Злое счастье - Астахова Людмила Викторовна - Страница 102

Хелит стало дурно. Рыжий на коленях? Какое еще унижение можно измыслить для гордого князя, для сына Финигаса? Разве только принудить ползать на пузе. Она подняла его на ноги почти насильно.

– Мэй! Перестань! Не надо! Я все расскажу.

Рассказ о встрече с ангайской Зрячей – батти-бу и посещении отшельницы Ктали-Руо, а также о высказанных ею условиях Рыжий слушал, как смертный приговор – молча и даже отрешенно. Но оцепенение длилось недолго.

– Какие условия? Что ты должна сделать? – почти равнодушно спросил Мэй голосом, от которого зудела кожа.

– Одно уже исполнилось – Драконья зеница погасла, – ответила Хелит.

– А остальные?

– Я не… – Ее губы тряслись. – Не могу сказать тебе…

Тогда Мэй швырнул в стену резной стул и высказал миру, богам и Тому, Чье Имя Непостижимо, все, что думает по поводу своей жизни и судьбы.

– Сволочи! Ненавижу! Вам мало было всего! Вам мало было смирения и покорности! Вам мало было моей души! Вы теперь хотите отнять у меня еще и ее? Сволочи! Скоты! – кричал он в исступлении.

Воистину Рыжий был страшен в гневе. Он бушевал и проклинал небеса, не в силах справиться со своим отчаянием.

– Мэй! Мэй! Не надо! Это я во всем виновата! Это – я! – взмолилась леди Гвварин.

– Почему, почему вы вернули ей память? – продолжал вопрошать небеса князь. – Зачем?!

Рыжий припомнил мирозданию и отцовские причуды, и его предсмертное прозрение, и даже молву людскую, сделавшую из него отцеубийцу. Ничего не забыл, все вспомнил, включая свое рождение в проклятый лойсов день.

– Мэй! Я не пойду к Читающей! Я не могу так поступить с тобой.

– Я могу… А ты пойдешь, – отрезал он и выскочил из покоев прочь, громко хлопнув дверью.

Мэй сомнамбулой бродил между деревьями в саду, не замечая, как набиваются снегом домашние сапожки, не чувствуя холода и не слыша ничего вокруг, кроме мысленного жаркого монолога. От одного дерева к другому, взад и вперед, ничего не видя перед собой, но его злость была направлена вовсе не на любимую женщину, ее-то как раз он ни в чем не винил. Пожалуй, на ее месте Рыжий сделал бы то же самое – дошел бы до конца, до самого края, сделал бы все от него зависящее. Он не очень верил в то, что Читающая сумеет вернуть Хелит в тот страшный и нелепый мир, откуда она пришла. У него были свои причины не верить, но отговаривать девушку от попытки встретиться с великой волшебницей Мэй ни за что не стал бы. Она имеет право!

Его душила обида и злость на какого-то незримого манипулятора, дергающего их всех за невидимые ниточки, заставляя исполнять непостижимую волю. Все эти пророчества, предсказания, проклятия и знамения испортили жизнь стольким людям, в том числе и ему самому, что впору начать охоту на пророков.

«Нет в тебе должного смирения», – недовольным, полным укора тоном сказал совсем рядом Финигас.

Мэй дернулся, обернулся и увидел его, прислонившегося к серому яблоневому стволу. Снег на рыжих волосах, жестокая усмешка, знакомый наклон шеи… Или не снег это, а седина, и не усмешка, а гримаса неутолимой боли. Какой бы он ни был, но, видно, слишком тяжко видеть родителю, как мечется и тоскует искалеченная сыновья душа.

«Нет в тебе гибкости. Одно лишь упрямство и гордыня», – продолжал отец.

– Зачем пришел? Соблазнять прелестями королевского сана? – прохрипел Мэй и закашлялся. У него перехватило дыхание от волнения.

«Вот еще! Пусть тебя женщины соблазняют».

И снова эта усмешка. А в ней, словно червячок в яблоке, – печаль пополам с разочарованием. Ну и пусть! Никто не идеален.

– Ты уже не властен надо мной! Кончилась твоя власть! Еще тогда – в Мор-Хъерике! – напомнил Рыжий звенящим от напряжения голосом. – Я – Отступник!

«Ты так думаешь? – иронично обронил Финигас. – А что же я здесь делаю? Мне положено в Чертогах Воинов драться с бесчисленными врагами да брагу пить, не пьянея, а я в далаттском саду торчу. Думаю, потому, что я по-прежнему с тобой и до сей поры остаюсь твоим господином. Господином твоей памяти, господином твоего духа и помыслов. Скажешь – нет?»

