Страна Арманьяк. Бастард - Башибузук Александр - Страница 30

— Вот и молодец. Давай выпьем…

Напились до безобразия, да, в буквальном смысле слова. Я даже не помню момент, когда лег. Даже малейшей мысли не мелькнуло установить дежурство. Пронесет авось…

Глава 8

— …клянусь, отец мой, что буду приумножать и беречь казну, не щадя жизни своей, и потрачу ее только на благо рода нашего, — говорил я, положа руку на Евангелие в серебряном окладе.

Сон приснился под утро и начался именно с того момента, на котором прервался в приюте. Та же каморка, божьей милостью конт Жан V д’Арманьяк, то есть мой отец, предо мной, и сложенные у дальней стены сундуки и бочонки.

— Я принимаю твою клятву. — Отец тяжело оперся о мое плечо. — Пошли. Нам скоро в путь.

— Я помогу вам. — Взял отца под руку и, освещая путь толстой свечой в подсвечнике, повел его по низкому и узкому коридору.

Поднялись по ступенькам, отец отпер большим ключом массивную кованую решетку, мы прошли, и он запер ее опять. Затем повернул кованое бра на стене, и решетку с легким шорохом закрыла опустившаяся сверху каменная плита.

— Иди посмотри, нет ли кого наверху, — попросил отец.

Я кивнул головой и… и проснулся.

— Твою же мать… — в сердцах выругался. Когда я уже досмотрю этот сон до конца? Интересно же, куда папаша сокровища припрятал… Ну ладно… всему свое время. Пока мне они все равно ни к чему.

Растолкал пинками Тука и встал сам. К счастью, никакого синдрома вчерашнего дня не было. Голова ясная, настроение великолепное. Очередное преимущество молодого тела. Вот только… Вот только надо женщину. Срочно. Иначе… иначе не знаю. Грех какой-нибудь совершу.

— Э-эх… кофейку бы… да нету, — пожалел я и поинтересовался для смеха у Тука: — Дорого нынче кофе?

Ожидал, что шотландец не поймет, о чем я, но, к моему удивлению, он ответил:

— Сарацинская зараза-то? Не знаю, ваша милость. Дорого, наверное. Как ее можно вообще по доброй воле в себя лить? Не понимаю. Что для сарацина хорошо, для христианина — смерть.

— Это точно, — обрадовался я.

Значит, кофе уже появилось в Европе. Ага… А порох?

— Тук, а хорошая аркебуза почем?

— Тоже дорого, но это совсем никчемная вещь. Грохот, дым, а толку почти нет. Я пять раз из арбалета выстрелю, пока эту аркебузу заряжать будут.

Вот так… Просто изумительно. Вот и одно из применений моих знаний. В оружии, в том числе и огнестрельном, я неплохо разбираюсь. Вполне смогу местным мастерам подсказать, как кремневый замок сконструировать. Если аркебузы есть, то и пушки тоже. Тут я тоже могу несколько идей подкинуть. Живем! М-да… есть поправочка: если выживем, конечно.

Посмотрел на раны шотландца и остался их состоянием доволен. Гноя нет. Даже воспаления. Сменил мазь и забинтовал все обратно. Затем загнал шотландца умываться.

А сам начал упражняться со своим новым оружием. Согнал с себя семь потов, но результаты радовали. Тело постепенно начинало подчиняться. Новой эспадой… не совсем, конечно, эспадой, но буду это оружие называть так, тоже остался доволен. Тут в основном оперируют тяжелыми мечами, и моей старой эспадой парировать такие удары сложновато, можно сломать. А этим клинком — вполне.

Сбрил кинжалом бородку, затем позавтракали хлебом и сыром, больше было нечем: вчерашнюю стряпню вечером сожрали подчистую.

Потом погнал Тука драить котелок. А что? Работа посильная, не кирпичи же заставляю носить.

Решил твердо провести на этом месте еще один день, пускай ажиотаж, связанный с моей персоной, уляжется. Завтра, помолясь, двинемся в путь, да и Тук, надеюсь, уже нормально в седле будет сидеть.

Возник вопрос времяпрепровождения, и я взялся за арбалет. Ну, в самом же деле, шотландец стреляет как Вильгельм Телль, а я? Два раза выстрелил — и мимо. Позор. Будем учиться.

Рассмотрел, что болты, доставшиеся от де Граммона, — разные. Тул был разделен перегородкой пополам.

