Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 28

Несколько слов о местности и действующих лицах. Под африканскими Великими Озерами англичане обычно подразумевают лишь оз. Виктория и Танганьика, однако в современной литературе так обычно называется комплекс из шести озер, одним из которых является оз. Чад, примыкающее к Дарфуру, холмистому плато в Судане. Знаменитые «голубые холмы Донголы» – спорная в территориальном смысле область между северным Суданом и южным Египтом, за несколько десятилетий до описываемого времени отошедшая к Египту, но потом захваченная махдистами. Вади-Хальфа – небольшой, но стратегически важный город на египетской границе. Сейчас тот Вади-Хальфа, который существовал во время Конан Дойла, погребен под водами Асуанского водохранилища: современный городок с тем же названием выстроен несколько в стороне, далеко от гряды холмов.

«Великие государственные деятели», политик и военный – это премьер-министр Роберт Солсбери и генерал Гораций Герберт Китченер.

Британский генерал Гордон – герой (в прямом и переносном смысле!) первого этапа махдистских войн. В 1885 г., когда выяснилось, что ни египетские армии, ни немногочисленные английские войска не могут сдержать орды махдистов, он был послан в Судан. Задачей Гордона стало организовать эвакуацию уцелевших европейцев. Сразу поняв, что имевшихся в его распоряжении воинских сил для этого недостаточно, он тем не менее сделал все возможное и невозможное. В конце кампании Гордон с горсткой оставшихся ему верными войск надолго задержал махдистскую армию у стен главного города страны Хартума – и героически пал в неравном бою.

Теперь настало время упомянуть кое-кого «с той стороны». Халифа (с ударением на последнем слоге) – прозвище Абдаллаха ибн аль-Саида, преемника первого Махди. После смерти в 1885 г. Мухаммеда ибн Абдаллаха он возглавил махдистское государство и правил им вплоть до 1898 г. Когда махдисты были разгромлены англичанами, Халифа в каком-то смысле повторил судьбу Гордона: во время последнего из сражений возглавил атаку своей конницы – и погиб вместе со всем отрядом.

Сенусси, точнее «ас-Сенусси» – знатный арабский род, пользовавшийся светской и духовной властью над многими племенами, обитавшими на территории нынешнего Судана и Ливии. Возможно, имеется в виду самый известный представитель этого клана, «Великий Сенусси» Саид Мухаммед бен Али I (который ко времени описываемых событий уже умер, но у Конан Дойла регулярно встречаются анахронизмы). Другие возможные кандидатуры – его сын, Саид Мухаммед II, получивший прозвище Махди (что, впрочем, привело к некоторой напряженности в отношениях с настоящими махдистами, подданными Халифы), или один из его внуков, Саид Ахмед ас-Шариф. Так или иначе, во второй половине 1890-х активно функционировал основанный Великим Сенусси тарикат (суфийский орден) «Сенуссийя», идеология которого была очень близка к махдизму. «Штаб-квартира» этого ордена дервишей в те годы располагалась на территории ливийского оазиса Куфра, так что путь к нему действительно лежал на запад.

Добавим напоследок, что вся ситуация, связанная с самовластным правлением молодого бимбаши в отдаленном оазисе, описана с некоторой иронией. В армиях собственно Египта и Турции бимбаши («тысяченачальник») – достаточно высокое звание, примерно соответствующее подполковнику. Для молоденького офицерика, которому в обычных обстоятельствах полагалось бы носить даже не капитанские, а лейтенантские знаки различия, перевод в категорию бимбаши означал все же не такое уж головокружительное повышение, но в самом названии этого чина звучала определенная насмешка. Не над юными офицерами, а над восточной системой чинопроизводства, при которой на месте тысяченачальника мог оказаться человек с квалификацией младшего командира.

Кроме того, для самого Конан Дойла и его читателей дополнительный слегка пародийный оттенок содержался в описании многих сцен. Например – сцены судебного разбирательства. Она чрезвычайно напоминает средневеково-патриархальный суд в «доброй старой Англии», причем сходство это доходит до мельчайших деталей (например, судебные заседания традиционно проходили на открытом воздухе, под раскидистым деревом).

