Злое счастье - Астахова Людмила Викторовна - Страница 98

Потеря Верховного Вигила ослабила войско Чардэйка гораздо сильнее, чем униэн – утрата Альмара.

Мэй подхватил королевскую хоругвь и вскочил на Сванни. Пусть видят – все под контролем.

– За короля!

– ля-а-а-а-аа-аа-а! – подхватили его истошный вопль воины.

И все, у кого имелись глаза, увидели, что у знаменосца алые, как кровь, волосы.

– Финига-а-а-а-а-с! – кричали одни в исступлении.

– Мэ-э-э-э-э-эй! – отвечали другие, узнавшие Рыжего.

То было знамение. Если угодно, знак победы! С Финигасовым сыном они победят, как побеждали с легендарным отцом.

Кабак – он везде кабак. Хоть в Нафарре, хоть в любом из семи Шастских Кангатов, хоть в самом Тир-Луниэне преславном. Здесь пьют, жрут, блюют и блудят взрослые матерые мужики во всякий час дня и ночи, круглогодично, индивидуально и коллективно. На то он и кабак, чтоб спускать деньги на вино и лапать девок. И уж совсем грешно обойти сторонкой гостеприимно распахнутые двери заведения, когда кошель полон сладко звенящим серебром, и так не терпится похвалиться перед каждым собутыльником своими славными подвигами. Война ведь только-только кончилась, и не чем-нибудь, а победой. И какой победой! Будет о чем рассказывать внукам-правнукам. Спросит когда-нибудь любопытный постреленок у своего героического деда о битве при Эльяссе: мол, верно ли пишут в книжках аль брешут бумагомаратели всякие? Было али не было? А дед шваркнет по столу кулаком и скажет авторитетно: «Было! Не сумлевайся!»

Высоким он был, выше всех присутствующих почти на целую голову, широк в плечах неимоверно, и только совершенный безумец решился бы задирать такого детину. Редко когда средь нэсс рождаются настоящие богатыри. Чтоб на груди кольчуга лопалась от напора мускулов, а на его двуручник вообще без содрогания нельзя глядеть. Прямая дорожка такому в наемники. Ни один униэнский князь не откажется от крепыша-нэсс. И хоть на вид наемник казался молод, но ратное дело знал без обмана. Иначе не носил бы парень перевязь под стать рыцарю и меч с клеймом известного мастера. И, разумеется, не поил бы ради минутной блажи весь кабак вечер напролет. У ленивых да неумелых деньги не водятся.

Поглядишь на такого, аж завидки берут. Право слово!

– Силен ты пить, паря! Ох и силен! Куда тока лезет? – заявил один из любопытных, но не шибко денежных посетителей, коими полнится каждая корчма.

Богатырь окинул добродушным взглядом собеседника. Ничего особенного, парень как парень. Вроде как приятный на вид, и на вора не похож.

– Тебе-то какое дело до моей глотки, землячок? Мои деньги! Хочу пью, хочу гуляю, хочу друзей угощаю! – пробасил он.

Приблуда воодушевился перспективой отведать пенной влаги на халяву и решительно подсел к столику наемника.

– Так угости, коль богат. Боги, они ж делиться заповедовали.

А тот и не возражал.

– Ладно, землячок! Выпей за мое здравие, я седня не жадный.

Хмельной наемник звонко шлепнул медной кружкой о столешницу с такой силой, что чуть пополам не развалил могучее творение столяра. Силушки-то немерено, вон какие плечи отрастил.

– Эй, хозяин! Мне и моему другану новому – по три кружки пива! Да гляди, не разбавляй, лойсов сын!

Подавальщики тотчас метнулись к стойке.

Торопись, чашник, торопись! Наливай полней и не жалей крепкого ангайского пива для честного солдата-победителя, злобных дэй’номов поборителя. Чтоб они все передохли!

– Люди говорят, тебе за подвиги дарован надел земельный на том берегу Бэннол? – деликатно спросил любитель дармовщинки.

Голубые его глаза смотрели на благодетеля, по меньшей мере, восторженно.

– Бери выше, землячок! – гордо вскинул подбородок наемник. – Я теперь – человек обычая!

– Чего?

– У, деревенщина! – поморщился мoлодец, но снизошел и пояснил. – То есть рыцарь князя Приграничья. Всамделишный рыцарь. В законе то бишь.

– Вона как! – поразился его собеседник.

– А то!

– Дык, ты ж того… нэсс по крови. Простолюдин.