Вытащил болт с деревянным оперением, окрашенным в черный цвет. Наконечник четырехгранный, с коротким острием. Между гранями поверхность плоская. А вот из другого отделения: у болта оперение красное, и наконечник уже трехгранный, более вытянутый. Между гранями утопленные полукруглые пазы, и весь наконечник закручен в одновитковую спираль.

— Тук, для чего этот болт? — показал я его шотландцу.

— О… ваша милость, это дорогой. Виретоне называется. Такие делают дойчи. У нас их по одному су за пару продают. Зато дальнобойные… Смотрите — у него и оперение под спираль идет. При полете болт закручивается и летит дальше и точнее. Даже на излете может пробить кольчугу или гамбизон. Болт как бы ввинчивается в тело. Если слабая защита, может и насквозь прошибить. Приберегите их.

— А как он по доспеху? Мой готический пробьет?

— Нет, видите — острие вытянутое. Согнется или сломается. По броне лучше вот этими, более тупыми. Но есть и виретоны по броне: такими, кажется, как раз доспех и испытывают. Потом соответствующее клеймо на нем ставят.

Ты смотри… Идея нарезов в зачаточном состоянии. Побережем.

Пересчитал дорогие болты и стал практиковаться обычными. И практиковался практически целый день, к вечеру уже уверенно поражая мишень… Ну, почти уверенно. Еще обязал себя при первой возможности найти мастера потолковей и объяснить, как сделать на арбалет нормальный приклад и целик. Уверен, что меткость моя при этом повысится в разы… Привычней все-таки, чем под мышкой крюк, изображающий приклад, держать.

Так, с перерывом на обед и попутным изучением католических молитв, прошел день.

Вечером опять плотно перекусили и выпили немного винца. Хорошенько выспались и с раннего утра, как и планировали, отправились в путь.

Сны, кстати, в эту ночь мне не снились.

Когда солнце переместилось в зенит, выбрались из пущи. Лес пошел реже, причем почему-то даже без хвороста и кустарника. Какой-то слишком культурный лес. Тук подсказал, что хворост пособирали местные вилланы: за пиратскую порубку деревьев их беззастенчиво вешали.

Еще пару часов — и выбрались на лесную дорогу, больше похожую на тропинку.

А еще через час на горизонте увидели легкие дымки́. Это был Лектур. То есть то, что осталось от города.

Взяли правее, собираясь его объехать, и наткнулись на первую деревню. Дотла разоренную деревню. Разлагающиеся трупы тягали по улице собаки, все близлежащие деревья усеяли облепленные вороньем повешенные вилланы… или сервы… сейчас уже не разберешь. Да и просто не разберешь.

Я даже пришпорил Родена, стараясь быстрее проехать этот ужас, вполне достойный кисти Иеронима Босха.

За что? Понятно, папаша получил свое из-за вражды с Всемирным Пауком, а их-то зачем? Ну заберите все, ограбьте, изнасилуйте, но жизнь-то оставьте, какая польза от мертвых вилланов? Не понимаю бессмысленной жестокости.

— Тук.

— Да, ваша милость.

— Неужели это сделали солдаты? Смысл-то в этом какой? Деревенька же все равно кому-нибудь достанется во владение. А так — что с них уже взять?

— Это не солдаты, ваша милость.

— А кто?

— Наемники. Рутьеры. Руа франков всегда пользуется их услугами. Дешевле, чем содержать регулярные части. Да и кабальеро после обязательных сорока дней службы приходится платить. А он умеет считать денежку.

— Кто такие рутьеры? — Я порылся в своей памяти и не нашел определения этому слову.

— Наемники. Их сейчас по-разному называют: компаньоны, бриганды, живодеры, но я предпочитаю их звать рутьерами. Они страшные люди. Сброд разных национальностей. Считают себя семьей. Странные у них обычаи: поговаривают, что они поголовно еретики и поклоняются сатане. Живых вообще не оставляют. Но воюют крепко. На них всегда спрос есть. Это, скорее всего, они и сделали. Их почерк, — Тук показал на повешенные вверх ногами трупы, — видите — у всех животы вспороты. Они, как пить дать они.

— А как руа на это реагирует?

— Как будто вы не знаете, монсьор. Ему все равно; правда, в последнее время поговаривают, что их преследуют за зверства.