Мелодия души - Бэлоу Мэри - Страница 33

Он находился в Пенсхерсте уже почти три недели. К этому времени Эмми уже должна бы знать. Скажет ли она кому-нибудь сразу же? Да и поймет ли, в чем дело? В ней поразительно сочетались мудрость и наивность, так что трудно было предугадать ее реакцию. Но неизвестность очень тяготила его. Эшли и сам не знал, хотелось ли ему, чтобы Эмили ждала ребенка – его ребенка – и он сам был бы вынужден, несмотря ни на что, жениться на ней.

С одной стороны, он всем сердцем надеялся, что этого не случится. Он не хотел заполучить ее таким путем, не хотел вынуждать ее делать то, чего она явно не желала. Но с другой стороны, стало бы легче, если бы ей пришлось позволить ему совершить честный поступок.

А еще одна сторона его существа тосковала по ней самой, по ее близости, дружескому участию, по ее непохожести ни на кого, по ее.., да разве можно выразить словами, по чему именно в ней он тосковал?

Кроме того, ему безумно хотелось ребенка. Сына, или дочь – не имеет значения. Своего ребенка, первенца.

Ага, вот письмо из Лондона, Но не от леди Стерн, а от его дядюшки Тео. Для того чтобы вызвать его в Лондон, едва ли выберут Тео. Иногда Эшли подумывал о том, чтобы съездить туда, не дожидаясь вестей. Лондонский сезон в самом разгаре. Он недавно возвратился в Англию. Это неплохой предлог для того, чтобы на недельку-другую отправиться в столицу. Просто для того, чтобы убедиться, что она здорова и пребывает в хорошем настроении. Чтобы узнать, не нуждается ли она в нем.

Хотя это он всегда нуждался в ней, а не наоборот. Все было совсем не так, как могло показаться стороннему наблюдателю. Эмми всегда была сильной и независимой.

Эшли взглянул на решительный почерк дядюшки и вскрыл печать. Дважды перечитав коротенькое послание, он фыркнул. Ай да старый греховодник! С тех пор как Эшли помнил себя, в семье ни для кого не было секретом, что Тео и леди Стерн были любовниками. И теперь они решили пожениться. Причем вовсе не собирались, не привлекая внимания, обвенчаться в какой-нибудь церквушке по специальному разрешению. Нет, они затевали грандиозное бракосочетание в самой модной из лондонских церквей, в присутствии множества представителей высшего общества.

Эшли желал им счастья, не сомневаясь, что им будет хорошо вместе. Они отлично знали друг друга. О них не скажешь, что они поторопились с женитьбой. Улыбка сползла с лица Эшли. Он вдруг застыл, осознав, какие последствия для него лично имеет то, что он прочитал. Письмо не просто извещало о свадьбе. Это было приглашение.

Эшли отложил письмо в сторону и задумчиво побарабанил по нему пальцами. Он сказал себе, что не поедет в Лондон. Эмми не захочет видеть его. Да и в поместье много работы. И соседям, которые уже заезжали к нему, долг обязывает нанести ответные визиты.

Но искушение было очень сильным. Обстановка в доме угнетала его. Он ощущал присутствие Элис в каждой оборочке на шторах, в каждой отороченной воланами подушке, в каждой акварели на стене и в каждой фарфоровой безделушке. Здесь, в Пенсхерсте, было несколько комнат, которые он так и не решился освободить от ее личных вещей.

Если бы она умерла естественной смертью, подумал он как-то раз, стоя с закрытыми глазами посредине ее гостиной, он, возможно, не испытывал бы здесь такого суеверного ужаса. Она не была ему женой и даже не пыталась отрицать, что имеет любовников. Она родила рыжеволосого мальчика через четырнадцать месяцев после того единственного раза, когда могла бы зачать ребенка от него. В ту ночь, когда случился пожар, она предупредила, что не будет ночевать дома.:

Однако какие бы доводы в свое оправдание он себе ни приводил за целый год нравственных мучений, ему не удавалось освободиться от чувства вины, потому что, когда дом был охвачен пламенем, он пребывал в постели одной замужней женщины. По иронии судьбы, это был единственный случай его супружеской неверности. Прав был Родерик Каннингем, предсказавший, что жизнь в доме, который, кажется, весь пропах присутствием Элис, станет наказанием для Эшли. Поэтому он искал предлог, чтобы уехать отсюда.

