Сидели те совсем уж в медвежьем углу, так, что не всякий по большой охотке доберется, а уж просто так тем более. Тяжело давалась дорога, дети тянули, да скарб какой-никакой захватить пришлось. За плечами Радоги большой короб с поделками Сирка, а клад она и откапывать не стала.

Удачно приплыл Рольф в Ново Град, вроде по делу, что-то про ладожские дела спросить, но в действительности, чтобы в курсе княжеских быть. Но не в том удача, только приплыл, как к Рюрику интересный человек пришел. Купец свейский Раголд, что со своими лодьями далече к хазарам ходил и вообще много где бывал. Главное, про славян рассказать много мог. Рольф даже поморщился, Рюрик не понимает выгоды, с таким человеком обязательно разговаривать надо, его знания на вес золота, это же вроде знаний фарватера у берегов. Но Рюрику неинтересно, едва уговорил позвать к себе этого Раголда.

Сидел Раголд на скамье, пил горькое пиво, сваренное викингами для себя, и рассказывал конунгу про то, что видел, и главное, что понял за время своих странствий. Надеялся, что пригодится Рюрику, все же стал тот князем у славян.

– Сколь необъятна земля, сколь чудны ее народы! Разным богам поклоняются, разное едят и пьют, а везде одно и то же. Везде за власть дерутся, везде грабят друг дружку, да и купцов проезжих. Воюют меж собой князья славянские, чудинские, вепсинские, кривичские, да все остальные. Только воюют руками своих людей, их же разоряя. Велика земля славянская, богата всеми богатствами, жить бы и жить, а все норовят друг у друга отнять, а что не отнимется – уничтожить. Топчут конями посевы, гонят людей в рабство, жгут, убивают. А зачем? Богатства столько, что всем бы и хватило, если б каждый своим уделом занимался. Везде так, а на славянских землях особо заметно, поскольку богаты они, как не многие другие. Им бы руку твердую, чтоб перестали меж собой биться да делом занялись. Они от торговли могли бы стать богаче других стран, а не от войн…