Чистилище. Янычар - Золотько Александр Карлович - Страница 17

– Я не буду открывать бункер. Вы уже могли подцепить инфекцию. Даже если бы я захотел… Я не буду рисковать моими людьми.

– Сука! – выкрикнул Утес. – Сволочь! Подонок! Козел! Не пустишь? Я разнесу эти ворота. И твой говенный бункер – тоже разнесу. Ты не пустишь меня – сам подохнешь в поврежденном бункере. Сам подохнешь…

Утес отпустил кнопку, повернулся и решительным шагом направился к колонне. Нет – значит нет. Полковник решил, что может все? Он ошибается, и не такие люди жалели о том, что поссорились со мной, пробормотал Утес. Значит, оба бронетранспортера к воротам, расстрелять и снести. Потом – вовнутрь. Вход в бункер в одном из подземных ангаров. Утес имеет карту Узла-три. Разберемся.

Если что – вызовет бригаду прикрытия. Она недалеко, через полчаса, максимум час, будет здесь.

Не нужно было со мной ссориться. До смерти – так до смерти. Много не нужно – одну-единственную трещинку. Крохотное отверстие…

– Ну что? – бросился к шефу Никита Ильич. – Договорились?

Утес молча показал кукиш.

– Хреново… Люди в автобусах начинают нервничать…

– Что-то из Москвы сообщили?

– Нет пока. В столице вроде все нормально. Местами – дождь.

На лицо Утеса упало несколько капель.

– Тут тоже – дождь, – с досадливой ухмылкой протянул он. – Не хватало еще… А если кто-то будет лезть из автобусов – пусть солдаты не жалеют ни прикладов, ни пуль, если придется. Всем сидеть на местах. Еще ничего не закончилось.

Не привык Утес просто так проигрывать. Варианты-варианты-варианты… Сейчас он ничего не может предложить полковнику, даже двумя бронетранспортерами с крупнокалиберными пулеметами напугать не получится, нужно смотреть правде в лицо. Значит что? Значит нужно создать ситуацию. Переговорить с комбригом, объяснить. Сказать, что его тоже должны были пустить в бункер, только полковник этот, Иванченко, все решил переиграть. За семьей послать не успеем, но лучше, чтобы сам спасся, если уж по-другому нельзя. Пусть возьмет роту танков, больше не нужно. Огнеметчиков. Саперов со взрывчаткой.

И когда полковник все это увидит, то поймет, что это не блеф. Что мы можем повредить его убежище… И тогда… Тогда появляется шанс, что он впустит вовнутрь… не всех, черт с ними, с этими дармоедами, их шлюхами и детенышами. Пусть он меня впустит, с семьей или без семьи – пусть впустит. И комбрига с людьми, если по-другому нельзя.

Если вопрос поставить таким образом – все может получиться. Мне терять нечего.

– Нечего! – повторил вслух Утес и протянул руку к Никите Ильичу. – Связь с командиром бригады давай. Пока у нас есть время…

Но времени у них не было. В этом смысле Утесу и его колонне не повезло. В Москве эпидемии еще, кажется, не было, а тут…

Пилот частного реактивного самолета почти дотянул из Берлина до Москвы. Оставалось всего-ничего, когда в небольшом салоне вдруг что-то произошло. Послышался крик, почти сразу же перешедший в хрип. Зазвенело бьющееся стекло.

Пилот убедился, что автопилот работает, отстегнул ремни, встал с кресла и открыл дверь в салон. Все четверо пассажиров – сын хозяина с секретуткой и два охранника – корчатся на своих креслах. Пена изо рта, хрип, судорожные движения рук и ног.

– Мать твою… – прошептал пилот.

Он не хотел делать этот рейс. В Берлине вовсю бушевали эпидемия и беспорядки. Говорили о массовом помешательстве, даже о случаях каннибализма. Но пилота уговорили. Ему предложили столько денег, что вполне можно было перестать работать до самого конца жизни. И то вряд ли потратишь.

Он и не смог потратить.

Ему сказали, что те, кого он будет вывозить, в костюмах биологической защиты. Ему даже выходить из самолета будет не нужно. Просто посидит в противогазе – и все. Потом взлет и посадка. Полтора часа лета.

Он и согласился, как последний идиот.

А теперь…

Хозяин перестал дергаться, замер. Открыл глаза и попытался встать с кресла. Дернулся, словно забыв, что ремень нужно отстегивать. Просто дернулся и упал на место. Снова дернулся, захрипев странно, не по-людски.