Была и другая причина, побуждавшая его ехать в Лондон. Как-то его вместе с другими ближайшими соседями навестила леди Верни. Эта пожилая дама рассказала о сыне и дочери, проводивших сезон в Лондоне. Их звали Генри и Барбара. Эшли пугала встреча с сэром Генри Верни, любовником Элис, которая, судя по всему, любила его фанатически. Верни, как полагал Эшли, исковеркал ей жизнь.

Если бы Элис не любила Верни и если бы он по какой-то причине не бросил ее, то она, возможно, не дошла бы до такой крайней ненависти к самой себе. А она вела себя так, будто ненавидела себя. Эшли был в этом уверен. Она нередко вызывала и у него чувство ненависти, но он испытывал к ней и жалость.

Ему не хотелось встречаться с Верни, но, как он теперь понимал, его заставило приехать сюда именно желание разобраться в том, что произошло в Пенсхерсте пять лет назад и повлекло последующие события. Он хотел обрести душевный покой, хотя понимал, что это недостижимо: ему не удавалось преодолеть чувство собственной вины.

Его управляющий весьма умело вел дела поместья. Экономка и дворецкий превосходно справлялись со своими обязанностями. Соседи с пониманием отнесутся к тому, что он отложит обещанные ответные визиты. У него не было никаких причин для отказа присутствовать на брачной церемонии Тео.

К тому же если он поедет, то на некоторое время освободится от гнетущего воздействия этого дома. Он сможет навестить Верни. И увидит Эмми.

Эшли закрыл глаза, представив, как она сидит, скрестив ноги, на мокрой траве в Боудене, в промокшем платье, которое облепило ее фигуру, босая, с влажными распущенными волосами. Она сосредоточенно хмурит брови и прикасается кончиками пальцев к его горлу. Он слышал ее низкий, странно привлекательный голос, произносящий «д-а-а».

Он увидит Эмми, если поедет.., когда поедет в Лондон.

Нечего раздумывать. Не может же он не присутствовать на бракосочетании.

К счастью, ночь была теплой. Эмми надеялась на это всю прошлую неделю, когда было облачно и холодно. Но сегодня погода была превосходной. Переезжая на лодке на другой берег Темзы, они могли любоваться лунной дорожкой на поверхности реки и звездами, отражающимися в ее водах.

Когда они подъехали к берегу, виконт Бердетт взял за руку Эмили, лорд Куинн помог выйти тете Марджори, а граф Уэймс – Дорис. Несколько минут спустя они стояли у входа в Воксхолл-Гарденз <Увеселительный сад в Лондоне (существовал с 1661 по 1859 г.).> и Эмили оглядывалась вокруг.

Справа от них тянулась, теряясь вдали, колоннада под готической крышей, увешанной золотистыми и красными фонариками. Прямо перед ними живописно располагались деревья и кустарники, среди которых были проложены многочисленные тенистые дорожки. Среди деревьев на центральной широкой аллее Эмили увидела ярко освещенную ротонду, где играли оркестры, выступали знаменитые певцы и можно было потанцевать. Посетители побогаче сидели за столиками в отдельных ложах, пили, закусывали и смотрели представление. Виконт Бердетт заранее заказал ложу на нынешний вечер.

– Леди Эмили, – спросил он, прикоснувшись пальцами к ее руке, опиравшейся на его локоть, – вам здесь нравится?

Еще бы! Трудно поверить, что это всего лишь парк с деревьями, травой и небом над головой. Интересно, как он выглядит, когда гаснут все эти фонарики и здесь становится темно и безлюдно? Но Эмми прогнала эту мысль.

Она весело улыбнулась человеку, который был самым постоянным кавалером из многочисленной толпы поклонников, следовавшей за ней, куда бы она ни пошла. Она и сама не понимала, чем заслужила такое внимание. Возможно, им никогда не приходилось ухаживать за женщиной, которая лишь улыбалась и кивала в ответ на самые неуклюжие комплименты или скучный разговор.

Однако лорд Куинн считал, будто их привлекает то, что она самая красивая молодая леди в Лондоне, а может быть, и во всей Англии. Эмили лишь смеялась. Тетя Марджори полагала, будто все дело в том, что Эмили искрится радостью и каждая улыбка лишь увеличивает ее красоту. Ее слова тоже забавляли Эмили.