– И чего теперь? – набычился новоиспеченный благородный рыцарь. – Меня сам Рыжий Мэй к присяге привел. Чуешь? И не за просто так, а за подвиг на бранном поле.

В кабаке установилась преисполненная жгучей завистью тишина.

– Опа! И чего за подвиг ты такой совершил?

– Униянку спас от смерти. И нечо таращиться, точно на голую бабу! Чистую правду говорю. Далаттскую владетельницу сохранил для Рыжего, уберег от дэй’номского меча, заслонил от стрел, – объявил наемник громогласно. Чтоб все слышали и боле не переспрашивали.

– Да ты расскажи толком-то, чего там приключилось на Эльясском поле, а то ведь слухи ходют разные, – не унимался голубоглазый.

– А ты не слушай, – отмахнулся богатырь. – Брешут поганые людишки, все брешут. А дело как было-то… Да ты пей, землячок, пей. Я расскажу тебе, как дело было. А вышло вот как. Стоял я, аккурат, по правому флангу, но не совсем, чтобы справа, а ближе к центру. Причем, заметь, землячок, в первом ряду.

– А не боязно было? – охнул любопытствующий, не забывая сделать хороший глоток из кружки.

– Боязно, спору нет, зато чести больше. Ну, значица, стою я, стою, жду, когда отмашку командиры дадут. Тут трубы взревели, и краем глаза вижу вспышку яркую. Точно солнышко крохотное полыхнуло или звезда с неба упала. Ну, все побегли, а я-то впереди всех, и прямиком к тому самому месту припустил, где заприметил вспышку.

– А там?!

– Не перебивай! Прибегаю и вижу – девка-униянка и пацаненок дэй’номский. Она в него, как кошка в свого кошененка вцепилась, орет благим матом и собой, стал быть, от дэй’номов прикрывает. Ежели я хоча б чуточку опоздал, ихний громила обоих бы на пику наколол, как рыбешек на острогу. Ну я его и приложил по-нашенски – секирой по черепушке. Полбашки долой снес. Видит Тэном, любо-дорого посмотреть было, как мозги его в разные стороны разбрызгало. Девка как заорет пуще прежнего, мол, спаси нас благородный воин. Да только меня просить было не надобно. Само получилось. Налетели со всех сторон злые бестии, я давай отбиваться, а тут и братушки мои подоспели. Девке бы в сторонку отползти, так у нее в ноге стрела торчит. А у дэй’номеныша ваще в трех местах по стреле. Не уйти им, свои затопчут без всякого злого умыслу.

– А ты чего?

– А я чего, я дал команду в круг стать, чтоб ни одна собака близко не подобралась. А дэй’номы все лезут и лезут, точно им у той девки чем-то намазано. Униянка орет, пацан ее хрипит, кровища хлещет, и тут зарево ка-а-а-ак полыхнет.

– Ого! И чего это было?

– То магики чардэйковские по нашим врезали, да прямо по королю. Там, конечно, и своим досталось. Огонь и яд не выбирают, кого косить. Но то было с левого флангу, а мы с другого краю пристроились. Ох, чего-то в глотке пересохло.

Герой эльясского сражения залихватски опрокинул в горло очередную кружку, крякнул и продолжил свою повесть, тем паче что слушателей у него прибавилось. Почитай, все, кто в том кабаке был, вокруг собрались.

– А дальше-то чего было, дальше-то, – теребил его собутыльник.

– Дальше, зема, совсем худо нам пришлось. Дэй’номы слабину почуяли и сызнова навалились. Началась тут страшная сеча, какой не было со времен Мор-Хъерике. Рубили мы их бердышами и дубасили моргенштернами, а они лезли и лезли, что твои тараканы, ежели в щель кипятку ливануть.

– А униянка?

– Девка-то ничего. Я ее своим щитом закрыл, а она мальчонку к себе прижала и тихо так подвывала. Оно ж понятное дело, бабе на войне делать нечего.

– Так как же ты ее признал-то?

– Да кто ее признавал-то? – удивился нэсс. – Они мне все на одно лицо. Где мне отличить? Баба себе и баба. Мордаха грязная, лохматая, вся в кровище. Это потом уже, когда погнали дэй’номов, словил я униянского паренька и носом в ихнюю девку ткнул. Хотел, стал быть, дальше бежать. Парень тот, лишь увидел девку, сразу же своих кликнул, а тут и Рыжий появился.

– И каков он?

– Каков? Как все мы были – вот каков. Волос – да, красен, а так грязный, мокрый, кровью залитый. Девку на руки взял да понес.