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Вот только когда в роле такого «феодального судьи» выступает не средневековый рыцарь сэр Найджел Логинг из «Белого отряда», а дебютирующий в качестве восточного владыки-«бимбаши» юный английский офицер – это не может не вызвать улыбки…

Романс по ведомству иностранных дел

Существует немало людей, помнящих Альфонса Лакура уже в старости. Со времени Революции – иными словами, с 1848 года – и вплоть до самой Крымской войны (старик Лакур умер на втором ее году) его всегда можно было встретить после девяти вечера в кафе «Прованс», что на бульваре Св. Онории. Месье Лакур там не столько пил кофе, сколько караулил потенциальных слушателей: если вдруг обнаруживалось, что никто из посетителей не жаждет с ним поговорить, он тут же покидал заведение. Но такое бывало редко.

Требовалось довольно-таки значительное умение владеть собой, чтобы выслушивать бывшего дипломата, ибо рассказы его были совершенно неправдоподобны, а вдобавок он тщательнейшим образом следил за лицом собеседника – достаточно было даже тени улыбки, едва заметного скептического изгиба бровей, чтобы сгорбленная спина месье Лакура выпрямилась, бульдожий его подбородок грозно выпятился вперед, а сам обладатель этого подбородка свистяще произнес: «Месье изволит с-с-смеяться?» и «Не пожалуете ли с-с-со мной, чтобы уладить долг чес-с-сти?!» В этом случае наступало самое время раскланяться, упомянув о купленном как раз на нынешний вечер билете в оперу – или о другом, не менее срочном деле; иначе конфликт и вправду мог зайти далеко[21].

Для примера можно вспомнить хотя бы историю старика о Тамерлане и о пяти устричных раковинах, а также очевиднейшим образом абсурдное повествование о второй поездке Наполеона в Аяччо. Однако наиболее обстоятельным, полным необычайных подробностей, явился рассказ (к которому старик Лакур приступал, когда откупоривали вторую бутылку) о побеге Наполеона с острова Святой Елены: повествователь утверждал, что император прожил целый год на свободе в Филадельфии, в то время как граф Герберт де Бертран, бывший по внешности полным его двойником, исполнял его роль в Лонгвуде[22]. Тем не менее изо всех историй старика ни одна не приобрела среди посетителей кафе столь же печальной знаменитости, как та, в которой речь шла о чтении Корана и о курьере министерства иностранных дел. Когда увидели свет «Мемуары» Отто[23], стало ясно, что ряд, казалось бы, странных утверждений старика Лакура, присутствовавших в этом рассказе, действительно имел под собой некоторые основания.

«Вы должны знать, месье, – говорил, помнится, старый Лакур, – что я уехал из Египта как раз после того, как был убит Клебер. Я с удовольствием остался бы там, поскольку занимался переводом Корана, и, между нами, в тот период у меня, глубоко пораженного мудростью взглядов магометан касательно брака, возникали даже мысли о переходе в мусульманство. Одна только, но, впрочем, существенная, ошибка присуща их взглядам – я имею в виду отношение приверженцев этой веры к употреблению вина, и это основная причина, которая помешала муфтиям обратить меня в свою веру.

Итак, старина Клебер погиб, и на его месте оказался Мену[24]. Вот после этого я и почувствовал, что необходимо уехать. Распространяться о собственных достоинствах – это, месье, не для меня, но вы, конечно же, поймете, что человеку не пристало быть в услужении у мула. Я прибыл в Лондон, имея при себе экземпляр Корана и все свои записки, связанные с переводом этой священной для мусульман книги на французский (были у меня такие планы). Но в Лондоне мне пришлось заниматься другим – там как раз тогда находился месье Отто, посланный туда первым консулом для заключения мирного договора, поскольку и Англия, и Франция уже порядком устали от войны, длившейся на тот момент десять лет. Я оказался очень полезен месье Отто по причине своего прекрасного знания английского языка, а кроме того, если позволите так выразиться, по причине замечательных дипломатических способностей. Счастливое это было время, когда мы жили на площади Блумсбери… Климат вашей страны, месье, правду сказать, отвратителен, но в этом есть и своя прелесть: прекраснейшие цветы лучше всего растут как раз под дождем, достаточно взглянуть на ваших юных соотечественниц… Надеюсь, вы меня понимаете.