Мэй уж было открыл рот, чтоб гаркнуть: «НЕТ!» – но вовремя остановился. Если быть честным с собой, если осмелиться признаться, то, выходит, снова прав отец?

«Во-о-от! Негоже отцу перечить через каждое слово», – молвил Финигас. Он уже не выглядел, как прежде, дерзким и воинственным. Немолодой муж, исполненный печали и смертельной тоски… А ведь был он когда-то недосягаемым идеалом, почти небожителем.

«Именно… а я всегда был только живым человеком, – вздохнул устало призрак. – Пускай, славным и доблестным воином, но не божеством же. Я ошибался и грешил, обманывался и заблуждался… Знаешь, ведь это со всеми бывает. Даже с такими, как я».

Мэйтианн задохнулся от неожиданности:

– Значит, ты признаешь, что был не прав… Вот не ожидал…

«Я хотел тебе самого лучшего, сын мой. Только самого лучшего. Веришь?»

– Мне не нужна эта отравленная предательством и ложью корона…

«Имеешь полное право. Но давай, ты станешь противиться из собственных побуждений, а не для того, чтобы доказать что-то человеку, умершему полвека назад, от которого не осталось даже горстки пепла. Меня нет больше, помни об этом. Есть только твоя жизнь – настоящая и будущая».

Видят Боги, случилось подлинное чудо – Финигас просил о чем-то.

– Так что же мне делать? – окончательно растерялся Мэй.

«Не знаю. Сам решай. Изберешь ли ты трон Верховного Короля или служение в Приграничье, ты везде сможешь быть счастливым. Для этого много не требуется – желанная женщина, дети, зачатые в обоюдной страсти, верные друзья, соратники и единомышленники. Ты достоин всего этого, сын…»

Мэй поднял глаза на окно второго этажа, на темный женский силуэт в нем, и благодарно улыбнулся, чувствуя кровь на прокушенных губах.

«Мне нравится твоя женщина. Она отважная и честная. Только береги ее! Крепко береги и не отпускай от себя далеко, – строго сказал Финигас. – Особенно если рядом замерзшая река».

Сказал и растаял в снежном вихре, а Мэй так и остался, вжавшись лбом в шершавую кору старухи-яблони.

Сколько он там простоял? Час? Два?

– Холодно… не ровен час замерзните. Миледи послала.

Это мадд Хефейд набросил на его плечи меховой плащ. Только теперь Рыжий почувствовал, как продрог.

– Миледи тревожилась…

– Скажи ей, что мне нужно подумать.

– Разумеется, князь.

Подбить тех немногих, кто уцелел из шайки Арана Сойки, на грабеж не составило ни малейшего труда. Наемнику самому, не умеющему спокойно пройти мимо серебряной монетки, еще не доводилось встречать таких жадных сородичей-нэсс. Недаром о людях Сойки ходили нехорошие разговоры, будто они сироту могли убить за плесневелый сухарь, зажатый в ладони. Бородатый и Тыква годились Чужому в деды, Башмак и Папоротник тоже выглядели весьма солидно, а остальных насобирали буквально за одну ночь. Просидевшие почти всю зиму на голодном пайке, дрожащие от страха перед армейскими патрулями, наводнившими округу перед эльясской битвой, разбойники неимоверно обрадовались редкой возможности предаться любимому делу. Естественно, Чужой и словечком не обмолвился о том, на кого планируется нападение. На Рыжего хвост задирать никто не решился бы. А что оставалось делать, если далаттская владетельница и носа не казала за стены дворца, а срок исполнения заказа близился к концу? Нэсс в охрану не брали, потому попасть внутрь было сложнее, чем в неприступный Эр’Иррин. Впрочем, ангай тоже не привечали, но задача Чужого от этого легче не становилась. Он уже начал беспокоиться, все же срок, отпущенный вигилом, на исходе.

И вдруг такая удача! Подслушанный случайно разговор двух воинов-униэн о скором отъезде Мэйтианна и леди Хелит в Мор-Киассу натолкнул наемника на простой, но действенный план. Он давно присматривался к завсегдатаям окрестных трактиров, а сотоварищи Сойки идеально подходили на роль «мяса». Никаких сомнений – Рыжий порубит нападающих, даже не слишком сильно вспотев, но пока он будет занят, Чужой сможет вплотную заняться леди Хелит. Одного меткого выстрела из хорошего арбалета со стальной дугой должно хватить, хотя наемник не считал себя первоклассным стрелком.