– Мать твою, – повторил пилот, бросился кабину, захлопнув за собой дверь.

Он вцепился в штурвал, резко снижаясь. До аэропорта не дотянуть. Да там к тому же человека из зараженного самолета обнимать и целовать не станут. Или в карантин с больными, или просто сожгут на всякий случай.

Нужно садиться на какой-нибудь аэродром попроще. Аэроклубовский или частный. Там можно спастись.

В дверь с силой ударили. Еще раз. Значит, отцепился от кресла. Или отцепились. И теперь вчетвером дверь вынесут… Вынесут. Нужно немедленно садиться. Хоть на трассу. У него маленький самолет, все получится. Все…

Вот подходящее шоссе. Сбросить скорость. И смотреть в оба, чтобы не зацепить какой-нибудь столб. Можно было бы на площадь в каком-нибудь городке, но у него «Джет», а не какая-нибудь «Сессна». Ниже. Еще ниже. Дверь затрещала, в нее колотили чем-то тяжелым.

Скорее-скорее-скорее…

Самолет снизился уже до двадцати метров. Пятнадцать. Шасси… Черт с ним, с шасси, садимся на брюхо. Внимание.

Машины… Самолет зацепил некстати подвернувшуюся фуру. Крыло отлетело, корпус самолета швырнуло в сторону, на деревья лесопосадки. Удар! Пилот успел закричать и вскинуть руки, чтобы защитить лицо. Ствол дерева пропорол кабину, разорвал тело пилота почти пополам. Самолет перевернулся, ударился носом о землю, встал вертикально, поддерживаемый деревьями, потом медленно завалился набок.

Двигатели не загорелись. Люди, видевшие катастрофу, бросились от дороги к самолету. Попытались вскрыть дверь. Кто-то притащил топор, монтировку. Через полчаса люди стали умирать.

Первый замер, схватившись руками за горло, попытался закричать, но изо рта потекла кровавая пена. Люди падали один за другим, словно что-то невидимое потянулось от разбитого самолета к дороге.

Люди падали-падали-падали-падали… Кто-то, кого смерть, кажется, не коснулась, побежал. Водитель бросился к «Газели», попытался развернуться, но дорога была забита. Он повернул машину на проселок, потом на поле, чудом проскочил сквозь березовую рощицу, вломился в лес. «Газель» застряла между стволами молодых деревьев. Водитель выпрыгнул и побежал в лес, все глубже и глубже, не обратив внимание на табличку с предупреждением, что территория принадлежит министерству обороны и вход на нее посторонним воспрещен.

Водитель бежал и бежал. Падал и снова вставал. Он убегал от смерти, надеялся, что получится спрятаться, укрыться в лесу.

Он бежал и бежал, когда прозвучала команда «Стой!». Он не остановился, даже когда прозвучала команда: «Стой, стрелять буду!» Он просто не слышал ничего, кроме своего тяжелого дыхания и грохота сердца где-то в горле.

Он и выстрела не услышал. Пуля ударила в грудь и пробила сердце. Сержант-контрактник умел стрелять. И получил приказ стрелять на поражение.

– Чего он бежал? – спросил сержанта солдат, подходя к трупу.

– А черт его знает, – пожал плечами сержант. – За смертью, наверное.

«Наверное», – хотел подтвердить солдат, но не смог – горло свело судорогой, автомат выпал из ослабевших рук. Сержант бросился к нему на помощь, но не смог сделать и двух шагов. Они не бежали за смертью – смерть сама пришла к ним.

И ко всей спецколонне, стоявшей на лесной дороге перед воротами Узла-3.

Глава 04

В эту ночь Янычар так и не уснул. Вначале действительно хотел вытащить на балкон кресло и подремать в нем. Однако начался дождь, не очень сильный, но частый и холодный, с боковым ветром, заносящим капли на балкон.

Янычар постелил себе постель на диване в гостиной и даже начал раздеваться, но, прислушавшись к своим ощущениям, понял – спать все равно не будет. Он и перед операциями тоже не мог уснуть. Нет, не нервы или паника, неоднократно проверял: пульс и давление в норме. Он просто не хотел спать.

Мозг отказывался от бездействия, продолжал прикидывать варианты, анализировать вводные, искать-искать-искать потенциальные угрозы и возможные прорехи в планировании.